Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

– Здравствуйте, Роман Сергеевич. Я вас тоже.

На мужчине дорогой костюм с белоснежной рубашкой, шелковый шарф и пальто, от него за версту разит силой и надежностью, он слишком «другой», слишком тверд для привычного нам круга людей, чтобы не напугать маму. Его рука касается ее локтя…

– Валюша, позволь…

… и она тут же вздрагивает. Стремительно поворачивается к нему лицом, заслоняя меня собой:

– Роман Сергеевич, уважаемый, давайте обойдемся без фамильярности. Несколько часов пути ничего не меняют: я все еще вижу вас первый раз в жизни и не имею чести быть с вами на «ты». Пожалуйста, не мешайте мне говорить с дочерью!

Он уступает ей в шаге, но не в намерении. Отпускает локоть, вскидывая ладонь.

– Ну, что ты, Валюша, и в мыслях не было! Просто разговор. Хотя я лично абсолютно уверен, что не последний. А насчет чести… буду крайне рад, если ты окажешь ее мне, называя Ромой.

Я вижу, как мама теряется от самоуверенности Большого Босса, приблизившегося к ней непозволительно близко, и растерянно поднимает на высокого мужчину удивленный взгляд, убирая от лица растрепанные ветром рыжеватые пряди волос.

– Окажу вам?… Да… да как вам не стыдно, уважаемый! Сначала мать переполошили, следом за ней детей, затем меня сорвали с работы! Всю дорогу пугали возможными неприятностями, связанными с вашим сыном, смотрели так, как будто… как будто у меня третий глаз на лбу открылся, или я зверушка какая цирковая, а теперь издеваетесь?!.. Почему я вообще должна вам верить? И зачем только привезла сюда! Женечка…

Родная рука ложится на мое плечо, но я не слышу мамин голос. В миг, когда мама упоминает об Илье, я чувствую, как твердый пласт земли под моими ногами, вздрогнув, идет трещинами и рассыпается комьями вслед за обрушивающимся в бездну миром.

– Что с ним? – я шагаю к мужчине и с трудом нахожу непослушными пальцами его твердый локоть. – Ради Бога, Роман Сергеевич, не молчите, скажите! – растягиваю другой рукой ворот куртки, освобождая для вдоха сжавшееся от волнения горло. – С Ильей что-то случилось?!

И мужчина, словно почувствовав слабость в моих ногах, тут же подхватывает меня под плечи.

– Да, Женя, случилось, – отвечает взволнованно, возвращая взгляду серьезность. – Девочка моя, умоляю, если мой сын тебе не безразличен, сделай что-нибудь! Иначе Илья убьет себя, а я не смогу ему помешать!

День ветреный, солнечный, но воздух вдруг становится таким вязким и липким, что мне с трудом удается вдохнуть его.

– Где он?

– Где-то под Астаной. Через пару часов я буду знать точно. Улетел вчера утренним рейсом, оставив другу документы на свой клуб «Альтарэс». Если мы поторопимся, мы будем на месте уже поздним вечером и, дай-то Бог, успеем вовремя.

– Подождите, я не поняла… В Казахстане?!

– Да.

– Но… но почему он там? Зачем?

– Подпольные бои без правил, девочка. Игры для серьезных людей с очень большими деньгами. Не всегда честные, но всегда азартные. Илья улетел, чтобы принять в подобной игре участие.

– Подпольные бои?.. – я чувствую, как моя кровь застывает в жилах, а тело наливается холодом от правды, горящей в глазах мужчины. – Но ведь Илья совсем не азартен, я знаю. Зачем ему это нужно?

Лицо Большого Босса меняется. Теперь он всматривается в меня так цепко, что от его прямого взгляда становится больно.

– Ответь мне, Женя, он первый ушел или ты?

И я не могу соврать этим темным глазам или уйти от ответа.

– Я.

– Я так и думал. Почему?.. – Он хмурит брови, но тут же раздраженно вздыхает: – Впрочем, не отвечай, сам знаю. В конце концов, я и есть то чудовище, что приложило руку ко всему сегодняшнему кошмару.

– Вы не сказали…

– Скорее, не добавил. Женя, Илья – хороший боец, самый лучший. Я не знаю, что между вами произошло, что послужило причиной того, что вы не вместе, – это не мое дело, – но, глядя, как он жил последние месяцы, во что превратилась его жизнь… Боюсь, мой мальчик сознательно решил испытать судьбу. Его поездка в Астану – чистой воды самоубийство. Если не вмешаться, ему не дадут уйти живым. Ты понимаешь?.. Да он и сам не уйдет, если не погасить в нем желание выйти в круг, а это под силу только тебе.

– Мне? – холод от слов отца Ильи насквозь пропитал тело и обездвижил ноги, но сердце бьется так сильно, что я почти задыхаюсь. – Роман Сергеевич, вы правда думаете, я смогу?

