Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

Бронислав Петрович, отправив Финютина на встречу с подростковой бандой, вместе с Курпатым и лейтенантом Бражниным отправился пристраивать привезенное типографское оборудование. Все прошло спокойно, и оборудование было размещено в подвале аварийного дома, всех жильцов которого переселили. Михаил стал распаковывать ящики и освобождать составные части типографского станка от промасленной бумаги.

– Завтра сюда придут несколько смышленых парней из ремесленного, которые учатся на наборщиков и наладчиков станков, и через пару дней можно будет опробовать печать, – кивнув на ящики, пояснил милиционер.

– Это хорошо, потому что мы должны поскорее доложить в центр, что подготовительные работы завершены, – кивнул Христофоров.

– Сегодня к часу дня вам с документами необходимо прибыть в исполком к Брюжалову, – неожиданно сообщил дядя Коля.

– К Брюжалову? Зачем? – удивился Бронислав Петрович.

– Не знаю, – развел руками работник милиции. – Сказано передать, вот я и передаю.

– Что же, с удовольствием повидаюсь с ним, – отметил Христофоров, ожидая от встречи положительного результата.

В запасе было еще несколько часов, и Бронислав Петрович решил пройтись по знакомым местам. Подошел к своему дому, но не стал заходить во двор, опасаясь быть узнанным соседями и втянутым в ненужные разговоры. Его дом совершенно не пострадал от бомбежек, и это порадовало Христофорова, который не исключал возможности заселиться в свою бывшую квартиру после войны. «А что будет после войны? – поймал себя на мысли немецкий шпион. – Кто победит?» Ему вдруг стало неуютно, и настроение испортилось. Конечно, сейчас он хотел победы своих новых хозяев, и его даже стало раздражать, что немцы никак не могут взять этот замороженный полумертвый город.

– Предъявите ваши документы! – раздался окрик, заставивший Христофорова вздрогнуть всем телом.

Позади стоял комендантский патруль – красноармеец и младший лейтенант.

– Пожалуйста, – промямлил Бронислав Петрович, доставая удостоверение личности и документы о комиссовании по инвалидности.

– Воевали? – внимательно изучив, уважительно возвратил документы младший лейтенант.

– Да, в истребительном батальоне, – ответил Христофоров, стараясь унять нервную дрожь.

– Повезло, – с восхищением посмотрел на него безусый юнец с петлицами младшего офицера. – А меня все при комендантском полку держат.

– Ничего, сынок, придет и твое время, – немного успокоившись, с легкой иронией посочувствовал ему инвалид.

Около часа Христофоров подошел к зданию ленгорисполкома и, получив пропуск, поднялся на этаж к Семену Ивановичу. Секретарша, в пуховом платке поверх новенькой стеганой телогрейки, попросила подождать, указав на черный кожаный диван в приемной.

– Холодно что-то у вас, – попытался завязать с ней беседу Бронислав Петрович, – две недели назад был, так вроде топили.

– Уголь не подвезли, – зло огрызнулась секретарша, словно необходимый для тепла уголь не подвез именно Христофоров.

– Март заканчивается, скоро тепло придет, – попытался он подбодрить ее.

– Да лучше бы не приходило, – неожиданно отреагировала женщина.

– Почему? – недоуменно вскинул бровь Христофоров.

– Так Ладога растает. Как продукты возить будут?

– И то верно, я не подумал, – покивал Бронислав Петрович.

Тем временем от Брюжалова вышли несколько крупных военных чинов, и Христофорова пригласили в кабинет.

– Перейдем сразу к делу, – пожав ему руку, заговорил Семен Иванович. – Я хочу назначить вас инспектором продотдела и возложить на вас очень важные обязанности.

– Меня в ленгорисполком? – удивился Христофоров.

– А что? – пожал плечами резидент немецкой разведки. – У вас хорошая, незапятнанная биография. Вы воевали, инвалидность по контузии получили.

– Это так, но как-то странно, – улыбнулся Христофоров. – Не успел вернуться…

– А вот о вашем вояже лучше не вспоминать, – жестко перебил Брюжалов. – И вообще, на вас, в отличие от ваших спутников, у меня серьезные виды.

– Спутников? – уточнил Христофоров.

– Да тех двоих… – как-то неопределенно отозвался о засланных вместе с Христофоровым Финютине и Курпатом.

– Что это значит? – не понял старший их группы.

– Это значит, что работа в тылу чревата провалами и арестами, и те двое, исходя из их задач, наверняка будут среди первых арестованных, – совершенно спокойно рассуждал Брюжалов. – Мне же нужна правая рука вместо случайно погибшего моего человека, с которым я проработал много-много лет. И вы, Бронислав Петрович, мне подходите, как никто другой.

