Вереница - Элисон Синклер

– Ты не понял! Ладно, я, наверное, не написала все до конца, но я постоянно думала о том, как мне остаться собой. И я поняла, что должна выполнить твою просьбу. Потому что иначе я перестану быть собой. Понимаешь? Все эти годы я заботилась о маме и ребятах. Именно это помогло мне стать самой собой. – Она сглотнула. – Скоро у меня родится дочка. Я буду для нее единственной опорой. Так что мне снова придется взять ответственность на себя. Поэтому я считаю… я считаю, что не имею права отказаться. Если не я, то кто же? Ты меня понимаешь? Если ты действительно думаешь, что у меня получится – только будь совершенно честным со мной, потому что ты умнее всех, кого я знаю, – значит я должна это сделать.

– Как жаль, – невпопад брякнул Морган, – что мы с тобой такие близкие родственники!

– Сколько дашь мне за то, чтобы я не передала это Софи? – ухмыльнулась Хэтэуэй.

Но усмешка тут же пропала с ее лица, и она молча вцепилась в его рукав, предоставив Моргану самому подбирать слова.

– По-моему, ты должна попытаться. Мне кажется, прямой контакт даст нам куда больше, чем лепка и картины. Но я хочу, чтобы ты знала, – добавил он, положив руки ей на плечи, – что я… В общем, я не стану отрицать, что надеюсь на чудо – но я не жду его от тебя. Мы действительно не знаем, получится из этого что-нибудь или нет. Быть может, сейчас просто не время. А поскольку я знаю тебя, знаю твою настойчивость, храбрость и твое… ослиное упрямство, то я уверен: если ты не сможешь установить контакт, это не потому, что ты плохо старалась. Короче, я пытаюсь сказать, что у тебя может не получиться. Однако в любом случае ты нас не подведешь.

– Я бы сказала тебе то же самое, если бы ты меня не опередил, хотя другими, не такими красивыми словами. – Она обняла его и крепко прижалась к нему. – Ладно, пошли.

– Куда?

– Вниз, к веретену. Куда же еще? – Хэтэуэй пожала плечами, словно это настолько очевидно, что не требовало объяснений. – Туда, где был Стивен.

Внизу было тепло, что после стужи пещер одновременно успокаивало и тревожило. Успокаивало, потому что это место они еще не потеряли; тревожило, потому что могли потерять.

Хэт не стала смотреть на пепельно-серый пейзаж на стене. Она вытащила подкладку от спального мешка Стивена из кучи вещей, сваленных у стены, встряхнула ее и расстелила на более или менее ровном участке серпантина.

– Здесь?

Морган кивнул. Хэт прилегла на пандус, опершись на локоть.

– Бог ты мой! Не представляю, как я смогу туг уснуть, – пожаловалась девушка, глядя на Моргана снизу вверх. – Так неудобно!

Морган присел рядом с ней.

– В записках Стивена сказано, что со временем он научился устанавливать контакт с кораблем не только во сне, но и наяву.

– Ладно. – Последовала короткая пауза, а затем решительный вопрос: – Так что же мне ему сказать?

Морган думал об этом всю дорогу.

– Стивен говорил, что ему удалось зажечь свет, потому что захотел…

– Ты что, шутишь? – фыркнула девушка. – Типа “загадай желание”, да?

Он взял ее холодную руку в свои.

– У тебя образное мышление, Хэт. Представь себе корабль таким, каким он был. Представь себе свет, зеленое покрытие на полу, чистую воду, бегущую по стенам, имбирный хлеб – много чистого имбирного хлеба. И людей тоже представь. Не такими, какие они сейчас, а такими, какими они были семь дней назад – усердными и довольными.

Хэт покачала головой:

– Было, да сплыло. Мне эта идея не по душе.

– Тогда представь себе то, что тебе хотелось бы здесь видеть. Загадай желание! Подумай о том, как будет выглядеть пещера, когда мы перестроим ее. Представь меня и Софи в лаборатории. И Мариан. И себя тоже, если хочешь. Можешь представить там инопланетян – в виде наших друзей. Я не знаю, каким должно быть твое сообщение! Просто не знаю. Постарайся объяснить “Теваке”, что мы согласны начать все сначала, и не раз, а столько, сколько придется. Скажи “Теваке”, что мы больше не будем сражаться друг с другом.

Хэт скептически усмехнулась.

– Хэт! Если причина всех нынешних несчастий в том, что мы слишком увлеклись собственными проблемами и забыли про “Теваке”, люди будут вынуждены решать свои конфликты другими способами. А если ты поймешь, что причина совсем в другом, я первый поведаю об этом всем, хотя никому не скажу, что мы можем продолжать наши маленькие войны. Не намерен снова пережить то, что нам пришлось пережить в последние пять дней.

– Я с тобой согласна, дядя. – Хэт в порыве чувств встала на коленки и крепко обхватила его руками. – Если у меня ничего не получится, – прошептала она, – я все равно не хочу умирать.

Морган позволил ей обнять себя, но не обнял ее в ответ, глядя мимо девушки на печальные останки пейзажа Стивена.

– Если у тебя ничего не получится, – просто сказал он, – мы придумаем что-нибудь другое.

– Хорошо, дядя Стэн.

Морган слышал, как трутся ее волосы об аргиллит, пока она пыталась поудобнее уложить голову на широком корневище.

– Расскажи мне что-нибудь перед сном, – попросила Хэт. – Расскажи мне мою любимую историю.

“Очень вовремя!” – подумал Морган, трогая языком пересохшие губы.

– Давным-давно, – начал он, – на маленькой планетке, далеко отсюда, жил человек по имени Галилео Галилей. Хотя вообще-то история начинается не с него – она началась на миллион лет раньше, когда первый человек посмотрел на звезды… А может, еще раньше, когда первые частички космической пыли залетели на Землю и проросли. Но если я буду рассказывать о них, на это уйдет вся ночь. Поэтому я начну с Галилея. Он был астрономом, то есть изучал звезды.

И Морган рассказал племяннице историю астрономов –Галилея, Кеплера, Браге и историю ракетостроителя Вернера фон Брауна, талант которого извратила война. Он рассказал ей о первом русском спутнике, о “Меркьюри” и Шепарде, об “Аполло” и Луне, о “Челленджере”, “Патфайндере” и Марсе. Он рассказал этой девочке, которая стала женщиной, о кипящем котле человеческих и государственных амбиций, о научном любопытстве, корпоративной жадности, индивидуальном и коллективном восприятии и воображении – в общем, он рассказал ей о том, как человечество стремилось в космос. И, как любой поистине талантливый рассказчик, он открывал при этом для самого себя все новые подробности и нюансы. Он понимал, что больше ему никогда не удастся рассказать эту историю так же хорошо.

Под конец он погладил ладонью ее руку и почувствовал, как тонкая пленка, соединявшая их, порвалась. Сердце у Моргана бешено забилось. Он затаил дыхание, прислушиваясь к самому себе, но ничего особенного не обнаружил. Может, “Теваке” и слушал его рассказ – но говорить с ним не стал.