Устал рождаться и умирать - Мо Янь

— Человек сто, — комментировал я. — Похоже, туристы. — Послышался свисток. — На отмели сошлись, собрание, что ли. — Ветер доносил обрывки речи человека со свистком.

— Велел построиться, — повторял услышанное Дяо Сяосань. — Прочёсывайте, как сетью, без надобности не стрелять, загоняйте их в воду…

— Что? У них оружие? — изумился я.

— По нашу душу явились, — заключил Дяо Сяосань. — Дай сигнал, собирай бойцов.

— Давай ты — я вчера, когда рыбу ел, горло наколол.

Дяо Сяосань набрал полную грудь воздуха, запрокинул голову, полураскрыл рот, и из глубины его глотки вырвался высокий и пронзительный клич, похожий на вой сирены воздушной тревоги. Ветви деревьев на косе зашевелились, заросли травы раздвинулись, и множество кабанов, больших и маленьких, старых и молодых, собрались со всех сторон на дюне. Всполошились лисы, встревожились барсуки, перепугались дикие кролики. Кто задал стрекача куда глаза глядят, кто забрался поглубже в норы, кто кружил на одном месте, наблюдая.

В смоле и песке, одинаково золотисто-коричневатые, вскинутые головы и разинутые рты, большие выступающие клыки и поблёскивающие глазки, две с лишним сотни кабанов, большей частью связанные со мной кровными узами — вот оно, моё войско. Возбуждённо ждут, не находят места и готовы действовать — скрипят зубами и топают.

— Дети мои, — обратился к ним я, — это война. Они пришли с оружием, поэтому наша тактика — искать лазейки, уклоняться, не дать им погнать нас на восток, пробираться к ним в тыл!

Вперёд выскочил кабан свирепого вида.

— Не согласен! — воскликнул он. — Нужно сплотить ряды, ударить в лоб и скинуть их в реку!

Известен он был как Драное Ухо. Весом триста пятьдесят цзиней, огромная голова покрыта толстым слоем смолы и песка, одно ухо наполовину откушено в героической схватке с лисами, развитые жевательные мышцы и острые зубы. Помню, он хватанул одного лиса так, что у того голова на куски развалилась. Один из самых мощных бойцов, но мне не родня. Поначалу я считал, что этот заводила среди местных кабанов ещё молод, чтобы сразиться со мной, но теперь он уже подрос. Я давно говорил, что роль предводителя кабанов меня не очень прельщает, но этому свирепому типу передавать её не хотелось.

— Выполнять, что велел Великий Вождь! — поддержал меня вставший Дяо Сяосань.

— А если Великий Вождь велит сдаваться, что, сдаваться будем? — недовольно пробурчал Драное Ухо.

Многие тоже заворчали, и в душе я расстроился. Стало ясно, что повести за собой это воинство будет непросто. Если не обуздать Драное Ухо с компанией, жди раскола, но перед лицом врага с внутренними делами разбираться некогда.

— Исполняйте приказ, разойдись! — строго скомандовал я.

Многие, действуя как велено, скрылись среди деревьев и зарослей травы, но сорок с лишним кабанов, очевидно, приспешники Драного Уха, с гордым видом последовали за ним навстречу людям.

Те выстроились длинной змеёй с запада на восток и двинулись вперёд. Кто в соломенной шляпе, кто в брезентовой туристской кепке; в тёмных очках и в очках от близорукости; в куртках и костюмах; у одних на ногах кожаные туфли, у других кроссовки; одни несут гонги и колотят в них на ходу, другие достают из карманов и запускают хлопушки; те, что с дубинками, молотят по зарослям травы, те, что с ружьями, шагают вперёд с громкими криками… Далеко не все молодые и здоровые, были и седые сгорбленные старики с острым взором; не только мужчины — десяток девиц.

— Бах-бабах! — Это взрывались хлопушки двойного действия, «двухпинковые», как их называют в народе, у земли они взрываются с жёлтым дымком, а в воздухе — белым.

— Бум… — гудел треснутый гонг, такие используют в сычуаньской опере.

— Выходи, не то стрелять будем! — кричали те, что с дубинками.

Вся эта разношёрстная компания действовала кто в лес кто по дрова. Разве это охотники, идущие с облавой? Так в пятьдесят восьмом воробьёв пугали. Я заметил народ с Пятой хлопкообрабатывающей фабрики, потому что углядел тебя, Цзефан. Ты тогда уже стал штатным рабочим, бригадиром контролёров качества. Твоя жёнушка Хэцзо тоже в штате, работала поваром в столовой. Рукава твоей серой куртки закатаны, видны сверкающие часы. Жена твоя тоже здесь — наверное, надеется привезти на фабрику кабанятины, сдобрить рацион работников. Были там и работники коммуны и торгово-закупочного кооператива, а также жители разных деревень Гаоми. Заправлял на этом мероприятии, очевидно, человек с жестяным свистком на шее. Кто таков? Да Симэнь Цзиньлун. В некотором смысле мой сын, так что это великая битва свиней и людей была также и сражением между отцом и сыном.

