Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова

С. С. Слушаешь произведение или смотришь ноты и понимаешь, близко оно тебе или нет?

Е. О. Твое это или не твое. Я, например, никогда в жизни не пела то, что мне не близко.

С. С. А что вам не близко?

Е. О. Когда я только что, молоденькая, пришла в Большой театр, мне предложили спеть в опере, по-моему, Мурадели…

С. С. Я так и знала, что Мурадели!

Е. О. …предложили партию какой-то воительницы советской власти… Как же она называлась?

С. С. Не знаю.

Е. О. Нет, все знают. Комисcарша[92]. Такая большая, громаднаягромадная роль. Интересная. Я пришла к Чулаки Михаилу Ивановичу, тогда он был директор театра, я считаю, что он был самый замечательный директор театра за все века. Пришла и сказала: “Михаил Иванович, я вот такая маленькая, хрупкая, мне всей силы и мощи этого образа еще не понять…” Он меня перебил: “Так. Когда тебе не подходит какая-то опера, ты никогда не ври, просто скажи: я не хочу петь”. И я так ему и сказала: “Вот я и не хочу”. Он дал мне урок на всю жизнь, потому что я могла бы, конечно, ради карьеры согласиться на что угодно, лишь бы скорее-скорее войти в главные роли. Но душа моя не воспринимала этого, не хотела, и я пела только то, что мне близко.

С. С. Да простит нас товарищ Мурадели.

Е. О. Да, да, он был неплохой дядька. Знаете, как сказала Наташа Ростова: “Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас”.

С. С. Елена Васильевна, а не кажется ли вам самой колдовской, самой ведьмовской в меццо-сопрановском репертуаре партия принцессы Эболи в “Дон Карлосе”? Она ведь не просто принцесса, не просто властная интриганка, коварная соблазнительница, любовница короля. Она приходит на сцену королевой со своей песенкой о фате и уходит со сцены королевой с кровавой арией O don fatale. Вы считаетесь одной из лучших исполнительниц этой партии за всю историю оперы, что вы можете о ней сказать?

Е. О. Могу сказать, что когда я спела эту партию на праздновании двухсотлетия Ла Скала, то на следующий день получила фотографию, где было написано: Eboli da Eboli – Эболи от Эболи. Ее прислала Джульетта Симионато[93], как бы передавая мне эстафету… Нет, я не считаю Эболи колдуньей и действительно очень люблю эту героиню. Вы всё сказали про нее правильно. Эта женщина – королева, которая, даже лишаясь своего возлюбленного, остается королевой – при своих страданиях, при своих мучениях. При своей…

С. С. …уязвленной душе.

Е. О. Да, даже при уязвленной душе она остается королевой. Но она не колдунья, нет.

С. С. В каждой вашей партии есть все-таки доля ведьмовства. Даже Амнерис в “Аиде” Верди или Далила в “Самсоне и Далиле” Сен-Санса. Тоже приворожила, тоже заманила…

Е. О. Далила, образно выражаясь, окончила институт соблазнения мужчин, даже более того.

С. С. А может быть, композиторы специально писали партии колдуний для женщин с низкими голосами.

Е. О. Ну да, да. Тут необходимы особые тембровые краски, конечно.

С. С. А чем для вас отличаются эти понятия – колдовство и волшебство?

Е. О. Волшебство – это что-то чистое, хрустальное, небесное…

С. С. Чудо.

Е. О. Да, это какое-то чудо. А колдовство связано и с интеллектом, и с мистикой, с сексом, со страстью, сказала бы так.

С. С. Вы меня подвели к кульминационному моменту нашего разговора об одной из ваших самых главных героинь. Для меня ваша Кармен стоит особняком среди всех остальных Кармен. Может быть, потому, что я попала совсем юной на этот спектакль… Незабываемо!

Е. О. Могу признаться, что я единственный раз в жизни воистину умерла на сцене. Когда пела свою первую Кармен.

С. С. Когда и с кем вы ее пели?

Е. О. Это было в 1972 году в театре Перес Гальдос на Канарских островах. Моим партнером был француз Ален Ванзо, который мне ужасно не нравился. Он все время меня хватал за живот, а мне это было так отвратительно, что я действительно хотела умереть и шла на этот нож с удовольствием: лишь бы скорее кончились эти лапанья. И вот поверь: я умерла по-настоящему и, умирая, подумала в тот миг: “Ну надо же, я такая молодая, почему же я умерла? Как это несправедливо!” Но я умерла, и лежала на сцене, и слышала только шум прибоя. А потом, когда меня подняли, я поняла, что шум прибоя – это слышались из-за занавеса аплодисменты.

С. С. Вы прямо в транс, значит, вошли!

Е. О. Да, просто в транс вошла, действительно. А в 1978 году “Кармен” ставил Дзеффирелли в Вене, партию Хозе пел Пласидо Доминго. На репетициях Дзеффирелли пытался мне объяснить, какой он видит Кармен, все говорил, говорил, вот она воровка, она бандитка, она такая и сякая. Надоело уже! Тогда я спрашиваю: “Можешь ты мне одним словом сказать, какая она?!” Он отвечает: “Даже без слов!” И, представь, взял и куснул меня вот сюда! (Показывает плечо.) Мощно так, потом синяк, наверное, месяца два держался. И тут я поняла, какой он видит Кармен: это хищница, черная пантера, которую все хотят и все боятся. А она делает всё, что хочет, никто ей не указ. С тех пор у меня совсем другая Кармен. Понимаешь, я ее пропела, наверное, лет сорок пять, и она постоянно менялась у меня, все время появлялось в ней что-то новое.

С. С. Кармен ведь не колдунья, не гадалка, но ваша Кармен – она и ворожея, и ангел, и демон, и дикарка, и…

Е. О. В ней всё! Кармен – это страсть!

С. С. И сцена гадания потрясающая. Она действительно видит свою смерть?

Е. О. Конечно.

С. С. А вы, когда на сцене раскладывали карты, вам важно было, какую вы карту вытащите? Или вам было все равно?

Е. О. Нет, у меня были заложены снизу пики, и я вынимала эти пиковые карты.

С. С. Предсказывающие смерть… Страшно бывало в этой сцене?

Е. О. Мне всегда страшно, я по-настоящему живу на сцене, мне не надо ничего придумывать. Поэтому я и чувствую себя очень мудрой, ведь я неоднократно прожила жизни всех моих героинь.

Саундтрек

Фрагменты оперных арий в исполнении Елены Образцовой:

П.И. Чайковский. “Пиковая дама”. Партия Графини.

Дж. Верди. “Трубадур”. Партия Азучены.

Дж. Верди. “Бал-маскарад”. Партия Ульрики.

М.П. Мусоргский. “Хованщина”. Партия Марфы.

Ж. Бизе. “Кармен”. Партия Кармен.