Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы - Диана Гэблдон

Хотя прошло столько лет, я довольно быстро вспомнила, что пришла тогда за наперстянкой, необходимой для настоя, который предназначался Алексу Рэндаллу, младшему брату Черного Джека Рэндалла. Прапрадеду Фрэнка в шестом поколении.

Бедолага давно был уже мертв. Умерев немолодым, он оставил после себя сына. Где-то тот сейчас? Жена Алекса была тогда моей подругой, но я заставила себя не думать сейчас об этом. Мистер Хью… да, мистер Хью доставал мне баночку, стоящую на верхней полке справа от него.

– Вот.

Разумеется, я по памяти повторила этот жест и нашла наперстянку на полке в окружении хвоща и корня ландыша, о чем свидетельствовали этикетки на баночках. Все это были сердечные средства, следовательно, аконит должен был быть среди них, если лекарства на этой полочке были размещены по свойствам.

Да, аконит был здесь, но этикетка гласила загадочное «Бабушкино зелье».

– Осторожно с ним. Если пролить его на кожу, она онемеет. Может, стоит перелить в стекло? – Я отдала аконит мистеру Хью.

Почти все, что я купила, помещалось в марле или бумаге как неопасное, но аконит напугал мистера Хью, и тот отправился искать подходящую бутылочку, вытянув перед собой зелье.

– Сдается мне, что из вас лучший аптекарь, чем из него, – раздался хриплый голос.

Он принадлежал священнику, опиравшемуся на прилавок. По бледно-голубым глазам и густым бровям я узнала его: он был в таверне у Моубрея. Сейчас он не узнавал меня, но это потому, что тогда на мне было надето платье Дафны, а многие мужчины, завидев декольте, смотрят только туда, нимало не интересуясь лицом девушки. Печально было сознавать, что священник принадлежит к числу таких людей.

Он прокашлялся и робко спросил:

– Возможно, вы знаете, что делать при нервных расстройствах, а?

– Каких именно?

Пастор нахмурился, толстая нижняя его губа оттопырилась, а верхняя торчала наподобие совиного клюва. Он раздумывал, прежде чем ответить.

– Это… Я даже не могу сказать точно. – Он бросил на меня оценивающий взгляд. – Если бы у вас спросили, как лечить припадки, что бы вы ответили?

– Припадки? Эпилептические? Когда человек дергается, упав на землю?

Он мотнул головой, открывая натертую жестким воротничком шею.

– Нет, это не то. Такие, когда орут и лупают.

– Простите?

– Не все сразу, вначале орет, а потом глазеет, – поспешил пояснить он. – Она днями напролет таращится на все. Потом сдуру орет, очень громко. Мертвые бы восстали из могил от этого крика.

Теперь было понятно, почему он такой желчный и усталый.

Я не спешила назначать лечение, поскольку и диагноз был неясен.

– Я не могу сказать с ходу. Нужно бы видеть больную.

Пастор сглотнул.

– Вы можете сделать это сейчас? Мы живем близко.

Первая фраза была произнесена почти просительно, что, видимо, было очень трудно для гордого священника, а вторая уже намного суше, в привычном тоне.

– К сожалению, не сейчас – я встречаю мужа. Но ближе к вечеру, думаю, это будет возможно.

– В два часа, – резко произнес он. – Дом Хендерсона в тупике Кэррубера. Спросите Кэмпбелла, преподобного Арчибальда Кэмпбелла. Это я.

Мистер Хью наконец появился из задней комнаты, неся две бутылочки.

Преподобный потянулся за монетой, с сомнением рассматривая принесенную ему склянку.

– Держи деньги. Я надеюсь, что это не аконит, иначе я отправлюсь к Всевышнему. – Он бросил монетку мистеру Хью и удалился.

Занавеска, висевшая между залом и задней комнатой, колыхнулась, открывая взгляду Луизу.

– Иди, черти бы тебя побрали. Священник, называется – платы на полпенса, а работы на час, да еще и тычки в придачу! Господь ошибся, выбрав его себе в слуги.

– Это ваш знакомый? – поинтересовалась я.

Было интересно знать, что расскажет помощница аптекаря об этой семье, может быть, тогда будет ясна причина болезни его жены.

– Да нет, небольшой он мне знакомый. – Луиза охотно отозвалась, в свою очередь немало заинтересованная моей персоной. – Это священник Свободной церкви, он обычно проповедует на углу у Маркет-кросс. Говорит, что делами нельзя заслужить Царство Божие и что нужно просто быть верным Иисусу. Шутка ли! Ничегошеньки не делать и быть верным! Да что, Господь Бог в балаганчике выступает, что ли? И то сказать!

Она осенила себя крестным знамением, явно осуждая преподобного.

