Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

– Ф-фотографию? Мою? – я так удивлена, что и не знаю, что сказать. Кусаю губы, не представляя, откуда у Ильи мог оказаться мой снимок.

– А ты чего стесняешься, Женя? – поднимает густую бровь Большой Босс. – Ведь в новогоднюю ночь признались еще!

– Как в новогоднюю? – теперь очередь удивляться маме. – Женя?

– Это было недоразумение… Я обронила случайно, когда встретила Михаила, а Илья не стал говорить.

– Случайно – поутру двумя ногами в один сапог влезть, Кунсулу, – вновь называет меня непонятным словом Матвей. – А джигита случайно женить – плевком солнце достать, так же невозможно. То, что у тебя на руке – свадебный подарок моего названого сына своей невесте. Его выбор и его решение. Не случайное, уж поверь старому Байгали. А вот то, что сегодня с Ильей происходит, даже недоразумением не назовешь. Почему так, мне понять сложно.

Я не знаю, что и думать. Если мужчина прав, и отец Ильи не ошибся… Почему не сказал? Почему не нашел? Ведь смог бы, если захотел…

Понимание настигает меня ударом молнии. Огорошивает похлеще ушата ледяной воды. Бросает из воды в полымя, вновь побуждая сорваться с места и бежать, нестись в опустившуюся на город ночь сломя голову. Ведь я чувствовала, каким нежным он был со мной, знала в душе, что не мог он быть таким с другими! Должна была понять, когда пришел! Когда после Игоря не отвернулся! Когда так целовал, что от счастья заходилась криком душа!

Почему же мы промолчали оба?!

– Потому что пообещал, – говорю я потерянно вслух. – Я попросила, а он пообещал, что никто и никогда не заставит меня любить его против моей воли.

– Четыре боя, Люк. Четыре боя с лучшими бойцами моих друзей и, если ты выстоишь, как заявляешь… Если продержишься на ногах первые три, до встречи с моим новым бойцом – Сагитом, – я заплачу тебе с общака вдвое больше твоей прошлой доли. А если не устоишь…

– Если я не сдохну, Айдар, ты заплатишь мне половину. В противном случае – моя доля достанется тебе.

Руки Шамана мерно катают в пальцах черные бусины чёток, пока узкий взгляд сверлит мое лицо.

– А ты стал дерзок, мальчишка. И без гаранта. Я бы на твоем месте, пастушок, попридержал норов. Не думай, что на собак Байгали не найдется пары голодных волков, а на расплодившееся стадо – нового пастуха. Жаден к богатствам степи отец твой названый стал, а ты с него дурной пример берешь. Заносишься. Нехорошо.

– Я беру свое, Айдар. Если ты опустил мое в свой карман – не сетуй на чужую жадность, с себя спрашивай. Матвей в любом случае, как гарант, получит с моей доли часть денег, здесь мы с тобой прежде ударим по рукам. Не советую играть на «сыновних» чувствах. Я доброту старика помню, а сам обид не забываю.

– Я выставлю против тебя сразу Сагита и Алима, не побоишься? Баи сегодня собрались серьезные, а ты, пастушок, дерзишь не в меру. Проучить бы тебя не мешало, а нам интерес поднять. Так как?

Я поднимаю глаза на замерших за плечом Шамана Алима и нового, незнакомого мне бойца – крупного парня лет тридцати, в ответ на мой взгляд набычившего широкие плечи и нервно заигравшего на скулах желваками.

– Этот бой будет стоить тебе, Шаман, и твоим баям общака.

– Если выживешь.

– Если выживу.

Айдар долго смотрит на меня, откинувшись в кресле. Отложив четки на стол, оглаживает толстыми пальцами бороду, щуря глаза, покусывая губы. Я – желанная добыча, сумма за каждый бой со мной заявлена немалая (в этот раз я сам выдвигаю условия и не намерен щадить ни себя, ни чужие кошельки) и все равно среди желающих испытать своих бойцов Шаман самолично отобрал лучших. При любом исходе боев он как организатор получит половину, но за озвученное им желание придется платить и ему самому…

Он долго думает, пока я отпускаю насмешку в широкое, искаженное сомнением лицо: да, это вызов нам обоим, но если уж ты решил испытать чужое мужество, найди смелость проявить свое. Шаман слишком любит деньги, чтобы все потерять и, все же, я не сомневаюсь, что бай согласится: слово брошено, дело за личной неприязнью и несведенными счетами. А мне сейчас все равно.

– Хорошо, Люк. Если ты не сдохнешь, ты заберешь все. Но для тебя бой с Алимом и Сагитом из четырех будет последним. Каким бы ты ни пришел к нему, хоть ползком на коленях, я все равно вздерну тебя на ноги и отдам своим джигитам. Не думай, щенок, что ты увернешься после того, как мы с тобой при свидетелях ударим по рукам. Я сегодня намерен поставить на своих ребят большие деньги и увидеть результат. И я бы сейчас не скалился на твоем месте. Возможно, именно мое слово и моя рука будут последними, в чьей воле окажется твоя жизнь.

