Устал рождаться и умирать - Мо Янь

Мо Янь

Устал рождаться и умирать

Данное издание осуществлено в рамках двусторонней ПРОГРАММЫ ПЕРЕВОДА И ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ РОССИЙСКОЙ И КИТАЙСКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ И СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, утверждённой Главным государственным управлением по делам прессы, издательств, радиовещания, кинематографии и телевидения КНР и Федеральным агентством по печати и массовым коммуникациям Российской Федерации

Издано при поддержке АНО «Институт перевода», Россия

Издательство выражает благодарность

The Wylie Agency (UK) Ltd за содействие в приобретении прав

Life and Death are Wearing me out © Mo Yan, 2006

© Егоров И. А., перевод на русский язык, примечания, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ЗАО «Торговоиздательский дом „Амфора“», 2014

ISBN 978-5-367-03281-9

ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Симэнь Нао — Богатый землевладелец в деревне Симэньтунь. Расстрелян, после смерти перерождается как осёл, вол, свинья, собака, обезьяна, большеголовый ребёнок Лань Цяньсуй.[1] Один из главных повествователей книги.

Лань Цзефан[2] — Сын Лань Ляня и Инчунь, председатель уездного торгово-снабженческого кооператива, заместитель начальника уезда. Один из главных повествователей книги.

Урождённая Бай[3] — Жена Симэнь Нао.

Инчунь — Наложница Симэнь Нао. После 1949 года выходит замуж за Лань Ляня.

У Цюсян — Вторая наложница Симэнь Нао. После 1949 года выходит замуж за Хуан Туна.

Лань Лянь[4] — Батрак семьи Симэнь Нао. После 1949 года крестьянин-единоличник, в конечном счёте остаётся единственным в Китае.

Хуан Тун — Командир народного ополчения деревни Симэньтунь, бригадир большой производственной бригады.

Симэнь Цзиньлун — Сын Симэнь Нао и Инчунь. После 1949 года одно время носил фамилию приёмного отца — Лань. Во время «культурной революции» исполнял обязанности председателя ревкома[5] большой производственной бригады деревни Симэньтунь, потом заведовал свинофермой, был секретарём комсомольской ячейки, с началом политики реформ и политики открытости стал секретарём парторганизации, председателем совета директоров особой экономической зоны по туризму.

Симэнь Баофэн — Дочь Симэнь Нао и Инчунь, «босоногий врач»[6] деревни Симэньтунь, вышла замуж за Ма Лянцая, впоследствии стала жить с Чан Тяньхуном.

Хуан Хучжу — Дочь Хуан Туна и У Цюсян, вышла замуж за Симэнь Цзиньлуна, впоследствии стала жить с Лань Цзефаном.

Хуан Хэцзо — Дочь Хуан Туна и У Цюсян, жена Лань Цзефана.

Пан Ху — Герой корейской войны,[7] бывший директор и партсекретарь пятой хлопкообрабатывающей фабрики.

Ван Лэюнь — Жена Пан Ху.

Паи Канмэй — Дочь Пан Ху и Ван Лэюнь. Секретарь уездного комитета партии. Жена Чан Тяньхуна, любовница Симэнь Цзиньлуна.

Пан Чуньмяо — Дочь Пан Ху и Ван Лэюнь. Любовница, вторая жена Лань Цзефана.

Чан Тяньхун — Закончил уездное театральное училище по классу вокала, работал в деревне Симэньтунь с отрядом по проведению «четырёх чисток»,[8] во время «культурной революции» зампредседателя уездного ревкома, впоследствии замдиректора труппы уездной оперы маоцян.[9]

Ма Лянцай — Учитель и директор начальной школы в Симэньтунь.

Лань Кайфан — Сын Лань Цзефана и Хуан Хэцзо, замначальника привокзального полицейского участка в уездном городе.

Пан Фэнхуан — Дочь Пан Канмэй и Чан Тяньхуна, её настоящий отец — Симэнь Цзиньлун.

Симэнь Хуань — Приёмный сын Симэнь Цзиньлуна и Хуан Хучжу.

Ма Гайгэ — Сын Ма Лянцая и Симэнь Баофэн.

Хун Тайюэ — Староста деревни Симэньтунь, председатель кооператива, секретарь партячейки.

Чэнь Гуанди — Начальник района, потом уезда, приятель Лань Ляня.

