Камбэк - Лили Чу

односторонние электронные послания Джихуна будут приходить вечно, но факт остается фактом. Я перечитываю его письмо, и сознание того, что он никогда не увидит моего ответа, приносит мне чувство освобождения.

На этот раз я кликаю «ответить».

Джихун, я надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии.

Я корчу гримасу.

Привет, Джихун!

О боже, нет.

Дорогой Джихун, в ответ на твое последнее письмо…

Я бьюсь головой о спинку дивана.

Затем делаю глубокий вдох и набираю текст.

Джихун, я читала твои письма. Все до одного и по многу раз. Я не отвечала, потому что не знала, что сказать. Я собираюсь попробовать сейчас, потому что, зная, что ты никогда этого не прочтешь, мне легче сказать то, о чем я думала с тех пор, как вернулась домой.

Я знаю, ты сожалеешь о том, что произошло. Тогда ты чувствовал, что у тебя не было выбора. Мне это не нравится, но я понимаю.

Хотя это было больно. Хуже не бывает, когда тебе говорят, что ты на первом месте, а потом выясняется, что это не так. Что я, скорее, на восьмом, после участников группы, фанатов и музыки. Когда ты хотел назвать меня всего лишь знакомой, я почувствовала себя отвергнутой. Ничтожеством, а я никогда не чувствовала себя так с тобой.

Но ты – часть StarLune. А я ожидала, что ты будешь принимать решения, думая о нас двоих, в то время как ты подумал и о том, как эти решения отразятся на всех остальных. Я мыслила в масштабе островов, а ты видел океан. В этом нет ничего плохого, но я этого не разглядела.

За последние несколько месяцев моя жизнь круто изменилась. Теперь она насыщенная и полна впечатлений. Я бросила юриспруденцию. Собираюсь путешествовать. Я делаю то, что хотела, но без тебя как-то пусто. Все идет не так хорошо, как могло бы, потому что я скучаю по тебе. Я думаю о Джихуне, которого встретила здесь, в Торонто, и скучаю по нам. Я рада, что ты снова нашел свою музыку. Я знаю, ты напишешь песни, которые люди должны услышать.

Я хотела бы, чтобы мы могли найти способ вернуться к тому, что у нас было, но не знаю как, и, пожалуй, уже слишком поздно.

Ари

* * *

– Передай чар сиу бао[115]. – Папа не смотрит на маму, которая что-то бормочет о вреде соли.

Мы в нашем любимом китайском ресторанчике, поскольку мама захотела устроить семейный обед, и мы с Фиби втайне договорились, что нейтральное и публичное место было бы предпочтительнее. Мы собираемся вместе впервые с тех пор, как я сказала папе о своем уходе из «Йестерли энд Хавингс». Другая моя новость, переданная по телефону, о том, что я теперь, как он выразился, прославленный гид, была встречена с таким же энтузиазмом.

Фиби передает ему булочки со свининой, пока я наливаю еще жасминового чая, и темные листья кружатся на дне моей чашки. Пока что разговор перескакивает с темы погоды на тему моей работы и работы Фиби. Мама, должно быть, вселила в папу страх Божий, потому что, клянусь, когда его губы начали складываться в букву «Й», чтобы произнести «Йестерли», ее взгляд метнулся к нему, как лазер. Отец заткнулся.

Мама с радостью рассказывает нам о своем новом увлечении, групповых занятиях – «что-то вроде зумбы, но лучше, с шестами».

Фиби смотрит на нее с любопытством.

– С лыжными палками?

– Нет, они закреплены. Я учусь крутиться на них.

Я закашливаюсь.

– Ты занимаешься танцами на шесте?

Фиби щиплет меня под столом. Мама радостно кивает:

– Это очень хорошо для тонуса мышц. Мне это понадобится для пляжа.

Фиби прищуривается:

– Какого пляжа?

– Мы едем в Мексику на неделю. Ваш отец сможет исследовать храмы майя, пока я займусь снорклингом в океане. Там водятся барракуды и морские черепахи.

Мы с сестрой перестаем жевать.

– Отпуск, – изумленно говорю я. – Ты, папа, берешь отпуск?

Он пожимает плечами, не отрывая глаз от своего риса:

– Это делает вашу мать счастливой.

У Фиби отвисает челюсть.

– Вау, – шепчет она. Я согласна. Это все равно что наблюдать, как единорог гарцует вдоль тележек с дим-самами. Я стараюсь поддержать разговор, чтобы папа не замыкался в себе.

– Какие храмы ты думаешь посетить? – спрашиваю я.

Палочки для еды в папиной руке зависают над обжаренными во фритюре клецками с креветками, прежде чем он с тяжелым вздохом переходит к приготовленным на пару.

– Я еще не решил.

– Я могу тебе помочь, – предлагаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно, хотя сердце трепещет от волнения. – Я составила несколько маршрутов для друзей по Ривьере Майя.

Он кивает, сосредоточенный на еде:

– Хорошо.

– Хорошо? – Я была готова к отказу, поэтому мне требуется минута, чтобы переварить такой ответ.

– Хоть применишь свои знания на практике.

Фиби подмигивает и незаметно показывает мне поднятый вверх большой палец, но я едва обращаю на это внимание.

Я собираюсь спланировать для папы самый офигительный тур.

И заодно найти для мамы студию танцев на пилоне. При условии, что она никогда не заставит меня на это смотреть.

* * *

Уведомление на моем телефоне объявляет, что Джихун собирается начать новый стрим. Теперь я распознаю его сценическое имя, Мин, на хангыле[116]. Как истинная мазохистка, я открываю ноутбук, чтобы лучше видеть его лицо. Прошло три дня с тех пор, как я отправила то электронное письмо и не проверяла почтовый ящик. Одна часть моего «я» рада, что сняла этот груз с души, но другая, большая, психологически барахтается в озере утраты, которое, надеюсь, со временем обмелеет.

Я включаю прямую трансляцию, когда входит Хана.

– Я как раз собиралась спросить, не хочешь ли ты посмотреть, – говорит она.

Я похлопываю по дивану рядом с собой, и она прижимается ко мне плечом, устраиваясь поудобнее. Джихун появляется на экране, но на этот раз он не в той студии, где они обычно снимают, а на улице. Хана втягивает носом воздух, а я щурюсь на экран, когда комментарии взрываются догадками о том, где он находится. На нем черная шапочка и черный пуховик, а под ногами снег. Позади него бетонная стена, но я могу различить нечто вроде картины справа от него. Это больше похоже на Торонто, чем на Сеул, но, наверное, у всех городов есть схожие закоулки. Я не слишком долго разглядываю пейзаж, потому что