Он нервничает, вновь в бороде покусывая губы. За мою смерть, случись таковая в бою, ему придется дорого заплатить, – Байгали спросит за названого сына. Но Шаман готов рискнуть, заручившись моим словом и согласием, данным приглашенным баям. Слишком манят его риск и азарт. Слишком сильно желание ослабить власть Матвея. Слишком много в предстоящей схватке личного между нами тремя.

– Не переживай, Айдар. Я буду очень стараться проиграть, но твоим ребятам придется попотеть. Я не отдам свою жизнь дешево. А насчет щенка… – Я встаю с кресла и приближаюсь к Шаману на шаг. Нависаю над сидящим баем, заставляя его охрану вцепиться мне в руки. Давая повод возненавидеть меня еще больше. Заводя себя, давая себе то, что мне сейчас так нужно, – ярость. Полностью включаясь в игру. – Это был последний раз, когда ты обманулся на мой счет, Шаман. Ты только что признал за мной право ставить тебе условия и оскаливать клыки. В следующий раз они располосуют тебе горло. Не вынуждай меня закончить наш спор прямо сейчас.

Ярко освещенный бойцовский круг. Напряженное дыхание соперника на расстоянии вытянутой руки, сдержанное волнение разгоряченной толпы на периферии зрения и такой знакомый звук глухих хлопков и ударов. И боль, что не приносит облегчения…

Она все еще недостаточно сильна для того, чтобы разломать тело на куски и, наконец, освободить меня. Ну же! Я не отпускаю ее, позволяя взрезать меня. Я хочу этой чертовой боли, чтобы забыться! Чтобы тело ныло и болело так же, как душа! Но Бог Удачи сегодня играет в странные игры, и тело снова предает меня, раз за разом окунаясь в приступы холодной стремительной ярости, не позволяя тому, что сушит меня изнутри, усмирить его.

Твою мать! Я заканчиваю второй бой в надежде, что третий соперник окажется куда проворнее валяющейся у ног бессознательной туши, вскидываю руку и скалю Шаману все еще целые зубы:

– Второй за мной, волчара!

Минуты ожидания тянутся так медленно, что, кажется, наступившая ночь давно слилась с вечностью, стерев воспоминания о прошлом дне. Лицо Романа Сергеевича в косом луче уличного фонаря отдает пепельной серостью, губы так плотно сжаты, что видна лишь темная линия, разрезавшая рот, и я понимаю, что ему сейчас ничуть не легче, чем мне.

– Ну что, Матвей? – Байгали стремительно распахивает дверь беседки, и мы с Боссом дружно подаемся навстречу показавшемуся мужчине. – Есть что-нибудь об Илье?

– Хвала Аллаху! Нашли, Роман! – хозяин дома взметает руки к небу. – Он в двух часах езды от Астаны, на территории завода младшего Касым-бая! Ребята Давида будут там с минуты на минуту, Рахмана и Мусы – подтянутся минут через двадцать. Пока пройдут бои новичков, пока примут первые ставки, должны успеть.

– Что наша охрана?

– Прикроет тыл. Ничего не поделаешь, придется действовать чужими руками, иначе потеряем время.

– Так доверяешь?

Матвей застывает на месте, хищно кусает губы и вдруг коротко щурит на Босса черные глаза, цепляясь пальцами, как крючьями за жесткую бороду:

– Вот и проверим верность отары пастуху. Если что – загрызу паршивых шакалов! А теперь в дорогу!

За домом Байгали разбитый на аллеи и парадные зоны сад, с беседками и фонтанами, за садом – небольшая вертолетная площадка. Когда мы с мамой и мужчинами выходим на нее, пилот, сидящий за штурвалом стальной машины, уже привел вертолет в рабочий режим, и теперь машет нам и хозяину из кабины рукой в приветственном жесте.

– Женя, как ты себя чувствуешь? – с опаской спрашивает Большой Босс, глядя, как решительно я семеню за ним. Его брови хмурятся, он останавливается и берет меня за плечи. – Не много ли для тебя на сегодня полетов, девочка?.. – Спрашивает с тревогой в голосе, склонив ко мне голову. – Мне важно было, чтобы сын узнал, что ты рядом, но, думаю, будет ошибкой взять тебя с собой. Кто знает, чем обернется наша встреча с местными баями, да и Матвей подтвердит Илье, что ты прилетела. Оставайся-ка ты здесь.

Очень убедительно и по-отечески. Я верю, что Большой Босс сейчас искренен, как никогда, только вот я не намерена уступать ему, пусть не надеется. Я выдавливаю из себя подобие улыбки и даже вполне уверенно задираю подбородок.

– Я чувствую себя отлично, Роман Сергеевич, во всяком случае физически. Не беспокойтесь на мой счет. Раз уж я здесь, я полечу с вами дальше. Я и так слишком долгое время была в стороне, хватит.