Золочёные горы - Кейт Маннинг

– Я останусь здесь на ночь, – сказала я. – Утром смогу отвезти его на лыжах в больницу.

– Благодарю, – сказала она.

Я легла спать у печи и уснула под храп Густава Брюнера и приступы хрипа Альберта, дремавшего на руках матери. Так и случилось, что я находилась в лагере на рассвете того жестокого дня, 14 декабря 1908 года.

Мы проснулись от звона: стучали ложкой о кастрюлю. Раздавались крики и лай собак.

– Тревога!

Герр Брюнер натянул башмаки и выскочил из палатки. Миссис Брюнер в исступлении бросилась к люку в полу. Под ним был подвал: каменистая дыра, похожая на могилу.

– Быстро, быстро.

Она скидывала вниз матрасы, консервы, одежду. Потом спустилась туда по лесенке и протянула руки к маленькой Кларе и кашляющему малышу. Я подала их ей.

– Komm, Сильви. – Ее бледное лицо смотрело на меня снизу, напоминая погрузившегося в воду пловца. – Прошу, прячься! Стреляют.

Я сбросила в погреб ее ботинки и выбежала на улицу.

Ад разверзся. Кругом крики и ругань «пинкертонов».

– На выход! Быстро! Выметайтесь!

Сверху по холму двигалось человек тридцать агентов, переваливших через гору. Они застали лагерь врасплох своим нападением. Двое скользили вниз на санках, словно школьники-демоны. Боевой клич эхом звенел в горах. Забастовщики повыбегали из палаток, застегивая штаны. Дети ударились в панику. «Мама, папа», – кричали они. Раздался выстрел. Одна из палаток загорелась.

Огонь! Люди просыпались, разбегались врассыпную и прятались. Выметайтесь! Творилось что-то дикое. У одного из «пинкертонов» в руках была метла, он протянул ее к полыхавшей огнем палатке. Когда солома метлы занялась, другой головорез схватил банку с керосином и разлил вокруг. Его приятель поджег топливо метлой-факелом. Раздался взрыв. То ли взлетела на воздух печка, то ли заряд динамита. Посыпались осколки металла, кроватей, ошметки обуви. Повторялись взрывы и выстрелы. Свистели рядом пули. Невозможно было различить, кто стрелял и где. Я помчалась прочь, петляя, словно заяц.

– Убирайтесь к чертям! Все выметайтесь! – орали «пинкертоны», помахивая оружием. – Время вышло! Стачка окончена!

Эти трусы вырывали стойки палаток. Парусина падала на снег, накрывая женщин и их пожитки. Палатка Брюнеров упала. Но пока не загорелась. Рядом с этой беспорядочной кучей парусины я увидела Клару, она плакала из-за куклы. Та осталась похороненной в погребе вместе с малышом Альбертом и их истеричной мамашей. Я вползла под палатку, сдвинув парусину.

– Фрау Брюнер!

Она сидела погребе и тщетно пыталась вскарабкаться по лестнице с малышом в одной руке. Я подхватила его за шиворот. Мы продрались сквозь упавшую парусину и выползли на снег. Клара продолжала оплакивать потерянную куклу.

– Meine Инга!

Налет завершился в одно мгновение. Словно стая шакалов, наемники-мародеры оставили после себя разгром и растерянных обитателей лагеря, раненных и потрясенных. Тони Меркандитти получил пулю в плечо. Миссис Чаченко обходила развалины, в ужасе зажав рукой рот. Нескольких мужчин выстроили гуськом и связали веревкой, среди них были Гюстав Брюнер и Дэн Керриган. «Пинкертоны» потащили их вниз по путям.

Усилия забастовщиков пошли прахом. А вслед за ними и все остальное.

Глава тридцать шестая

«Рекорд» опубликовала подробный репортаж, описав налет, пожар и срыв забастовки. Я доставила экземпляр газеты каждому из оставшихся у нас в городе семидесяти одного подписчика, потом свернула и отправила другие экземпляры не местным читателям.

Заглянув в «Патриот», вы не узнали бы, что случилось. Читая это издание, можно было вообразить, что живешь на Конфетной горе, где текут лимонадные реки и поют райские птички, а налеты и несправедливость были лишь измышлениями злобных лживых предателей, ненавидевших компанию. Редактор «Патриота» Гуделл сообщил только, что на рождественском празднике в Мунстоуне будут представлены ясли с двумя живыми овечками. В канун Рождества на площади будут распевать рождественские гимны. На первой странице размещалась заметка о матче боксеров, который должен был состояться 26 декабря, на второй день Рождества. Чернокожий боксер Джек Джонсон сразится с белым канадцем Томми Бернсом в первом поединке чемпионата в категории тяжеловесов с участием негра.

В «Патриоте» написали:

Если негр победит, кое-кого могут линчевать.

Я стояла на холоде у пекарни и читала эти строки, надеясь, что семейство Грейди уже никогда не столкнется с такой угрозой. Джейс нашел бы что сказать по этому поводу. В моей памяти промелькнуло его честное серьезное лицо так ясно, словно он явился мне наяву.

И в тот момент внизу страницы я заметила его имя, и сердце мое замерло.

ДЖАСПЕР К. ПАДЖЕТТ

1886–1908

«Патриот» вынужден с прискорбием сообщить, что господин Джаспер Клиленд Паджетт скончался в доме своей семьи в Ричмонде, Виргиния, от инфлюэнцы.

Я перечитывала эти слова снова и снова. Газета тряслась у меня в руках. Сдавленные звуки вырывались из горла, словно вылетевшие из клетки птицы, и устремлялись к соснам, стряхивая с них мертвые сухие иголки.

Мистеру Паджетту было 22 года. Выпускник Гарвардского колледжа и Академии Филлипса в Андовере, Массачусетс. Он плодотворно трудился в компании отца, работал на нашей шлифовальной фабрике и в мраморном карьере, а затем в конторе компании.

Его дед, бригадный генерал Стерлинг Паджетт (1833–1891), сражался за Конфедерацию и получил ранения в битве при Манассасе. Господина Паджетта пережил его отец Джером «Герцог» Паджетт, основатель компании «Паджетт» и города Мунстоун. Пережила его и его мачеха миссис Ингеборга Лафолетт де Шасси Паджетт, представительница королевского двора Бельгии.

Похороны состоялись в Ричмонде, их посетили две сотни человек, оплакивающих господина Паджетта-младшего.

Горожане Мунстоуна приносят глубочайшие соболезнования семье. Чтобы почтить память сына, господин Паджетт просит отправлять пожертвования в Мемориальный фонд конфедератов в Арлингтоне на имя миссис Рэндольф Шерри, проезд Генерала Роберта Ли, 42, Ричмонд, Виргиния.

Ветер разорвал газету в моих руках и понес по улице, потом закинул вверх на голые ветви дерева. Джейс умер. Это казалось невероятным. Он умер.

Умер от гриппа в Ричмонде.

– Ты видела новость, – поняла по моему лицу К. Т.

Я оперлась о дверной косяк. Она заключила в объятия то, что осталось от меня, и я осела в ее руках, содрогаясь и всхлипывая.

– Так он тот самый? – тихо спросила она. – Так я и думала.

Я прижала кулак к зубам.

– Это слишком, слишком, – повторяла она. – Бедная девочка.

Она затворила ставни и повернула табличку на окне стороной «Закрыто». Потом села рядом. Она не вымолвила ни слова о Божьей воле и вечном мире в раю, о времени, что лечит все