Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Во время войны надо быть на стороне победителя! — в тон ему произнес я.

— Хотел бы я, чтобы твои слова услышало как можно больше людей! — провозгласил он, явно польщенный, после чего деловым тоном предложил: — Мне как раз не хватает толкового командира-кавалериста.

— Я уже гражданин Республики, так что можешь назначить меня префектом конницу, — подсказал я.

— С удовольствием сделаю это. Только есть небольшая проблема. Большую часть моей конницы составляют германцы, которые не желают подчиняться командирам-римлянам, — сообщил Гай Юлий Цезарь.

— Я сумею решить эту проблему, — пообещал я и объяснил: — Мы вместе воевали и неплохо.

— Надеюсь, что и дальше будете воевать так же хорошо, — сказал проконсул.

— Со мной два новоиспеченных гражданина Республики. Они раньше в твоей армии командовали турмами. Найдется место и для них? — спросил я.

— Конечно, — ответил он. — Ты префект конницы. Назначение командиров турм в твоей власти.

Конница, примерно тысяча человек с учетом напарников-пехотинцев, располагалась за пределами каструма, ближе к реке. Две трети ее составляли германцы, треть — кельты из разных племен. Мой наметанный глаз сразу заметил ту невидимую черту, которая делила лагерь на «германскую» и «кельтскую» части. На границе между ними я и приказал поставить выданную мне командирскую палатку, которая ничем не отличалась от солдатских, только предназначена для одного. Я поселился в ней с Гленном, Бойдом и Дюрисом.

Пока они ставили палатку, я пообщался со своими новыми подчиненными. Первыми подошли кельты, которые помнили меня. Узнав, что я назначен префектом конницу, обрадовались и отправились делиться этой новостью с остальными соплеменниками. Затем подошли шестеро германцев, как догадываюсь, вожди племенных отрядов. Двоих я знал, и они помнили меня по боям с восставшими кельтами.

После обмена приветствиями, один из них по имени Сигимар, рослый, под метр девяносто, с густой лохматой гривой рыжеватых волос, одетый, несмотря на жару, в безрукавку из волчьей шкуры темно-серым мехом наружу, начал разговор:

— Нам сказали, что Цезарь назначил тебя командиром конницы.

— Да, это так, — подтвердил я.

— У нас не принято подчиняться людям из другого племени. Каждым отрядом командует вождь, выбранный воинами, — сообщил он.

— Знаю, — подтвердил я. — Но, во-первых, я гезат, не принадлежу ни к какому племени, а во вторых, не собираюсь вмешиваться в дела отрядов. Вы будете и дальше выбирать вождей и выполнять их приказы, а я буду отдавать приказы вашим вождям. Если вы считаете, что я недостаточно опытен или смел для этого, так и скажите. Я готов сразиться с любым и доказать обратное.

Я сделал паузу, предлагая обдумать это предложение. Судя по напряженному молчанию, ни у кого из шестерых германцев не было желания погибнуть ни за что.

— А мне приказы будет отдавать Цезарь. В бою должен быть один командир, — продолжил я и, пока германцы не начал возражать, задал каверзный вопрос: — Вы согласны со мной?

С какой именно частью моей фраза предлагаю согласиться, не стал уточнять. Подразумевалось, что с последней, но каждый был волен считать по-своему.

— Да, в бою должен командовать один, — нашелся Сигимар.

— А после боя командовать вами я не собираюсь, — пообещал я. — Разве что потребую не грабить мирных жителей так, что они пожалуются на вас Цезарю, и он будет ругать меня.

Первым приказом Гая Юлия Цезаря, отданным мне, было требование прекратить грабежи мирного населения германцами. Мы оба понимали, что приказ невыполним в принципе, но как бы выполнили положенный ритуал. Теперь я исполнил вторую часть этого ритуала.

Германцы дружно засмеялись, будто услышали что-то очень остроумное.

— Мы постараемся, чтобы никто не жаловался! — весело заверил Сигимар, после чего все шестеро отправились в свои отряды.

Значит, можно считать, что признали меня своим командиром, но подтверждать право на эту должность придется постоянно. Сплохую хоть раз — перестанут подчиняться, несмотря на любые требования или угрозы главнокомандующего.

