Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология

Элегия тени

Мельчает род, и опустела чашаВеселья прежнего. Уже давноХолодный ветер — ностальгия наша,И ностальгия — все, что нам дано.

Грядущее минувшему на сменуПолзет с трудом. А в лабиринтах снаДуша везде встречает только стену;Проснешься — снова пред тобой стена.

Зачем душа в плену? Виной какоюОтягчены мы? Чей зловещий сглазНам души полнит страхом и тоскоюВ последний сей, столь бесполезный час?

Герои блещут в невозможной далиБылого, — но забвенную странуНе видно зренью веры и печали;Кругом туман, мы клонимся ко сну.

Который грех былого столь жестокоБесплодьем искупить пора пришла?Зачем столь беспощадна воля рока,Столь сердцу безнадежно тяжела?

Как победить, сникая на излете —Какой войною и каким оружьем?Для нашей скудной и заблудшей плотиУжели казнь горчайшую заслужим?

Прекрасная земля былых героев —Под знойным солнцем средь лазурной шири.Что высоко сияло, удостоивВсех милостей тебя, возможных в мире! —

О, сколько красоты и славы прежней!Надежды опьяняющая рьяность —Увы, чем выше взлет, тем неизбежнейИстория: паденье в безымянность.

О, сколько, сколько!.. Вопросишь невольно,Где все, что было? В глубине Гадеса,Во свете черном никому не больно,Ничьи стенанья не имеют веса, —

Кого, по воле темного владыки,Отпустят в жизнь из царства древней тьмы,Когда придем по следу Эвридики —Иль станет так, но обернемся мы?

Не порт, не море, не закон, не вера —Велеречивый, горестный застойЦарит один как мертвая химераНад скорбной влагою, над немотой,

Народ без рода, стебель без опоры,Предпочитающий не знать о том,Что смерть спешит к нему, как поезд скорый,И все в нутро свое вберет гуртом.

Сомнений и неверия стезя,Ведущая во глубину сознанья,Где никакою силою нельзяСпастись от косной жажды нежеланья.

Сиротству подражая и вдовству,Мы записать хотим рукой холоднойТот сон смешной, что видим наяву,Сон бесполезный, скучный и бесплодный.

Что станет со страной, среди народовНа Западе блиставшей, как маяк,С когортой рыцарей и мореходов,Вздымавших гордо португальский флаг?..

(О шепот! Вечер, ночь уже почти —Сдержи слова ненужной укоризны;Спокойствием страданье сократиВ огромном сердце гибнущей отчизны.

О шепот! Мы неизлечимы. НынеНас пробудить бы, мнится, только могВихрь той земли, где посреди пустыни,У бездны на краю, почиет Бог.

Молчишь? Не говоришь? Ужель полезнейВ себе лелеять слишком горький опыт,О родина! Как долго ты в болезни —И спать-то не умеешь. Жалкий шепот!)

О день, в тумане будущего скрытый:Король воскресший твердою рукойСпасет народ, и осенит защитой —Взаправду ль Бог назначил день такой?

День очищенья от греха и срама —Когда прийти назначено тебе,Исполнить долг, разверзнуть двери храма,Затмить глаза блистающей Судьбе?

Когда же, к Португалии взывая,К душе-пустыне, дальний голос твойПрошелестит, как благостная вайяНад влагою оазиса живой?

Когда тоска, дойдя до крайней грани,Увидит в час перед рассветом, какВозникнут очертания в тумане,Что ныне сердцу грезятся сквозь мрак?

Когда? Движенья нет. МеланхоличныйЧеред часов: душа привыкла к ядуНочной досады, вечной и обычной,А день способен лишь продлить досаду.

Кто, родина, расправился с тобой,Отравленною сделал и недужной,Кто жалкой наделил тебя судьбой,Прельщая пищей — сытной, но ненужной?

Кто вновь и вновь тебе внушает сны?Кто вновь и вновь тебя могилой манит?Твои ладони слишком холодны.О, что с тобою, в жизнь влюбленной, станет?

Да, ты жива, да, длится бытие, —Но жизнь твоя — лишь сонные мгновенья…Все существо облечено твоеПозорною хламидою забвенья.

