Белинда - Энн Райс

Думаю, мама и не заметила моего отсутствия. А я просто с ума сходила, стараясь не думать о Марти, убеждая себя, что с ним все кончено и мне надо решить, как жить дальше.

Теперь, оглядываясь назад, я думаю, почему же тогда не позвонила в Нью-Йорк Джи-Джи. Маму, вероятно, не слишком огорчил бы тот факт, что я уехала к Джи-Джи в Нью-Йорк. Сейчас она уже не нуждалась во мне, как когда-то. Но правда состояла в том, что я боялась даже подумать о том, что могу потерять Марти. Мне было больно, ужасно больно.

И поэтому я бегала по городу. Кроме того, выяснилось еще кое-что, крайне неприятное для меня. Я столкнулась с тем, что по закону я еще несовершеннолетняя.

Так, я с двенадцати лет вожу машину, но получить в Калифорнии водительское удостоверение не могу, поскольку мне еще нет шестнадцати. Я не могла посещать заведения, где подавали алкогольные напитки, даже если я всего-навсего хотела посидеть за столиком со стаканом кока-колы и посмотреть выступление комических артистов. И я, естественно, не могла открыть душу ребятам, с которыми встречалась, так как не могла рассказать им о связи с Марти.

И вообще я сильно отличалась от тех ребят, которые, с одной стороны, были вполне взрослыми, а с другой — сущими детьми. Это было выше моего понимания.

С кем я дружила в прошлом? С Триш, Джилл, Блэром Саквеллом, папой. И никогда с другими детьми.

Моя жизнь сейчас была какой-то поверхностной, если не сказать искусственной.

Ну и конечно, Марти не заставил себя долго ждать и заявился в «Шато Мармон».

Если бы он этого не сделал, то я, наверное, полностью разочаровалась бы в людях. Я хочу сказать: ведь должен же он был хоть раз навестить меня, чтобы проверить, все ли со мной в порядке. Я и сама толком не знала, чего от него хотела. Может быть, просто увидеть его и сообщить ему, что не собираюсь заниматься с ним любовью, пока он спит с моей матерью. Но, откровенно говоря, я не была готова к той сцене, что устроил мне Марти.

Это был первый акт итальянской оперы, который разыграл передо мной Марти.

Было уже далеко за полночь, когда Марти вошел в дверь моего бунгало. Причем вошел явно на взводе.

Прямо с порога он весьма требовательно спросил, что же у меня за семья-то такая. Интересно, неужели их не волнует, что я живу здесь, на бульваре Сансет, в таком месте, как «Шато», и никто за мной не присматривает. Снова его любимое слово. Мне даже стало смешно.

— Марти, что ты мне лапшу на уши вешаешь! — возмутилась я. — Нечего меня будить только для того, чтобы сказать, что моей семье насрать, где я болтаюсь. Я знала это не хуже тебя еще в двухлетнем возрасте.

— А как насчет школы? — спросил Марти. — Неужели всем в твоей семье наплевать, что ты не ходишь в школу?!

— Только попробуй напомнить им о школе! Я тебя сразу убью! — разозлилась я. — А теперь выметайся из моей комнаты и оставь меня в покое!

Потом он очень смущенно, чуть ли не со слезами на глазах, сообщил, что Бонни интересуется, где я. Почему меня давно не видно?

— И ты смеешь мне это говорить! — чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь, сказала я и тут же оказалась у него в объятиях.

Конечно, я упорно твердила «нет», хотя в душе говорила «да», и Марти это прекрасно знал. И мы вдруг оказались в кровати, и все было как всегда. А может быть, даже лучше, так как привкус горечи сделал наши объятия еще более сладкими. А потом Марти обессиленно лежал рядом со мной и пытался объяснить, через какой ад ему пришлось пройти.

— Знаешь, любимая, я даже вспомнил старую пословицу: «Будь осторожнее со своими желаниями — они могут исполниться». Вот так и со мной. Я хотел получить Бонни, хотел сделать первоклассное шоу. И я получил и то и другое, моя любимая, но никогда в жизни еще не был так несчастен.

Я не смогла ему ответить. Я плакала в подушку. Мне в голову лезли самые безумные мысли типа того, чтобы сбежать в Тихуану и там тайком пожениться, а потом вернуться и всем сообщить, что мы женаты. Интересно, что тогда будет? Но я знала, что этому никогда не бывать, и чувствовала, как во мне закипает гнев и сжигает все слова, готовые сорваться с языка.

А Марти тем временем все говорил и говорил. Он сказал мне, что я нужна ему, что он не может жить без меня и что он не справится с сериалом при таком положении дел.

— Ты должна вернуться, Белинда. Ты просто обязана. Ты должна посмотреть на все с другой стороны.

— Ты что, смеешься? Неужели ты думаешь, что я могу вернуться туда, где ты спишь с моей мамой, а она и не догадывается, что ты спишь не только с ней, но и со мной?

— Белинда, твоя мама относится к тому типу женщин, которые не хотят знать того, что их может расстроить. Богом клянусь, и она тоже не хочет. Она хочет, чтобы о ней заботились, чтобы ее обманывали. Она хочет, чтобы ее использовали и одновременно использовать всех остальных. Белинда, мне кажется, ты плохо знаешь свою маму. По крайней мере, хуже, чем я. Белинда, не поступай так со мной. Умоляю тебя.

— Не поступать так с тобой!

Джереми, если ты думаешь, что видел меня в гневе, то ты ошибаешься. Я вскочила с постели и начала молотить его кулаками и кричать, чтобы он убирался к матери.

— Не поступать так с тобой! — продолжала надрываться я.

Тогда он схватил меня, начал трясти и орать на меня как сумасшедший:

— Белинда, черт бы тебя побрал! Я ведь живой человек, и только.

— Что, на хрен, ты имеешь в виду? — поинтересовалась я.

Он присел на краешек кровати, обхватив голову руками. А потом сказал, что давление все усиливается и если он не выдержит, мама тоже сломается.

— Послушай, солнышко, как ты не можешь понять, что мы с ней в одной связке. Она ведь сейчас банкует, и это твои деньги тоже, и мы все в одной лодке. Пожалуйста, не отворачивайся от меня, мое солнышко!

Я только молча покачала головой. Банкует, видите ли! Ну что тут можно сказать?!

— Возвращайся домой, — взял меня за руку Марти. — Белинда, держись меня, и все наладится. Послушай меня, солнышко, у меня ничего, кроме тебя, не осталось.

— Марти, неужели ты действительно думаешь, что я это сделаю?

И тогда у него сдали нервы. Он заплакал и все плакал и плакал, и тогда я тоже не выдержала и зарыдала, а потом ему уже надо было уходить. Если его не будет рядом в пять утра, когда она проснется, то у него земля разверзнется под ногами.

Марти встал, оделся, а потом сказал:

— Я знаю, что ты обо мне думаешь. Честно говоря, я знаю, что сам о себе думаю. Но, Господи Иисусе, я не знаю, что делать. Но я знаю одно: если ты не вернешься домой, я больше не смогу притворяться. Это я тебе гарантирую.

— То есть ты хочешь сказать, что это моя святая обязанность следить за тем, чтобы все не рассыпалось. Как думаешь, сколько раз я уже делала это для нее? Сколько раз я молча глотала обиды и делала все, лишь бы только маме было хорошо?