Тень рыцаря - де Кастелл Себастьян

Не знаю. Я еще не научился читать, глупый.

Покажи мне, прошу я.

Он раздумывает, словно хочет сохранить свою тайну, но затем наконец-таки раскрывает ладонь.

Ты читать-то умеешь, спрашивает он.

Рука мальчишки кажется мутной, как и весь остальной мир вокруг, но не слово. Слово выделяется четко.

Да, говорю я. Да. Я умею читать.

У нас с тобой только это и осталось, да? Это то, что они не могут отобрать.

Да, соглашаюсь я, единственное, что они не могут забрать. Хочешь, чтобы я произнес это слово?

Он качает головой. Нет. Необязательно это говорить. Это надо проявлять. Нужно показать им.

Ладно, соглашаюсь я. Но я все равно хочу произнести это слово.

Что-нибудь изменится, спрашивает мальчик.

Для меня – да, отвечаю я. Слова много значат. Без слов нельзя рассказать историю, а без историй мы бы так и не узнали о плащеносцах.

Ладно, говорит он, произнеси для меня это слово, но поторапливайся. Пора показать им, что у нас внутри под всей этой дурацкой шелухой.

Я замешкался, потому что боялся и еще хотел, чтобы он снова меня попросил.

Так что это за слово, нетерпеливо спросил он.

Отвага. Это слово «отвага».

Мальчишка улыбнулся. Хорошее слово, говорит он. Разве можно забыть его?

Да, соглашаюсь я, не надо его забывать, но иногда мне кажется, что я его забываю.

Ты же теперь больше не забудешь?

Никогда. Я его никогда не забуду. Они нас никогда не сломают. Тогда покажи им, требует он. Покажи им, что такое отвага.

Мальчишка хочет, чтобы я освободился из пут и сразился с Герином. Он всего лишь мальчишка. Так не получится, хочу объяснить я ему, но не хочу расстраивать, поэтому молчу.

– Замечательно, – слышу я Герина, когда они с Дарианой подходят ко мне. – Погляди на него. Он, должно быть, полностью парализован. Не чувствует ни рук, ни ног, ни остальных частей тела, вся нервная система разрушена, и все равно он пытается освободиться. Думаю, дай мы время, может, ему и удалось бы.

Дариана встревожена.

– Неужели это возможно?

Конечно, чертова дура. Есть на свете вещи сильнее ненависти и смертоносней страха, и это одна из них. Кто-то должен дать ответ на порок и разложение этого мира.

Герин молчит, прищурившись, а затем улыбается.

– A-а, это нита. Дело в ните!

– Разве ему не должно быть от этого хуже? – спросила Дариана.

– Я тоже так думал, но похоже, что из-за нее нашим токсинам сложнее воздействовать на его нервную систему. Полагаю, внутри него борются два яда. Но все равно из-за боли и горя он должен быть парализован. Так почему же он продолжает двигаться?

Дариана внимательно рассматривает меня. Глаза ее выглядят как-то странно. Печально.

– Из-за нее, – наконец произносит она.

Герин смотрит на Валиану.

– Девчонки?

Дариана кивает, но голос ее выдает.

– Он готов вытерпеть любую боль, лишь бы мы перестали мучать ее.

– Что за глупость! Он до сих пор считает себя одним из древних героев, вытканных на гобеленах, – отмахнулся дашини. – Если бы он сам себя увидел таким жалким и сломленным, то даже не вздумал бы шевелиться. Просто ждал бы девятой смерти, собрав остатки достоинства.

Внутри меня мальчик поднял ладонь, чтобы я снова увидел, что на ней написано.

– Достоинства не осталось, – сказала Дариана. – Лишь отвага. Именно так она и выглядит. – Она помолчала. – Совсем не так, как в рассказах.

– Не будь сентиментальной, – рассмеялся Герин, но за его ухмылкой я разглядел страх.

– Я…

Звуки их голосов растворились, потому что в ушах зашумела горячая кровь. Я почувствовал, как путы поддаются, пусть и совсем чуть-чуть. Еще год или два, сказал я себе, и я вырвусь отсюда и покажу им.

– Достаточно, – сказал Герин. – Ты расстраиваешь меня, Фалькио валь Монд. Сердце твое разбито, дух сокрушен, а пустая оболочка все еще пытается сражаться. – Он обратился к Дариане: – Однако время вышло, и нам нужно отправляться в путь. Подай мне последнюю иглу. Мы используем самый простой способ, чтобы отправить первого кантора на тот свет. – Он поглядел на меня. – Можешь утешиться этим, Фалькио валь Монд. Ты все-таки расстроил наши планы, хоть и не так сильно.