Спи — навсегда. Знай, греза голубаяХотя бы не спалит тебя дотла —Как сон безумный, что любовь любаяК тебе, о родина, — всегда мала.

Спи безмятежно, — я с тобой усну,Волнениям подведены итоги;Ты, у надежды не томясь в плену,Не будешь знать ни жажды, ни тревоги.

Спи, и судьбы с тобой единой радиПребудут отпрыски твоей семьиВ таком же сне, и в нищенской отраде —Обнять стопы любимые твои.

Спи, родина, — никчемна и ничтожна,А коль узришь во сне надежды свет,Знай, все — не нужно, ибо невозможно,И цели никакой в грядущем нет.

Спи, кончен вечер, наступает ночь,Спи, — ненадежный мир смежает веки,Предсмертным взором отсылая прочьВсе, с чем теперь прощается навеки.

Спи, ибо все кончается с тобой.Ты вечной жизни жаждала во славеПред этой пустотою голубой —Быть вечным вымыслом? О, спи, ты вправе

Исчезнуть, не внимая ничему;Для праздных душ в мечтаньях мало проку;Вечерний час уводит нас во тьмуНавстречу ветру, холоду и року —

Так, лику смерти противостоя,Взглянув во мрак, что мир вечерний кроет,Промолвил римский император: «ЯБыл всем, однако быть ничем — не стоит»[23].

Алваро де Кампос

(Фернандо Пессоа)

Курильщик опиума

Господину Марио де Са-Карнейро

Душа больна, — и пусть не столь жестокоХворать и выздоравливать в бреду, —Я погружаюсь в опий и бредуИскать Восток к востоку от Востока.

Я много дней страдаю на бортуОт боли головной и от горячки,И сил, чтоб выносить мученья качки,Должно быть, никогда не обрету.

Презрев устав космического круга,По шрамам золотым свой путь продлив,Я грежу, что в приливе есть отливИ наслажденье — в ганглиях недуга…

Но механизм несчастия таков,Что вал не совершает оборотов, —И я плыву меж смутных эшафотовВ саду, где все цветы — без черенков.

Вхожу, на произвол судьбы оставлен,В сплетенный сердцем кружевной узор,Мне чудится: в моей руке топор,Которым был Предтеча обезглавлен.

Я, заточенный, сызнова плачуЗа все, что прежде натворим предки.Мои больные нервы — в тесной клетке,Я в опий, словно в ямину, лечу.

На зов его, не говоря ни слова,В прозрачные спускаюсь погреба,И вот луна восходит, как Судьба,И ночь алмазами искрится снова.

А наш корабль сегодня, как вчера,Плетется по Суэцкому каналу,И жизнь моя на нем течет помалу,Тягучая, как камфара с утра.

Я зову дней растраченных не внемлюИ утомлен, меня берет тоска —Она во мне, как жесткая рука,Что душит, но не даст упасть на землю.

Я в захолустье португальском жилИ познавал природу человечью,Я с детства овладел английской речьюИ упражняюсь в ней по мере сил.

Приятно было бы порой в «Меркюре»[24]Стихи свои увидеть иль рассказ —Мы все плывем, и я грущу подчас,Что до сих пор не видел даже бури!

Тоскливо дни проходят на плаву,Хотя порой со мной ведут беседыКакие-то британцы, немцы, шведы —Я болен тем, что до сих пор живу.

И я смотрю уже как на причудуНа путь в Китай и прочие края:Ведь есть один лишь способ бытия,А мир и мал, и очень сер повсюду.

И только опий помогает мнеОт жизни, — вязкой скуки и болезни;Я в подсознаньи прячусь, в утлой бездне.Как блекнет все, что не внутри, а вне!

Курю. Томлюсь. Чем далее к востоку —Тем ближе запад, и наоборот.Коль скоро Индия во мне живет,То в Индии реальной много ль проку?

Мне горько быть наследником в роду.Видать, везенье увезли цыгане.И перед смертью — ведаю заране! —На собственном замерзну холоду!

Я лгал, что делом инженерным занят,По Лондонам и Дублинам спеша.Старушка-нищенка — моя душа —За подаяньем Счастья руку тянет.

Корабль, не направляйся в Порт-Саид!Плыви уж сразу к дальнему Китаю!Я в смокинг-рум'е время коротаю,Со мною — граф (болтун и сибарит).

