Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946 - Дмитрий Ломоносов

После посещения ратуши нам предложили экскурсию в город Штаде, расположенный в 25 километрах от Бремерверде. Древний ганзейский город, сохранивший средневековые здания типичной для того времени архитектуры, в основном фахверковой конструкции, протянулся вдоль берега Эльбы. Ширина реки здесь, вблизи устья, огромна: противоположный берег виден на горизонте. Внизу по течению реки видны окраины Гамбурга. Конечно, город представляет большой интерес для любителей архитектурной старины и истории этой части Германии, но мои мысли были обращены к тому, что связано с целью моего появления в Зандбостеле, и я с трудом отвлекался от них.

По возвращении обедали в ресторане, куда нас за счет города пригласил доктор Воланд, а в шесть часов вечера началось торжественное мероприятие, посвященное годовщине освобождения лагеря и открытию памятного камня.

У камня, установленного напротив сохранившегося частично барака лагерной кухни у здания евангелистской церкви, построенной вскоре после освобождения, были расставлены стулья. Собрались жители общины Зандбостель, школьники из Бремерверде, довольно много людей. Перед самым началом церемонии меня пригласили участвовать в ней вместе с бывшими «солагерниками» — бельгийцами, инициаторами и спонсорами памятника. Под аплодисменты присутствовавших представителем общины Зандбостель с камня была снята пелена, и начался митинг.

Отступив от хронологии событий, расскажу о том, что связано с прошлым моих бельгийских соратников. Подробности этого узнал я накануне от доктора Воланда.

Примерно в конце марта или начале апреля 1945 года утром где-то в отдаленной от нашей зоне лагеря послышалась интенсивная ружейная и автоматная стрельба. Никто не пояснил нам, что произошло, мы предположили, что либо была попытка массового побега, либо бунта. А теперь, почти через 60 лет, выяснилось следующее.

В связи с приближение линии фронта властями Германии был ликвидирован штрафной лагерь Neuengamme, и содержавшиеся в нем узники были переправлены в другие лагеря. Большая группа заключенных-штрафников прибыла и в Зандбостель. В ожидании распределения по зонам, изголодавшиеся после изнурительной дороги, они напали на лагерную кухню. Разгоняя их, охрана применила оружие, многие были убиты или ранены.

Бельгийцы, прибывшие на годовщину освобождения, были из числа этих штрафников. Их имена: Victor Malbecq, Roger Cottyn, Alfred Cornut, Euogene Jacoby.

И я выступил здесь с речью в сопровождении переводчицы Раисы Ленгли, эмигрировавшей из Челябинской области, представительницы российских немцев.

В евангелистской церкви два священника после завершения церемонии провели молебен. Завершился этот насыщенный событиями день в ресторане отеля ужином, на который дали в нашу честь Клаус Воланд и его помощник Карл-Хайнц Букк. Очень трогательной была встреча-прощание с солагерниками-бельгийцами.

На следующий день, 30 апреля, в соответствии с программой поездки, нам следовало отправиться в город Хемер. Однако доктор Воланд и администрация Бремерверде пригласили нас на прощальный обед в ресторан «Дом на озере», расположенный в зоне отдыха города.

Здесь я встретился с человеком, с которым ранее познакомился по электронной почте. Он написал мне о том, что его отец — русский, бывший военнопленный лагеря Зандбостель, работавший во время войны на ферме деда в окрестностях Бремерверде. Он — Герд Майер — плод любви между русским батраком-военнопленным и дочерью хозяина. К сожалению, он не знает ни фамилии, ни отчества своего отца, помнит лишь, что имя его — Анатолий. Мечтает побывать на родине отца, побывать на его могиле, если он умер, и хотя бы подышать воздухом той земли, откуда он был родом.

Я, не надеясь на успех, все же написал в программу ТВ «Жди меня», приложив письмо Майера. Ответа, как и следовало ожидать, я не получил. Встретившись с ним в ресторане, я назвал его «Герд Анатольевич», чем явно доставил ему удовольствие.

Посещение ресторана и зоны отдыха добавили красок к впечатлениям, оставленным в памяти городом Бремерверде. Можно лишь мечтать о том, чтобы в России город с населением в 25 тысяч жителей имел такую развитую и ориентированную на людей инфраструктуру.

После обеда мы сразу же выехали в город Хемер, находящийся в земле Северный Рейн-Вестфалия, на расстоянии около 300 километров. Там нас уже ждали. Далековато, но по дорогам Германии это расстояние было бы незаметным, если бы не испортившаяся погода.

Город Хемер, также небольшой, около 30 тысяч жителей, расположился среди покрытых лесом невысоких пологих гор. Без особого труда разыскали отель, где были нам забронированы номера. Встретил нас господин Томас — руководитель «рабочей группы» при краеведческом музее города. Организации, специально занимающейся историей лагеря, как в Бремерверде, здесь нет.

Лагерь в Хемере (шталаг VI А) существовал с 1939 года, когда сюда поступили польские военнопленные. Советские военнопленные здесь находились в столь же тяжелом положении, как и в других лагерях Германии. Об этом говорит и количество погибших — более 23 тысяч. Всего же через лагерь прошло около 160 тысяч солдат и офицеров Красной армии. Лагерь был рабочим, здесь пленные долго не задерживались, отсюда их направляли на работы на различные предприятия и в сельское хозяйство.

После окончания войны лагерь стал сборным пунктом для «перемещенных лиц» из различных местностей западной части Германии. Сюда направлялись не только военнопленные, освобожденные из лагерей, но и остарбайтеры.

В середине мая меня доставили сюда на английском санитарном автобусе и поместили в лазарет. Впервые за все время после мобилизации я лежал в настоящей кровати на простынях, укрывшись одеялом. Естественно, раны мои на ногах начали быстро зарубцовываться, и я начал передвигаться на костылях.

На главной площади лагеря все время толкался народ: искали земляков, товарищей по пребыванию в разных лагерях. Нередко разыгрывались дикие сцены: вдруг опознавали бывшего полицая, который пытался скрыться, замешавшись в толпе пленных. Если не успевала вмешаться администрация, таких беспощадно уничтожали.

Для меня особенное место в воспоминаниях занимает этот лагерь потому, что здесь произошла кардинальная смена состояния: от бесправного «хефтлинга» к свободному человеку. Я буквально наслаждался тем, что в любой момент я могу встать и пойти «куда глаза глядят».

30 апреля утром к нам в отель пришел господин Томас с переводчиком Яном Пиотровским — поляком, очень общительным и увлеченным человеком. С ним пришел и помощник Томаса Эмиль Нензель, пожилой немец, как оказалось, сам в прошлом военнопленный: ему пришлось побывать в советском плену в Риге.