Лучший друг - Ян Жнівень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После относительно грузного фильма про будущее все решили отвлечься и поискать сходства с реальным миром. Это затянуло их на добрый час, в процессе которого Женя смог уломать друзей сделать кое-что постыдное, за что потом их будет мучать совесть, – попробовать дурман. Эффект от него, как позже выяснилось, троекратно усилил эффект следующей ленты.
«Чем дальше в лес – тем больше дров, – сказал Женя, запуская новый фильм». У всех уже были под завязку набиты животы, а Женю сильно потянуло в сон, но желания смотреть дальше только прибавилось. Последним эпизодом в ночном вояже оказался тяжелый и грузный фильм про заключенного и начальника тюрьмы. Книг автора, написавшего первоисточник, в подвале Жени было навалом, так что он окрестил последний фильм шедевром киноиндустрии.
Все впечатление составляли слезы. Искренние и скупые слезы, пролитые в конце, были настолько печальными, что сил на новые ленты не осталось. Единственным, кто оставался холоден и подавлял свои чувства, был старший брат. Даже в таких моментах он держал себя в руках, не позволяя слезам брать верх. Он нашел в этом фильме нечто, перевернувшее его восприятие на долгое время. История про нечестно осужденного показалась ему несправедливой и жизненной. После ленты он упал на пуфики, не сказав ни слова. Жене, как человеку, давно сидевшему на игле кино, этот показалось слишком странным. Несомненно, фильмы могли менять мироощущение человека, но Лёша принял историю слишком близко к сердцу. Старший брат ушел в сон. Отойдя от трагической драмы, остальные тоже уснули. На часах было 15:51.
Когда уже Егор вздумал засыпать, он увидел Женю, который, припав к стене, печально созерцал плакат с четырьмя парнями и фотографией в центре. Егор думал снова уснуть, но мысли, переполнявшие его, не давали даже глаз сомкнуть.
– Пойдем поговорим, – сказал Егор, тихо выбравшись из объятий Маши.
На улице был день, от чего было очень неестественно думать, что ты планировал лечь спать буквально минуту назад. Сев на небольшую лавочку у дома, Егор спросил, потирая глаза:
– «Комаровы». Кто они?
Женя аж косяк из рук выронил. Он посмотрел на Егора взглядом, полным боли и тихой злобы.
– Ты не хочешь об этом говорить? – спросил Егор, чувствуя нарастающее напряжение между ними.
– Не то чтобы не хотел… Скорее, просто не могу никому выговориться.
– Ну, ты можешь мне рассказать все, что тебя тревожит. Я думаю, мы сможем понять друг друга. В конце концов, оба в дерьме, что бы с кем ни случилось в прошлом, – говорил Егор, искренне веря, что их ситуации схожи.
– Но они кардинально разные, – словил его мысль на лету Женя.
Как и со старшим братом, только теперь трезвый, Женя рассказал все от начала и до конца, только в конце, видимо, что-то переосмыслив с тех пор, добавил:
– Судьба оставила в живых только меня. Эта сука поимела всех, а меня оставила терпеть это…
Егор слушал, тихо млея от мурашек, бегущих по коже. Для него чувство потери друга было чуждым. Настоящих друзей он не терял, поэтому даже мысли о том, что они поймут друг друга, не допускал. Даже Костя, как бы ни волновали мысли о погибшем товарище, не был такой тяжелой потерей, он был не сравним с тем, что довелось увидеть Жене.
– Я не осмелюсь повторить то, что сказал ранее. Я не пойму тебя, пусть и потерял не так давно верного товарища. Без него нас бы тут не было, – Егор шумно сглотнул и почувствовал, как его тошнит.
– Может, они и правда кардинально разные, – отвечал Женя, – но не стоит сравнивать свои потери. Будь то хоть жук на бордюре – все равно. Каждый переживает подобное по-своему.
– Но я все равно не могу прочувствовать тебя, – чувствуя отвращение к себе и бессилие перед Женей, Егор опустил голову и поджал губу.
Вероятно, в той ситуации любому человеку нужна была поддержка. Собственно, Женя не был исключением, но никто не знал, что нужно, нет, что обязательно сделать в этой ситуации. Как и Лёша, младший брат сидел и молча слушал, не зная, что делать.
– И как после их смерти? Какие эмоции тебя наполняют? – спросил Егор, как вдруг осекся и добавил: – Боже, что я несу. Забудь.
– Да не парься. Тоску чувствую. Тут нету философии. Я… Я не хочу уходить в рассуждения, искать ответы в логике. Это бредовая затея, ведь мной движут только эмоции, разрывающие изнутри. Я слабый по натуре, и переживать такое просто невозможно. Вот если бы со мной был хоть кто-то из них, но я один… Меня поимели, и тут, повторюсь, нет философии. Наша шайка оборванцев передохла, и я, возможно, уже скоро сам пойду за ними, унеся за собой секреты «Комаровых», думавших, что они станут хоть чем-то для других…
– Вот дерьмо… Последний из «Комаровых». Так ты себя называешь?
– Ну, есть такой грешок у меня. Романтично, не правда ли? – он нервно усмехнулся и посмотрел на Егора сквозь сальные, грязные волосы. И теперь Егор понял его как никто другой. Новый товарищ – романтик, любитель принимать одиночество мужественно.
Но, в отличии от Егора, он переживал это одиночество справедливо. Младшему это было понятно, и сделанный еще в пригороде вывод, к которому он пришел после боя с Артуром, в очередной раз подтвердился. Ничего романтичного в его натуре не было. «Просто разбалованный мальчик», – как сказал однажды старший, сам не осознавая того, как оскорбил его, и сколько он пролил слез после. Однако сейчас он понимал, что Лёша был прав – разбалованный мальчик. Зато теперь перед ним есть пример – пример того, кем ты станешь, если захочешь стать настоящим романтиком и заложником своего образа.
– Ничего, братан, – Егор обнял его. – Мы станет твоими корешами. Знаю, не заменим прежних, но постараемся облегчить твою ношу, – и Егор почувствовал, как рубашка намокла от чужих слез.
Глава 5
Шрам
