Семко - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если, как вы говорите, у меня нет никаких средств добиться короны, почему вы хотите меня заполучить? – спросил он.
– Потому, – воскликнул Хавнул, – что, вступая на порог нового государства, Ягайлло не хочет иметь врагов. Вы можете безрезультатно мучить нас войной…
Князь покачал головой.
– Поставьте себя, – сказал он, – в моё положение. Я был выбран и провозглашён королём! Воспоминания об этом дне не сотрутся. Правда, без власти, но я король по сей день… Я из крови тех панов, которые долгие века владели Польшей. Корона по закону не могла бы перейти на кудель. Разве я мог бы отказаться от этого, забыть, что боролся, признать себя побеждённым? Лучше умереть, чем выносить позор. Я имел бы покой, а честь бы потерял.
Князь оживился, говоря, голос его дрожал. Хавнул дал ему остыть.
– Быть побеждённым – вещь тяжёлая, – сказал он, – но какой рыцарь им не бывал? Вы же, милостивый пане, не побеждены, не будете, посвятите себя Церкви, обращению язычников, делу Христа; Бог вам за это воздаст, люди оценят, Польша будет благодарна.
Хавнул говорил живо и с горячностью человека, который был ослеплён великой целью, которая была перед ним. Голос его дрожал, слова имели некую силу, какую даёт сильный дух. Князь колебался с ответом. Он не смел спрашивать, что может получить от Ягайллы взамен. Староста дал ему подумать и, подождав немного, начал:
– В том доме Ягайлло первое время будет нужаться в покое; впрочем, его ждёт неминуемая война с Орденом. Крестоносцы, не в состоянии крестить и сделать союзником и данником, обратят против него все силы. Война в доме была бы несчастьем. Поэтому не будь, князь, врагом, а будь союзником, подражай брату. Вернёшь весь свой удел.
– Я держу Куявию, – вставил князь.
– Я уверен, что или Ягайлло вам её оставит, или вознаградит другим даром.
Староста, помолчав минуту, робко, с колебанием прибавил, понизив голос:
– Ваша милость, будучи в Вильне, вы видели молодую и чудесной красоты сестру Ягайллы… Александру.
Семко покраснел и вздрогнул.
– Ягайлло непременно отдаст вам её руку с приданым. Будете ему милейшим братом, как она дражайшая ему из сестёр. В силу этого вы будете так близко к трону, что у вас ни великопольские паны, никто на свете отобрать сердце Ягайллы не сможет. Будете ему советником, братом.
Князь, слушая, поглядел на Хавнула уже не хмурым взглядом, которым его приветствовал, но озарённым надеждой. В его голову пришёл образ той златоволосой девушки. Могла ли она приговором Божьим быть ему предназначенной и указанием судьбы? Его сердце забилось. Так всё складывалось, что он мог видеть в этом волю Провидения. Однако гордость не позволяла так скоро сдаться, она ещё теперь закрывала ему уста.
Хавнула не оттолкнуло упорное молчание, и он сам говорил дальше:
– Княжну Ольгу-Александру я знаю с детства. Мало того, что с рождения красива, и что у нас нет равной ей по красоте. Гораздо больше значит, что у неё сострадательное сердце, что со слугами и невольницами добра, что все её любят, а она для самых бедных лучшая. Ревностная христианка, набожная, работящая…
Хавнул с восхищением долго говорил о качествах и добродетелях княгини.
– Ягайлло её любит больше других своих братьев и сестёр, – прибавил он, – поэтому можете быть уверены, что и вам обеспечит прекрасную судьбу.
Семко спокойно слушал, погружённый в мысли, ничего не отвечая, иногда вставлял короткий вопрос, не давая ничего узнать по себе, кроме любопытства. Однако из самого молчания Хавнул имел право заключать, что мысль, которую принёс, взяла его за сердце.
Они еще долго сидели по окончании ужина, пока не опустилась ночь… и им светил только разведённый костёр. Для Хавнула его челядь приготовила неподалёку шалаш. По правде говоря, они разошлись, ничего не решив, потому что Хавнул настаивать не мог, но староста удалился на ночлег с сердцем, исполненным надежды.
По дороге ещё встретив прогуливающегося брата Антония, Хавнул наклонился к его руке и шепнул:
– Отец, молитесь, чтобы мы не вернулсь ни с чем.
– Весь вечер Богу вздыхаю об этом, – ответил старичок.
Оставшись один, Семко долго сидел у огня. Сон не шёл к нему. Он думал и взвешивал, как поступить.
Только один стыд его ещё сдерживал. Очевидно, милостивое Провидение подавало ему руку, чтобы вырвать его с края пропасти. Но нужно было иметь мужество и неизменное решение, чтобы противостоять новым искушениям Бартоша и тех, кто с ним держался. Порвать с прошлым, вернуться на отцовскую и братскую тропу, навеки отказаться от мечты о короне! Сегодня это была уже только золотая мечта, которая кончилась кроваво и черно.
Набожный Семко обратился к Богу… что-то в душе ему подсказывало, что правление Пястов и род окончились.
Почему он не погиб в бою?
Мечтая и грезя, пробуждаясь в новых размышлениях о своей доле, Семко пролежал на постлании до утра. Он вскочил, услышав чирикание маленьких птичек, и пошёл блуждать по острову. Там его встретил также уже проснувшийся и молившийся брат Антоний; а через минуту подошёл Хавнул.
– Милоствый князь, – сказал он, – я сбежал сюда, чуть ли не рискуя жизнью, у меня считанные часы. Поэтому я покорно прошу вас: решите, с чем я должен вернуться.
Семко долго стоял молча, готовые слова не могли выйти из его уст. Наконец, вздыхая, он вытянул Хавнулу руку и шепнул:
– Да будет воля Божья.
– Amen, – добавил набожный староста, склоняя голову и поднимая её затем с безоблачным лицом.
Он с чувством поцеловал руку князю.
– Я жизнь свою ставлю на то, – воскликнул он, – что ваша милость об этом решении не пожалеете. Ягайлло сделает для вас, что только в его власти; я готов закрепить это присягой. Но сохраните ему верность, князь.
– Что мне делать? – спросил Семко.
– Сейчас нет ещё ничего такого, что могло бы выдать заключённый договор. Приезжает Ядвига; все спешат принять молодую королеву; ежели ваша милость захотите, хотя бы тайно, можете оказаться в Кракове. Я уверен, что малопольские паны пожелают согласия и забвения споров, и миром оплатят. Ваша милость, то, что получите от них и от королевы, то мы свято сдержим, а в расчёт это входить не будет. Сейчас больше дел нет.
Семко дал знак согласия. Он ещё раз подал руку Хавнулу, потом достал крест, который носил на груди, поцеловал его и сказал:
– Этой эмблемой Спасителя я клянусь вам,