– Он еще и в нашу аптеку ходит. Просто диву даешься! Он же гонитель папистов, как же можно-то, а? – Луиза использовала возможность заочно обвинить пастора. – Мадам, вы не принадлежите к Свободной церкви? Я не обидела вас?

– Нет-нет, я католической веры… и папистка, – выкрутилась я. – Мне хотелось бы знать о его жене. Что с ней, вы не знаете?

В аптеку вошел новый посетитель, и Луиза отправилась ему навстречу.

– Я не знаю этой леди, да только думаю, что, чем бы она ни болела, муженек ей не поможет!

Зимний день был ясным. В прохладном воздухе вился дым, напоминая нам о недавнем пожаре.

Мы с Джейми находились в приходском саду. Джейми уже исповедался и теперь ждал Эуона, смотря на скупое солнышко.

– Старший Эуон знает легенду от тебя? О том, что я будто бы пряталась во Франции?

– Да, конечно. Это я рассказал ему. Эуон тертый калач, и я не думаю, чтобы он принял на веру такую басню, да только это лучшее, что можно выдумать. Он хороший друг, а друзья не допытываются, что к чему.

– История неплохая, ее можно будет рассказать и всем остальным. Но тогда почему ты не стал этого делать, представляя меня сэру Персивалю? К чему было говорить, что мы новобрачные?

Джейми не согласился со мной.

– Нет, ему-то как раз не стоило этого знать. Сэр Персиваль не знает, как меня зовут в действительности, потому что я представляюсь ему как Малькольм. Он может догадываться, что я не тот, за кого себя выдаю, но не нужно, чтобы в его памяти запечатлелся мой образ, возникающий при слове «Каллоден». Хотя да, ты права, ведь женитьба печатника не так интересна обществу, как твое мнимое возвращение…

– Впервые паутину хитростей сплетая, сколь путана она, себе не представляем, – усмехнулась я.

Джейми поднял уголки губ.

– О, плести паутины вовсе не так мудрено, как кажется, поверь. Поживешь со мной да посмотришь, что наличие шелковой нити в заднице облегчает жизнь. Научиться плести паутину сложно, но можно.

Я засмеялась метафоре.

– Интересно знать, как ты выпускаешь паутину из задницы и плетешь сети.

– Да ты уж видела как.

Он хотел посмотреть, что происходит в приходском саду, но нас отделяла от него стена.

– Что-то уж очень долго. – Джейми снова опустился на скамейку. – Неужто у нынешних четырнадцатилетних столько грехов?

– Знаешь ли, впечатлений вчерашнего дня хватило бы на нескольких мальчишек. К тому же отец Хейс может захотеть узнать подробнее. – Я вспомнила свое утро в борделе.

– Что, он до сих пор там?

– Нет…

Щека Джейми подернулась легким румянцем, не связанным с морозцем.

– Я… пошел перед ним. Чтоб ему было сподручнее. Должен же я подавать пример или нет?

– О да, теперь ясно: ты отнял все время у исповедника, а теперь коришь мальчонку, – поддразнивала я его. – Сколько же ты не ходил к исповеди?

– Я сказал ему, что полгода.

– А на самом деле?

– На самом деле намного дольше, но уж если я прошу отпустить воровство, драки и богохульство, то маленькую ложь можно-то отпустить.

– А как же блуд и грязные помыслы? Обошлось без них?

– Да, обошлось, – Джейми был серьезен. – Когда думаешь о венчанной, законной жене, это не блуд и не грех. А когда думаешь о других леди, такие помыслы и правда греховны.

– Вот это да! Я спасаю твою душу. Не ожидала, что буду выполнять подобную миссию, но это чертовски полезно.

Он крепко поцеловал меня.

– Будет ли это считаться индульгенцией? – Он набрал воздуха и припал к моим губам еще раз. – Лучше так, чем щупать четки – то не так приятно и толку приносит мало. – Джейми извлек из кармана четки из дерева, выглядевшие так, словно их вынули из чьей-то пасти – искусанные и обгрызенные. Да, англичаночка, ты должна будешь напомнить мне, что я обязан принести покаяние сегодня. Ты, кстати говоря, помешала мне заняться этим богоугодным делом сейчас.

– Ну и сколько же молитв «Аве Мария» тебе нужно прочесть? – водила я пальцами по бусинкам.

При более близком рассмотрении было заметно, что четки и правда побывали в чьей-то пасти: зубки хорошо прошлись по бусинам.

– Я видел одного еврея в том году. – Джейми не стал говорить о мере своего наказания. – Он натурфилософ. Шесть раз объехал землю. Так вот, он говорил, что плотская близость законных мужа и жены идет только на пользу обоим. Будто бы это добродетель. Мол, так делают и мусульмане, и евреи. А я задумался: отчего же и те, и другие тогда совершают обрезание? Связано ли это с добродетелью? Но потом мне подумалось, что прямой вопрос обидел бы его.