Обнаров - Наталья Троицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сдержанный стук. Распахнутая дверь. Уверенное:
– Разрешите, Олег Ефимович?
Севастьянов поднял голову от разложенных на столе бумаг.
– Входи, Петр Миронович. Присаживайся. Что делать будем? Чем заменим спектакли Обнарова?
Симонец сел напротив худрука, как-то по-павлиньи дернул головой, расправил перья и тоном, не допускающим возражений, сказал:
– Так, тут все ясно, Олег Ефимович. Гнать надо Обнарова за прогулы, к чертовой матери! Вводить замену ему надо. А его спектакли в репертуаре двух ближайших месяцев заменят «Король Лир» и «Чайка». А что вы на меня так смотрите? Больше нечем!
Севастьянов бросил на стол ручку, откинулся в кресле и сложил руки на животе.
– Эк ты! «Гнать»… На него же народ как одержимый прёт. Как кино в прокат выйдет, все «живьем» посмотреть хотят. Идут, точно в зоопарк, на редкого зверька. Ты же, Петр Миронович, считать умеешь, знаешь, что за последние лет шесть на Обнарова аншлаги, он нам самую хорошую кассу делает. А ты – «гнать»…
Симонец поерзал на стуле.
– Нельзя так относиться к театру. За два последних месяца шесть отмен!
– Так не потому же, что пьет или в кино снимается. У человека жена серьезно больна…
Он вздохнул и добавил:
– Была…
– Я так понимаю, вы Обнарова защищаете, Олег Ефимович?
Севастьянов не любил прямых вопросов, и деления жизненных ситуаций строго на черное и белое он тоже не любил. Так что Севастьянов придавил тяжелой ладонью лежавшие перед ним бумаги и сказал:
– Полно тебе, Петр Миронович, счеты с Обнаровым сводить. Прямо как маленький!
– Нет, я…
– Оставлю я Обнарова в театре. Пока я еще тут главный! – с нажимом произнес он. – А если бы ты мне перед выходом на сцену стал нервы портить, с под…боном, как ты умеешь, я бы тебя точно пристрелил. И Обнаров был прав. Абсолютно!
– Ну, знаете, Олег Ефимович!
– Ты даже не извинился перед человеком. Я уже не говорю, что это еще и ведущий актер театра!
– За что извиняться-то?! Он едва не убил меня!
– Реквизитом? Побойся бога! Обнаров задницы наши прикрыл. В невероятно сложном физическом и психологическом состоянии он нашел в себе силы выйти на сцену и отыграть спектакль. Перед спектаклем пил обычный гранатовый сок. Ты облил его грязью в присутствии посторонних. Мало того – сейчас гаденько пришел ко мне сводить счеты. Противно, в самом деле!
– Не надо меня совестить, Олег Ефимович. Вы, понимаете ли, все с ног на голову!
– С совестью не получается. Тогда про деньги давай! Давай-ка о работе, Петр Миронович. Тут твоей головы не заменить. Считать ты умеешь. Как театру выйти с наименьшими потерями из создавшейся сложной ситуации? Обнаров в ближайшие полгода работать не сможет. Если тебя формальная сторона интересует, есть от него заявление о предоставлении отпуска по уходу за ребенком, – соврал Севастьянов. – Юридически имеет право. За что ж ты его гнать собрался?
– Да хотя бы за это заявление! Мать Тереза нашлась! Няньку не нанять!
– Вот, не актер ты, – грустно, с оттенком искреннего сожаления сказал Севастьянов. – Не можешь понять, как это – выдержать любопытные взгляды зрительного зала, как это – выйти на сцену лицом к лицу. Я не говорю о том, что на сцене еще и работать надо. Как силы найти? Откуда их взять? Обнаров только что похоронил жену. Он опустошен. Весь мир черный. Внутри все дрожит, стонет. Ему спрятаться бы, чтобы не видал никто, не трогал. Ему бы в себя придти. Ему бы просто выжить! У него куража нет. Ему жить не хочется. А ты его на сцену… Играть он минимум месяца четыре не сможет. Это я тебе как актер говорю. Да какой – четыре, клади все полгода…
Севастьянов расстроенно потер подбородок, вздохнул.
– Так я готовлю график замен? – поспешил окончить разговор Симонец.
– Нехорошо это – человека в горе одного оставлять. Надо бы к нему съездить. Ты уж скажи Дине Друбич, пусть народ соберет. Я тоже поеду.
– Не много ли чести, Олег Ефимович? Впрочем, как вам угодно.
В коридоре Симонец столкнулся с Лопатиной.
– Что вы, Ольга Михайловна, под ногами-то вертитесь! Смотреть надо, куда идете! Наберут, понимаешь, дураков и идиотов!
– Ой, извините, Петр Миронович! Я задумалась.
– Есть чем? И о чем задумались-то, если не секрет?
Лопатина поправила очки, как-то неуверенно сказала:
– Даже не знаю. Я в таком шоке… Сейчас в интернете прочла, – она склонилась к уху Симонца. – Пишут, будто бы… – она замялась, точно в последний момент передумав делиться новостью.
– Да что пишут-то? Рожайте уже!
– Пишут, будто бы наш Константин Сергеевич вчера вечером при невыясненных обстоятельствах умер… – упавшим голосом сказала Лопатина и с испугом посмотрела на Симонца.
Тот усмехнулся и погрозил указательным пальцем перед носом Лопатиной.
– А я всегда говорил, что этим кончится. Я даже не удивлен. Что вы стоите, Ольга Михайловна, как тупая овца? Подбирайте кандидатуры на роли Обнарова, к вечеру список ко мне на стол. Свято место пусто не бывает…Белоснежный пассажирский лайнер чуть качнулся и замер на взлетно-посадочной полосе. Командир корабля Андрей Валентинович Шалобасов окинул цепким взглядом контрольные приборы и запросил разрешение диспетчера на взлёт. Взлет разрешили.
– Taking off [56] , – абсолютно буднично произнес он. – Start chrono [57] !
Второй пилот Коля Шнуров посмотрел на командира. Он был талантливым вторым , имел допуск на самостоятельное пилотирование и ждал перевода на должность командира воздушного судна. Ему Шалобасов доверял как себе.
Шалобасов кивнул, улыбнулся:
– Nike, you have control [58] .
– Оkay [59] ! – довольно откликнулся Шнуров.
Он перевел ручку управления двигателем на взлетный режим. Дождался выхода двигателя на параметры взлета.
– Thrust set [60] .
Самолет послушно побежал по полосе, все ускоряясь. Вот он аккуратно приподнял нос, и переднее шасси уже оторвалось от серой бетонки. Еще секунда и уже наполненные подъемной силой крылья приняли на себя вес многотонной машины.
– Positive climb [61] .
Высотомер старательно накручивал обороты.
– Gear up [62] !
Еще несколько коротких минут, и самолет занял свой эшелон.
Коля Шнуров включил систему «автопилот».
– Молодец! – похвалил Шалобасов. – Штурман, что с погодой в Хитроу? Перспективы?
– Сейчас там полная задница, командир, – гладя на компьютерный монитор, сказал штурман. – Фронтальные грозы. Судя по динамике, к нашему подходу муть на север утащит. Но садиться все равно придется вслепую.
– Ты когда-нибудь научишься начинать полет с позитива? – с деланным недовольством сказал Шалобасов.
– Вот вам позитив, – тщательно скрывая веселые нотки в голосе, сказал штурман. – Дума приняла в первом чтении закон об изменениях в административный кодекс. Будут отменять 0,3 промилле при тестировании водителей на алкоголь. Трезвыми теперь все будут ездить!