Крики людей перепугали аистов в ракитнике — они целыми стаями взмывали в небо, их бесчисленные гнёзда содрогались, в воздухе разлетались пёрышки. Люди задирали головы и от испуга птиц приходили в ещё большее возбуждение. Из нор повыскакивали лисы, они мелькнули язычками пламени и скрылись в высокой траве. Торжествующая толпа продвинулась примерно на тысячу метров и столкнулась с отрядом смельчаков под предводительством Драного Уха.

— Кабаний царь! — завопил кто-то в толпе.

И разрозненные, беспорядочные ряды сомкнулись. Кабаны и люди остановились как вкопанные метрах в пятидесяти друг от друга, словно два войска в древности. Позади Драного Уха сгрудились его двадцать свирепых хряков. Впереди шеренги людей стоял Симэнь Цзиньлун с дробовиком; на шее у него кроме свистка висел ещё и серо-зелёный бинокль. Он держал дробовик в одной руке и бинокль в другой, и я понял, что от внезапно возникшей перед ним вызывающе зверской морды Драного Уха он перепугался насмерть.

— Бейте в гонги! — в панике заорал он. — Кричите громче! — Он ещё думал, что напугает кабанов, как когда-то пугали воробьёв, и загонит на восток и в реку.

Позже я узнал, что на краю песчаной косы, там, где два потока снова сливались в один, бросили якорь два стальных катера с двадцатисильными дизелями и боевыми группами из опытных охотников и демобилизованных военных на борту. Среди них была и троица, охотившаяся на волка-оборотня. Цяо Фэйпэн, которому я впился в плечо, когда был Ослом Симэнем, уже состарился и растерял зубы, ну а Лю Юн с Люй Сяобо — в самом расцвете сил. Эти искусные стрелки были вооружены автоматическими карабинами с обоймой на пятнадцать патронов и высокой скорострельностью. У этого оружия прекрасные характеристики, оно отличается высокой точностью. Но есть и слабое место — невысокая пробивная способность пули. С пятидесяти метров она с трудом пробивала защитную броню на наших шкурах, а после ста метров её убойная сила сходила на нет. В той великой битве часть кабанов оттеснили на край косы, около дюжины погибли под пулями, но большинство вернулись целыми и невредимыми.

Гремели надтреснутые гонги, от криков дрожало небо, но это была лишь бравада, никто и с места не двинулся. А Драное Ухо с рёвом очертя голову бросился в атаку. У людей было около дюжины дробовиков, но в панике выстрелил один Цзиньлун. Ударившей по ракитнику дробью напрочь снесло одно гнездо, ранило подвернувшегося аиста, но не задело и щетинки на кабанах. Стоило им ринуться в атаку, воинство Цзиньлуна обратилось в бегство. Женщины визжали громче всех, а жалобнее других верещала Хуан Хэцзо. На бегу она споткнулась, и в её выставленный зад вцепился Драное Ухо. С тех пор она осталась инвалидом «с одной половинкой» и ходила жалко перекособоченная. Кабаны врезались в толпу, нанося удары направо и налево. Отовсюду неслись душераздирающие вопли. В свалке кабанам тоже доставалось копьями и дубинками, но ранить их в основном не удавалось. Серьёзное ранение получил лишь один одноглазый кабан, которому в суматохе угодила в глотку пика с обоюдоострым наконечником. Цзефан уже забрался было в лодку, но, увидев, что Хэцзо тяжело ранена, отважно выпрыгнул и с трёхзубыми вилами бросился выручать её. Одной рукой ты поддерживал Хэцзо и отступал, не выпуская вил из другой, вот храбрец какой. Своим поведением ты завоевал почёт и славу, а также моё глубокое восхищение. Взявший себя в руки Цзиньлун выхватил у кого-то короткоствольную бердану с широким дулом и призвал на подмогу нескольких смельчаков. Наверное, его вдохновила отвага младшего брата, и он, собравшись с духом, точной рукой прицелился в Драное Ухо. Грянул выстрел, в брюхо кабану ударил целый столб огня. Толстую броню дробь не пробила, но всё брюхо охватило пламя. Драное Ухо отбежал в сторону, потом повалился на землю и принялся кататься, сбивая огонь. Видя, что предводитель ранен, кабаны стали отступать. При выстреле приклад берданы разлетелся, лицо Цзиньлуна почернело от пороха, из разорванной между большим и указательным пальцами руки текла кровь.

В этой битве, которую устроил не подчинившийся приказу Драное Ухо, кабаны, можно считать, одержали верх. Несомненным подтверждением победы стали оставленные людьми туфли и сандалии, соломенные шляпы, дубинки и другие вещи. И Драное Ухо стал вести себя ещё более вызывающе. Во многом из-за сложившейся ситуации, когда стало возможным насильственное отречение государя, больше половины стада уже явно выступали за него. При его поддержке они растащили оставленные людьми вещи, как трофеи, и болтались по косе, празднуя победу.