Зазря к Востоку плавал я, похоже.Печально, что ни сил, ни денег нет.Я есмь сомнамбулический поэтИ монархист, но не католик все же.

Вот так и жить с людьми бы, в их числе,И не вести бы счет любой банкноте!Однако нынче я в конечном счетеВсего лишь пассажир на корабле.

Я неприметней всех людей на свете.Скорей слугу заметишь вон того,Как жердь, сухого, — посчитав егоШотландским лэрдом (правда, на диете).

Нет дома у меня. Растрачен пыл.Скабрезный тип, помощник капитана,Видал, как я иду из ресторанаСо шведкою… и сплетню распустил.

Кому-нибудь я поломал бы костиВ один прекрасный днесь и повод далДля разговора бы, что вот, скандал…Нет, выше сил молчать, кипя от злости.

Я целый день курю и что-то пьюАмериканское, тупея разом.Что выпивка! Поддерживал бы разумПохожую на розу жизнь мою!

Ложатся долгой чередою строки,Талантик мой, как вижу, мне не впрок.Вся жизнь моя — убогий хуторок,Где дух изнемогает одинокий.

Британцы — хладнокровнейший народ.Спокойнейший. Подобных в мире нету.Для них судьба ясна: подбрось монету —И счастье к одному из них придет.

Но я — из той породы португальцев,Что без работы, Индию открыв,Остались. Правда, я покуда жив,Но только смерть — удел таких страдальцев.

А, дьявол побери весь белый свет!Наскучила и жизнь, и обстановка.Мне мерзок стал Восток. Он — как циновка,Скатать ее — всех красок нет как нет.

И снова опий. Бесконечно жутокДолг проползти сквозь столько дней подряд,А тех благонадежных, что едятИ спят в одно и то же время суток, —

Побрал бы черт! Но вся моя беда —Расстройство нервов, безнадежно хворых.Кто увезет меня в края, в которыхЯ захочу остаться навсегда?

Увы! И сам томленья не отрину!Мне стал бы нужен опий, но иной —Что в краткий миг покончил бы со мнойИ в смерть меня вогнал бы, как в трясину!

О лихорадка! Это ль не она?Нет, в самом деле, это лихорадка.Жизнь длится от припадка до припадка,Что ж, истина открылась — хоть одна.

Настала ночь. Рожок зовет на ужин.Общественная жизнь — всего важней!Блюди, блюди чередованье днейВот так-то! И хомут тебе не нужен!

Нет, вряд ли это все мне с рук сойдет.Увы — не обойтись без револьвера,И лишь тогда вернется в сердце вераИ, может быть, закончится разброд.

Кто взглянет на меня, сочтет банальнойВсю жизнь мою… Ах, мой наивный друг…Ведь это мой монокль на все вокругГлядит с усмешкой неоригинальной.

Любое сердце сгинуло б давно,Лишь встретившись с моим астральным мраком.Сколь многим под таким же точно фракомМой вечный страх скрывать не суждено?

Еще хотя б настолько я снаружиИзящно сложен был, как изнутри!Скольжу в Мальстрем, — увы, держу пари,Что я хочу скользить в него к тому же!

Я лишний человек, и в этом суть.Пускай протерт рукав, засален лацкан,Но ты, мечтой высокою заласкан,С презреньем можешь на других взглянуть!

Мне хочется порой завыть от злобы,Кусать и грызть свои же кулаки.Да, это было б нормам вопрекиИ зрителей почтенных развлекло бы.

Абсурд, на сказочный цветок похожТой Индии, которой нет в поминеВ морях Индийских, — мне зажегся ныне.Спаси меня, Господь, иль уничтожь!

Лежать бы, ничего не замечаяЗдесь, в кресле, — а конец для всех един.Я по призванью — истый мандарин,Но нет циновки, полога и чая.

Ах, как бы очутиться я хотелВ гробу, в могиле, под земным покровом.Жизнь провоняла табаком лавровым.Куренье — мой позор и мой удел.

Избавь меня, о Боже, от обузыВсей тьмы, скопившейся во мне, внутри!Достаточно комедий! ОтвориМоей душе спасительные шлюзы!

Барроу-ин-Фернесс[25]