– Уверен, Женя, – тихо отвечает мужчина. – Участие Ильи в нелегальном турнире – вызов. Личный способ моего сына справиться с болью, что разрывает сердце. Скажи, – он вдруг склоняет голову и крепче впивается пальцами в мои плечи, – ты ведь любишь его, девочка? Да?

Неожиданный вопрос, откровенный, личный, но Босс напрасно замирает в хмуром ожидании. Признание дается так легко, словно давно просилось слететь с губ. Ни капли не смущая, наоборот, заставляя меня смело встретить пытливый взгляд карих глаз.

– Да, Роман Сергеевич. Очень!

– Вот и хорошо. Потому что я наконец-то разгадал причину сумасшествия сына, и теперь точно знаю, что тебе удастся вернуть его. И мне вернуть, и себе.

Я с удивлением смотрю на мужчину, устало вздыхающего полной грудью.

– Причину?

– Да, Женя, причину. Он любит тебя, мой Илья, верь мне. Всем сердцем любит и думает, что его чувства не взаимны.

Голос мамы доносится до меня, словно из-под ватного одеяла. В ушах шумит и, если бы не мамины руки, подхватившие под спину, я бы, кажется, не удержалась на ногах.

– Какой ужас! Женечка, доченька, это что, все правда? – щеку овевает родной голос, но я сейчас едва ли способна реагировать на него, так меня поразили слова, сказанные отцом Ильи. – Вот то, что этот… этот Роман Сергеевич сказал о своем сыне? Правда?!.. Это ведь он, да? Тот парень, с которым… Он что, связан с криминалом?

– Мать, ты чего? Не нагнетай! Мы же говорили тебе, что кент, с которым Женька жила, – классный! Знаешь, как он отделал Грега – в лепешку! Мудака еле отскребли от стены, говорят, урод даже обоссался от страха, еще и дружкам нехило перепало на запасных. Думаешь, сдался бы ему Ящер, если бы не наша Женька?..

– И не жадный он! Сразу было видно, что у них серьезно! Вон, как сеструха у него дома хозяйничала – как у себя, а вы с бабкой заныли в один голос: «мать-одиночка, мать-одиночка! Залетела! Кар-кар! Как теперь одна воспитывать буде…» Ай, ма, ты что?! С ума сошла?! Больно же!

Затрещина, доставшая брата, в повиснувшей тишине выходит такой неожиданно-громкой, что даже меня приводит в чувство. Ванька с Данькой, притихшие и поникшие под сердитым взглядом нашей мамы… А они-то откуда здесь взялись?!.. Неужели Роман Сергеевич для надежности всю мою семью из Гордеевска привез?

– А ну, трепло-пехота, марш отсюда в дом, живо! И чтоб не высовывались мне, – нашли момент вылезти! Это же надо, воспитала обалдуев на свою голову! Вы еще по местному радио новость растрещите! Не видите, что ли, и так соседи на заборе висят! Ну, чего встали? Сдулись с ветром и чтоб духу мне…

– Э-э, Валюша, ты бы полегче с мальчишками.

Лицо мамы горит смущением и гневом, рука упирается в висок, а серый взгляд привычно сверлит нашкодивших братьев. Она с досадой поджимает губы, запахивает на груди распахнувшийся было плащ, и в этот момент я в который раз жалею ее, ведь ей одной приходится воспитывать таких, в сущности, уже взрослых сыновей.

– Рома, помолчи! – резче, чем можно ожидать от нее, отвечает мама. – Лучше дай ремень! Веришь, сил моих больше нет на этих дуралеев смотреть! Когда же они уже вырастут и поумнеют, наконец!.. Ох, что это? – она неожиданно вздрагивает и теряет всю грозность взгляда, когда Градов осторожно разворачивает ее за плечо к себе, протягивая навстречу руку.

– Ремень, как ты просила.

– Ремень? – в голос мамы вкрадывается какое-то странное удивление. Она поднимает на мужчину глаза и недоверчиво склоняет голову, словно по-новому оценивая его, пока я взглядом прошу мальчишек все же уйти в дом тетушки. – А с тебя штаны не спадут? – замечает с нервным смешком. – Как-то много потрясений, знаешь ли, для одного дня. Еще одно, связанное с тобой, точно будет перебором. – Она неуверенно оглядывается, смиряя тон. – Мог бы и у водителя взять, все равно человек за рулем сидит.

– Не мог, – разводит руками Градов, показывая взглядом, что брюки все еще на нем. – Это мне на тебя впечатление произвести надо, а не водителю. И потом, Валюша, у меня ремень куда крепче, можешь проверить: из кожи аллигатора. Для воспитательных целей самое оно. А вот про потрясение – это ты верно заметила. – Теперь он смотрит на меня. – До сих пор в себя прийти не могу. Неужели то, что я услышал от мальчишек – правда?

– Рома, – голос мамы вдруг становится слишком усталым и вместе с тем настороженным, вмиг растеряв всю возможную заинтересованность мужчиной, – только попробуй моей дочери что-то сказать по этому поводу нехорошее, слышишь? Трижды подумай над словами. Она не виновата, а я тебя предупредила!