Вечером того же дня в каструм вернулся Марк Антоний, которого Гай Юлий Цезарь посылал в расположенный неподалеку городок Сульмон, чтобы проверить, действительно ли его жители готовы перейти на сторону мятежников. Ушел он с пятью когортами, вернулся с двенадцатью. Семь когорт, охранявшие Сульмон, примкнули к армии Гая Юлия Цезаря. В Галльскую войну Марк Антоний одно время командовал двенадцатым легионом. В этом году был избран плебейским трибуном. Должность эта не позволяла командовать войсками, поэтому проконсул назначил Марка Антония пропретором (наместником преторской провинции).

Через три дня прибыли из Галлии восьмой легион и двадцать две когорты новобранцев и три сотни всадников-таврисков — кельтов, проживавших на территории будущей Австрии — под предводительством их вождя Воккио. Теперь под командованием Гая Юлия Цезаря было пятьдесят девять когорт. Вновь прибывшие построили себе каструм с противоположной стороны Корфиниума. Тавриски расположились рядом со вторым каструмом. Мне они подчинялись чисто номинально, что меня устраивало, потому что я не видел их в бою, не знал, на что способны и какой фортель от них можно ожидать. После чего легионерам из обоих каструмов был отдан приказ окружить город рвом и валом, чтобы никто не смог сбежать.

Мне показалось, что «враг римского народа» не собирается штурмовать Корфиниум. Он знал, что гарнизон сильно мотивирован: Люций Домиций Агенобарб пообещал каждому легионеру по четыре югера земли из собственных владений, если выдержат осаду. Подозреваю, что осадными работами Гай Юлий Цезарь всего лишь хотел сломить волю осажденных. Мол, если не сдадитесь, пойду на штурм, и тогда… Скорее всего, ему не нужна большая кровь. Мелкие стычки простят, а вот уничтожение тридцати трех и даже всего трех когорт — нет. К тому же, наверное, уже примерял тогу диктатора и считал, что это его подданные, поэтому надо их беречь.

В обязанности конницы входила дальняя разведка. Гай Юлий Цезарь, как он сам сказал мне, был уверен, что Гней Помпей такой же талантливый полководец, а значит, обязательно ударит в тыл осаждавшей армии. Я видел его противника мельком и в мирной обстановке, поэтому ничего не могу сказать уверенно, однако мне показалось, что Гней Помпей всего лишь хороший администратор, которому повезло командовать самой, пожалуй, сильной армией в эту эпоху. Надо быть совершенным тупицей, чтобы с вышколенными и закаленными в боях легионами проигрывать слабым соседям Римской республики.

Приказы командования не обсуждаются, поэтому каждое утро я отправлял три отряда на разведку: один на юг, второй на запад и третий на север, хотя северные территории присягнули на верность Гаю Юлию Цезарю. Видимо, понимали, что легионы из Галлии в первую очередь доберутся до них. Но ведь никто не мешал нашим противникам зайти с той стороны. Я тоже, как позже выяснилось, переоценивал их.

Я предполагал, что германцы начнут упираться, отказываться от разведывательных рейдов просто из принципа, чтобы показать, что сами себе командиры. Нет, отправлялись с удовольствием. Почему — понял в первый же вечер, когда они вернулись, нагруженные добычей, в основном забитым скотом и птицей, зерном и вином, часть которой положили возле моей палатки. Хочешь — бери, не хочешь, как хочешь. Я не стал выпендриваться, иначе бы упал в их глазах, перестал быть соратником, а точнее подельником. Как ни странно, от ограбленных крестьян больше не поступало жалоб. То ли жаловаться стало слишком опасно, то ли просто некому. Это устраивало и Гая Юлия Цезаря, и меня, и германцев, а крестьяне безмолвствовали.

На седьмую ночь осады меня разбудил посыльный от проконсула. Это был хлипкий юноша с длинными завитыми волосами, блестящими глазами и угловатыми движениями, напоминающий малолетку, впервые попавшую в ночной клуб. Красноватый свет факела, который посыльный держал в левой руке, метался по его бледному лицу и как бы наполнял жизненной энергией, которой так не хватало посыльному.