– А как же те задачи, которые передо мной были поставлены?

– Ваши напарники ими и займутся. А вы с ними больше не будете контактировать, – продолжал Семен Иванович. – Кроме меня, вы теперь будете контактировать только с лейтенантом милиции Бражниным. Или вас что-то не устраивает?

Брюжалова вывел из себя растерянный вид собеседника.

– Меня все устраивает, – моментально собрался Христофоров – Кого же может не устроить хорошее предложение?

– Другое дело, – успокоился Семен Иванович и перешел на свойский тон. – Пиши заявление о приеме и – к инспектору по кадрам. С завтрашнего дня на работу, в комнату в общежитии заселишься сегодня же, не возвращаясь на старую квартиру.

– Там кое-какие вещи остались, – заметил Христофоров, берясь за бумагу и перьевую ручку.

– Все купишь заново, в этом у тебя проблем не будет. Ты теперь самый богатый человек в городе, в твоем распоряжении продуктовый склад.

– Чей склад? – ошарашенно выпучил глаза Бронислав Петрович.

– Официально исполкомовский, эвакуационный резерв, – наслаждаясь произведенным на собеседника эффектом, пояснил Семен Иванович. – Но больше половины продуктов на складе не учтено и никому не принадлежит. Покойный Сосков в свое время передал мне их на благие дела.

– И все это будет в моем распоряжении? – удивился такому доверию Бронислав Петрович.

– В ведении, – поправил Брюжалов. – Продукты в голодном городе – самый весомый аргумент в нашу пользу. И не вздумай злоупотреблять, сам себя выдашь. За тобой мои люди приглядывать будут. Если на себя, по жадности, энкавэдэшников наведешь, то понимаешь, что с тобой будет.

– Понимаю, меня арестуют, – кивнул бывший тенор.

– Нет, мы тебя ликвидируем, чтобы из тебя в Большом доме признания не потекли, – строго предупредил Брюжалов.

– А есть-то продукты можно? – поинтересовался перепуганный Бронислав.

– На складе, внутри, чтобы не видела охрана, из неучтенного товара можешь есть хоть до заворота кишок, вот выносить только по исполкомовским накладным, – улыбнулся Брюжалов.

Он взял написанное Христофоровым заявление, и, наложив на него визу, вернул. Понимая, что разговор закончен, Христофоров взял подписанное заявление и направился к инспектору отдела кадров, к чьей фамилии взывала резолюция об оформлении на место умершего Серебрицкого. Что за место занимал его предшественник, Бронислав Петрович понял по отношению, с которым его принял инспектор кадров. По его заискивающему виду стало понятно, что его предшественник имел огромное влияние на весь аппарат исполкома Ленсовета, и это ощущение своей значимости нравилось Христофорову все больше и больше. После оформления на работу он отправился получать сухой паек, немногим отличающийся от скудного рациона других ленинградцев, а затем пошел в общежитие, где его поселили в отдельную небольшую, но уютную комнату. Но самое главное, что поразило нового сотрудника исполкома, в общежитии были паровое отопление и душ с почти горячей водой. У него даже возникало ощущение, что это он находится где-то в другом месте, где нет войны. Бронислав Петрович прилег на пружинную кровать и погрузился в сон.

Брюжалов после уходя Христофорова проанализировал произошедший между ними разговор и остался доволен его результатом. Слабое звено, образовавшееся после убийства Серебрицкого, было устранено, и теперь он опять почувствовал себя уверенно и спокойно. Правда, с появлением в его доме подруги дочери он стал ловить себя на мысли, что полнейшего спокойствия ему уже не видать. Однако беспокойство имело другой характер. То чувство, те ощущения, которые охватывали его при виде красивой, молодой девушки, были больше похожи на трепет, на любовное влечение. Таких чувств он не испытывал, когда знакомился со своей женой, и поэтому это пугало и радовало. Он, словно сапер или первооткрыватель, понемногу, не спеша, исследовал свое новое чувство, поражаясь его силе, но в то же время понимая, что оно делает его слабым, зависимым. Одним словом, Семен Иванович находился в противоречии чувств и разума. Но все же мужское начало потихоньку брало свое, вытесняя осторожность и рассудительность, ему свойственные как успешному немецкому разведчику. Вспомнив о девушке, мать и отчима которой арестовали по его доносу и которая сейчас должна быть дома, он не выдержал и набрал номер своего телефона.