Дариана замешкалась – интересно почему. Все это время она находилась рядом и наблюдала за тем, как Герин пытал меня всеми возможными способами. И ни разу не проявила милости. Если бы я смог освободиться, то, наверное, убил бы ее первой. Возмездие – это не храбрость, подумал я. Или услышал? Может, это сказала Алина? Нет, она обычно не говорила афоризмами. Пэлис, король, когда-то сказал это. Мне? Нет, теперь я вспомнил. Терпение, сказал он. Возмездие – это не храбрость. Сейчас нам требуется терпение. Даже королю необходимо терпение. Более всего. Когда он это говорил? Десять, нет, не десять, а двенадцать лет назад, вскоре после того, как дашини убили Шаниллу. Там была еще девочка. Она выбежала из комнаты.

Я заглянул Дариане в глаза, глубже, чем она того хотела, и в тот самый миг я понял.

Я кое-что сделал, Фалькио.

Девочка выбежала из комнаты.

Королю необходимо терпение более всего.

Смятая записка на полу. Я пропала.

Как ты мог, мой король? Короли используют людей. Заговоры внутри заговоров. Ты разослал мужчин и женщин по всей стране, и никто не понял твоего последнего повеления, но все верили, что это ради высшей цели, что это части сложной стратегии. Королю необходимо терпение более всего.

– Пора, – сказал я Дариане.

Сначала ничего не произошло. Она выглядела сбитой с толку, неуверенной, словно услышала чей-то голос и не могла разобрать. Как это с ней случилось? Каким образом король спрятал в ней знание о том, кто она такая? Насколько глубоко оно таилось?

– Я – Фалькио валь Монд из Пертина, первый кантор королевских плащеносцев, – хрипло прошептал я. Перевел дух, потому что вся суть заключалась в следующей фразе. – Я – Королевское сердце.

Герина это вывело из себя.

– Думаешь, мы не знаем, кто ты такой? Думаешь, мы не знаем имена всех, кого твой жалкий король послал, чтобы мы их схватили и убили? Первым был Глаз короля. Королевская булава пострадал очень сильно. Хочешь, расскажу тебе, что сделали с Королевским смехом? Мы вырезали его…

Лишь на мгновение я обратился к Герину:

– Сколько человек король послал, чтобы проникнуть в ряды дашини?

– Двенадцать. Хочешь снова пересчитать костяшки их пальцев?

– Двенадцать мужчин, – отозвалась эхом Дариана, и в голосе взрослой женщины прозвучали нотки маленькой девочки.

Герин обернулся к ней. Но было поздно.

– А затем он поумнел, – сказала она, – и послал женщину.

Она воткнула иглу прямо в лоб Герину. Острие чисто и без всяких усилий вошло ему в бровь, появилась всего одна капля крови. Герин распялил рот, но издал лишь тихое шипение. Затем его рот раскрылся еще больше, словно он хотел сообщить нечто такое важное, что оно не помещалось в небольшое отверстие.

Руки взлетели к лицу, пальцы задергались. Он провел ими по щекам, пытаясь нащупать бровь и вытащить иглу изо лба. И только тогда я понял, что он ослеп. Каким-то образом ноги Герина еще держали его, и он стоял, широко раскрыв глаза, умирал, но никак не мог умереть. Спустя пару мгновений руки его обвисли, и он выдохнул.

Но перед тем, как он начал заваливаться назад, Дариана схватила его за грудки и удержала.

– Я – Дариана, дочь Шаниллы, тринадцатого кантора плащеносцев, – сказала она. – И я – Королевское терпение.

Глава сорок первая

Фрагменты

Вначале мир состоит из пыли. Мельчайших частиц света и звука. Быстрых вспышек солнца, отраженного в клинке маленького кинжала. Царапающих тонких волокон веревки, которая сперва сопротивляется, но после сдается. Падение…

Голоса.

– …нужно…

– …нет времени…

– …он умрет…

– …все равно…

Пыль исчезает, а вместо нее появляется гладкая серость. У этого отсутствия изображений, звуков и ощущений есть название. Сон. Кажется, мне нравится сон. Хочется удержать его, но мне не удается.