Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

от скрытой радости и благодарности к нему… Вадим усмехнулся: глупо, конечно, но приятно; черт возьми… «Приятно…» — подумал он, на этот раз с усилием, пытаясь преодолеть что-то неприятное, что осело в нем, где-то на дне души, и исподволь вносило струйку горечи во все его ощущения…_____

…Дверь открыла Люба и удивилась, увидев меня. Я не был в этом доме с тех пор, как ушел из него.

— Что же ты стоишь? — сказала Люба, отступая в глубь комнаты. — Входи. — Она смотрела на меня слегка настороженно, но не враждебно. Она никогда и ни на́ кого не смотрела враждебно. Одно лишь холодное спокойствие, которое сбивало с толку мужчин, особенно тех, кто вознамеривался приударить за нею. Сталкиваясь с ее ледяной невозмутимостью, они чувствовали себя в дураках, словно вместо двери толкнулись в зеркало, и быстро отступали. Меня это не радовало, так как я и сам частенько оказывался в положении тех мужчин, хотя и был ее мужем.

Она медлительным жестом запахнула на себе халат. Халат был новый и слегка топорщился на плечах. А вот прическа была все та же — высокая, модная и в то же время придававшая ее тонкому продолговатому лицу какую-то удивительную неповторимость. За два года совместной жизни с нею я так и не смог проникнуть в тайну ее причесок. Казалось бы, совсем незначительная завитушка, как бы случайно упавшая на лоб, — и прическа уже другая: модная и в то же время именно та, которая больше всего ей к лицу. Люба знала все тайны женского очарования, знала, что она привлекательна, но была слишком ровна и слишком разумна, чтобы вызывать у мужчин плотские чувства, хотя, как и всякой женщине, ей нравилось быть предметом восхищения мужчин. И мужчины восхищались ею, как восхищаются красивым пейзажем. Мне не раз приходило в голову, что, пожалуй, было бы неплохо, если бы она вдруг обозлилась на кого-нибудь, ну хотя бы на меня, и, потеряв свою обычную уравновешенность, разбила бы об пол графин, кувшин, статуэтку или накричала бы на меня, выругалась бы, черт возьми! Но ни разу такого не бывало. Однажды я не сдержался и сказал: «Знаешь, Люба, мне иногда кажется, что ты… чертовски удачная имитация женщины». Она даже на это не рассердилась.

— Я только на минутку, — сказал я, входя в комнату. — Посмотреть на Галку.

— Она сейчас спит. Но ты проходи.

— Я на нее издали, тихонечко.

Я на цыпочках прошел в соседнюю комнату. Девочка спала, раскрасневшаяся, раскинув руки на постельке. Я осторожно откинул марлевый полог. Девочка зачмокала губами, открыла бессмысленные ото сна глаза, затем повернулась на бок и опять заснула. Я достал из кармана гуттаперчевую куклу и положил рядом с нею.

— У нее и без того много кукол, — сказала Люба.

— Ничего, лишняя не помешает. — Я снова задернул полог, повернулся к Любе. — Ну, как вы живете, Люба?

Она спокойно пожала плечами, сказала неопределенно:

— Так себе, живем…

Официант накрыл на стол. Отличную сервировку венчала роскошная полураскрывшаяся роза в высокой хрустальной вазе. Когда официант, разлив вино по бокалам, ушел, в голову Вадиму неожиданно пришла озорная мысль: «Сейчас поманю ее пальцем. Любопытно, бросит ли она своего партнера посреди танца?» Он был почти уверен, что она бросит — во всяком случае, это было бы на нее похоже.

Он стал смотреть на Юльку, пытаясь привлечь ее внимание. Это не стоило ему особого труда: во время танца Юлька почти не сводила с него глаз. Улучив минуту, когда партнер оказался спиной к нему, Вадим слегка поднял руку и поиграл пальцами. Юлька немедленно выскользнула из объятий мужчины, кажется, даже не извинившись перед ним, и торопливо пошла к Вадиму, сияя глазами, в ярком свете люстр казавшимися неправдоподобно большими и лучистыми. Партнер растерянно потоптался на месте, затем смущенно развел руками и, улыбнувшись, пошел к их столику.

— Послушайте, куда вы сбежали?

— Я… я… устала… — пролепетала Юлька, не смея поднять головы, щеки ее полыхали огнем.

— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил Вадим.

— Неважно, — признался тот.

— Пеняйте на себя. Я вас предупреждал из мужской нашей солидарности. — Он налил вина в большой бокал. — Это вам поможет.

— Слабая компенсация, — улыбнулся партнер, принимая бокал.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Вадим, — но ничего́ лучше придумать не могу. Попробуйте вы.

— Я придумал. Давайте выпьем за вас и за эту сердцеедку!

Они взяли бокалы, чокнулись с Юлькой. Она наконец-то подняла глаза. В них были непролитые слезы. «Пожалуй, завтра она ничего не расскажет своим подружкам», — подумал Вадим.

— За тебя, моя Юлька. Будь счастлива, — сказал он и озорно подмигнул, пытаясь развеселить ее.

Юлька посмотрела на него, улыбнулась. И… тоже подмигнула.

Было уже начало двенадцатого, когда они вышли из ресторана. Юлька к тому времени успела вновь обрести свою обычную форму, слегка поднарушенную было в начале вечера. Спускаясь по лестнице, она похлопала себя по животу и проворчала:

— Нажралась на целую неделю!..

Двое пожилых мужчин и женщина, поднимавшиеся в это время по лестнице, осуждающе покачали головами, явно шокированные ее жестом и словами. «Ничего себе молодежь…» — пробурчала женщина. Юлька спохватилась и запоздало прижала варежку ко рту. Вадим, слегка поотстав от нее, корчился от душившего его беззвучного смеха. На улице он громко расхохотался, уже не сдерживаясь.

— Юлька, я ищу слов и не могу найти, чтобы назвать тебя!

— А ты вон у той тетки спроси, уж она найдет, что сказать.

Вадим остановился на улице. Шел снег — крупно, пушистыми невесомыми хлопьями. Касаясь асфальта, они мгновенно таяли. Асфальт влажно блестел, в нем разноцветно светились огни уличных фонарей и неоновых реклам.

— Какой чудный вечер, Юлька! Смотри, звезды и снег. Разве не странно это? Подойди ко мне, Юлька.

Юлька подошла. Вадим взял ее за узкие, прощупывающиеся сквозь пальто худенькие плечи и сказал:

— Юлька, со мной