Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946 - Дмитрий Ломоносов

Оценить их может только автомобилист, приспособившийся к российским дорогам, наблюдаемым вездесущими гаишниками, к своему брату-водителю, так и норовящему «подрезать», или еле ползущему по левой полосе, не давая себя обогнать, к дорожным покрытиям, изобилующим рытвинами и кочками…

Я, свободный от обязанностей, смотрел по сторонам на бегущие мимо равнинные пейзажи этой части Германии, небольшие городки из малоэтажных аккуратных коттеджей-вилл, обсаженных цветущими фруктовыми деревьями и цветниками. Удивляло обилие мачт ветродвигателей, не портящих, однако, пейзажа.

Назначение первого дня нашего путешествия — город Бремерверде, где расположен музей лагеря Зандбостель.

Миновали старинный ганзейский город Штаде, в 25 километрах от которого и находилась цель нашего путешествия.

Отель, в котором нам были забронированы номера, находился напротив городского вокзала. Пока мы устраивались в номерах (одноместном у Кати и двухместном у нас с Андреем), пришел наш «хозяин» — доктор Клаус Воланд.

Он никак не соответствовал своему булгаковскому однофамильцу — ничего «мефистофельского» в его облике не было и в помине. Это был седой круглолицый, плотного сложения, спокойный, доброжелательный человек, радушно нас приветствовавший. Будучи заочно с ним знакомым, мне было приятно увидеть его воочию. Он уже много лет изучает историю лагеря, созданного для интернированных гражданских лиц и польских военнопленных в 1939 году, в начале Второй мировой войны. Результаты исследований изложены в книге, написанной им в соавторстве с Вернером Боргсеном Stalag X В Sandbostel.

Ознакомив нас с программой нашего пребывания здесь, он предложил зайти на вокзал, а затем прогуляться по городу, в котором в этот воскресный день была организована весенняя ярмарка.

И вот на перроне вокзала я испытал первое потрясение.

В начале весны 1945 года вагон, наполненный трупами, среди которых в полубессознательном состоянии находился и я, прибыл на станцию. Я полагал, что эта станция была где-то на территории лагеря. «Содержимое» вагона выволокли на перрон, группа конвоиров и врачей производила осмотр. Бдительный русский доктор Дьяков заметил, что я — еще не вполне труп, и меня отвезли в лазарет лагеря, закинув, как мешок, на пол грузовика.

И вот я — на той самой станции…

Только теперь из пояснений Клауса я узнал, что вагоны с военнопленными всегда прибывали именно на вокзал Бремерверде. Далее, тех, кто мог ходить самостоятельно, гнали пешком 12 километров в Зандбостель.

Я стал осматриваться кругом, пытаясь восстановить в памяти забытые или не зафиксированные в ней картины прошлого. Но ни пристанционные строения, ни окружающий станцию ландшафт не вызвали во мне отклика.

И вдруг меня словно электрическим током ударило!

Я УЗНАЛ!!! УЗНАЛ!!! Облицованный каменными плитами дебаркадер и платформа, мощенная гранитной брусчаткой, вдруг вновь встали перед моими глазами! И не только образы, но и, казалось, парашно-трупная вонь вагона, сменившаяся прохладным воздухом с легким запахом мазута, нестерпимая боль от каменных плит борта платформы, врезавшихся мне в кожу, обтягивавшую скелет, когда меня волоком вытаскивали наружу, сходящиеся вдали полосы швов между камнями брусчатки, оказавшейся прямо у моих глаз… Казалось, я физически перенесся в то время и в то состояние… Мне явно не хватает слов, чтобы текстом передать ощущения, испытанные в этот миг…

Мне с усилием удалось унять рвущееся из груди сердце, пытаясь не дать это заметить сопровождающим. Хорошо, что в этот день посещение лагеря не планировалось. Подумал, что еще раз сегодня подобную встряску мне будет очень нелегко перенести. Однако от бдительного Клауса это мое переживание не укрылось, и он отметил это в своей статье, помещенной в местной газете.

После вокзала мы в сопровождении Клауса пошли прогуляться по городу: центр был заполнен горожанами, участвовавшими в весенней ярмарке. Играли оркестры, отдельные самодеятельные музыканты, даже какой-то южноамериканский струнный оркестр наигрывал свои национальные мелодии. Выпили местного неплохого пива, закусив традиционными, хотя и непривычно большими сосисками.

Не знаю, как мои спутники — дети, но мне город понравился. Застроенный небольшими одно- и трехэтажными домами скромной, но очень изысканной архитектуры, аккуратно содержащимися, убранными цветами и зеленью. Много магазинов, ресторанов, различных мест для развлечений и отдыха.

Посетили здание музея лагеря, размещенное в старинном двухэтажном особняке. История лагеря богато представлена многочисленными экспонатами и документами, посетителям демонстрируются видеофильмы. Отлично выполненный макет территории лагеря. Образцы кустарных изделий военнопленных, изготовлявшихся ими для обмена на продовольствие. На фотографии на столе, у которого мы сидим, стоит корзинка, сплетенная из соломы умельцами лагеря. Очень впечатляет дверь карцера, вся исписанная мелким почерком заключенной в нем девушкой из числа остарбайтеров…

Музей открыт для посещений два дня в неделю. И как это следует из сообщений, помещаемых на интернет-сайте, посетители не оставляют его вниманием.

Этот первый день, очень насыщенный событиями и переживаниями, завершился чаем в гостях у переводчицы и общим ужином в итальянском ресторане.

Следующий день — поездка в Зандбостель на территорию бывшего шталага Х-В. Началось с визита к главе местной администрации, бургомистру общины.

В одноэтажном здании, восстановленном из древней хозяйственной постройки, был накрыт стол с кондитерскими изделиями и кофе. Бургомистр произнес приветственную речь, в которой кратко рассказал о моей истории и о том, что жители селения с уважением относятся к памяти погибших здесь в лагере советских военнопленных. Мне пришлось ответить ему, выразив благодарность за бережное отношение к важным для нас реликвиям.

Я сидел за дружественным столом, а мне не терпелось скорее вырваться туда, где когда-то было столько пережито.

И вот мы на территории, где когда-то располагался шталаг Х-В Зандбостель.

В моем сознании картины прошлого как бы накладывались на увиденное в данный момент. Накладывались и не совмещались. То, что я помнил и что подтверждалось макетом, стоявшим на столе в музее лагеря, — это выровненная, очищенная от растительности площадь, на которой располагались более сотни бараков и служебных построек, разделенных на зоны проволочными ограждениями.

Внешняя граница территории — многорядная колючая проволока со смотровыми вышками, на которых крупнокалиберные пулеметы. В разные годы в лагере находилось от 40 до 70 тысяч военнопленных.