КНИГА ПЕРВАЯ

ОСЛИНЫЕ МУЧЕНИЯ

ГЛАВА 1

Пытки и неприятие вины перед владыкой ада. Надувательство с перерождением в осла с белыми копытами

История моя начинается с первого дня первого месяца тысяча девятьсот пятидесятого года. Два года до этого длились мои муки в загробном царстве, да такие, что представить трудно. Всякий раз, когда меня притаскивали на судилище, я жаловался, что со мной поступили несправедливо. Исполненные скорби, мои слова достигали всех уголков тронного зала владыки ада и раскатывались многократным эхом. Несмотря на пытки, я ни в чём не раскаялся и прослыл несгибаемым. Знаю, что немало служителей правителя преисподней втайне восхищались мной. Знаю и то, что надоел старине Ло-вану[10] до чёртиков. И вот, чтобы заставить признать вину и сломить, меня подвергли самой страшной пытке: швырнули в чан с кипящим маслом, где я барахтался около часа, шкворча, как жареная курица, и испытывая невыразимые мучения. Затем один из служителей поддел меня на вилы, высоко поднял и понёс к ступеням тронного зала. По бокам от служителя пронзительно верещали, словно целая стая летучих мышей-кровососов, ещё двое демонов. Стекающие с моего тела капли масла с желтоватым дымком падали на ступени… Демон осторожно опустил меня на зеленоватые плитки перед троном и склонился в глубоком поклоне:

— Поджарили, о владыка.

Зажаренный до хруста, я мог рассыпаться на кусочки от лёгкого толчка. И тут откуда-то из-под высоких сводов, из ослепительного света свечей раздался чуть насмешливый голос владыки Ло-вана:

— Всё бесчинствуешь, Симэнь Нао?[11]

По правде сказать, в тот миг я заколебался. Лёжа в лужице масла, стекавшего с ещё потрескивавшего тела, я понимал, что сил выносить мучения почти нет, и если продолжать упорствовать, неизвестно, каким ещё жестоким пыткам могут подвергнуть меня эти продажные служители. Но если покориться, значит, все муки, которые я вытерпел, напрасны? Я с усилием поднял голову — казалось, в любой момент она может отломиться от шеи — и посмотрел на свет свечей, туда, где восседал Ло-ван, а рядом с ним его паньгуани[12] — все с хитрыми улыбочками на лицах. Тут меня обуял гнев. Была не была, решил я, пусть сотрут меня в порошок каменными жерновами, пусть истолкут в мясную подливу в железной ступке…

— Нет на мне вины! — возопил я, разбрызгивая вокруг капли вонючего масла, а в голове крутилось: «Тридцать лет ты прожил в мире людей, Симэнь Нао, любил трудиться, был рачительным хозяином, старался для общего блага, чинил мосты, устраивал дороги, добрых дел совершил немало. Жертвовал на обновление образов святых в каждом храме дунбэйского[13] Гаоми,[14] и все бедняки в округе вкусили твоей благотворительной еды. На каждом зёрнышке в твоём амбаре капли твоего пота, на каждом медяке в твоём сундуке — твоя кровь. Твоё богатство добыто трудом, ты стал хозяином благодаря своему уму. Ты был уверен в своих силах и за всю жизнь не совершил ничего постыдного. Но — тут мой внутренний голос сорвался на пронзительный крик — такого доброго и порядочного человека, такого честного и прямодушного, такого замечательного обратали пятилепестковым узлом,[15] вытолкали на мост и расстреляли! Стреляли всего с половины чи,[16] из допотопного ружья, начинённого порохом на полтыквы-горлянки[17] и дробью на полчашки. Прогремел выстрел — и половина головы превратилась в кровавое месиво, а сероватые голыши на мосту и под ним окрасились кровью…»

— Нет моей вины, оговор это всё! Дозвольте вернуться, чтобы спросить этих людей в лицо: в чём я провинился перед ними?

Когда я выпаливал всё это, как из пулемёта, лоснящееся лицо Ло-вана беспрестанно менялось. Паньгуани, стоявшие с обеих сторон, отводили от него глаза, но и со мной боялись встретиться взглядом. Я понимал: им абсолютно ясно, что я невиновен; они с самого начала прекрасно знали: перед ними душа безвинно погибшего, — но по неведомым мне причинам делали вид, будто ничего не понимают. Я продолжал громко взывать, и мои слова повторялись бесконечно, словно перерождения в колесе бытия. Ло-ван вполголоса посовещался с паньгуанями и ударил своей колотушкой, как судья, оглашающий приговор:

— Довольно, Симэнь Нао, мы поняли, что на тебя возвели напраслину. В мире столько людей заслуживают смерти, но вот не умирают!.. А те, кому бы жить да жить, уходят в мир иной. Но нам такого положения дел изменить не дано. И всё же, в виде исключения по милосердию нашему, отпускаем тебя в мир живых.