Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

– Софонькя, так нельзя, как ни говори, он твой дедушка.

– А пушай не лицемерничает. Сам улыбается, а у самого нож наготове.

– Ну хорошо, с сегодняшнего дня буду разрабатывать свою стратегию. В нашай деревне будет по-нашему, а им помогу создать свою деревню, пускай живут как хочут. Согласны?

– Конечно, согласны.

– Ну и всё.

5

На другой день утром звонит Юрий Петрович:

– Данила Терентьевич, вам надо явиться к нам в администрацию на минутку.

– Хорошо, Юрий Петрович, чичас будем у вас.

Мы с Алёшай приезжаем, Юрий Петрович ждёт.

– Данила Терентьевич, Александр Николаевич хочет с вами поговорить.

Пошли, нас принимает Бузычкин Александр Николаевич, обычно любезно:

– Данила Терентьевич, мы решили так. Как вы не хочете принимать прививки, их всех сорок восемь, но по крайной мере приняли бы хоть три, ето от туберкулёза, полиомиелита и от гриппа, нам ва́жны дети.

Думаю, вот идивоты, хоть что делай – оне своё. Я махнул рукой:

– Делайте.

Он улыбается:

– Как у вас дела, Данила Терентьевич?

– Да всё нормально.

– Вы, Данила Терентьевич, почаше заходите к нам.

– Александр Николаевич, будет нужда, обязательно зайдём. Александр Николаевич, у меня к вам важный вопрос.

– Слушаю.

– Я в понедельник выезжаю в Южну Америку, но хотел у вас спросить. Можем ли мы расшитывать на рабочу силу?

– Кого имеете в виду?

– Да боливьянсов.

– Нет, Данила Терентьевич.

– Дак ето же временно и по контракту.

– А что, вам русски не рабочи?

– Александр Николаевич, вы сами видите, что делается здесь в России. Мы порядошных рабочих будем брать, но ето продлится время. А узбеков?

– Нет, Данила Терентьевич, Россия – ето для русских, нам инострансов не надо, и поетому в России разрабатываются жёсткия законы: хто сумел получить статус, значит, ето порядошный человек.

– Ну хорошо, извините за вопросы.

– Да не за что, Данила Терентьевич. А когда думаете разбивать вашу деревню на участки?

– Чичас же.

– Хорошо, сообчи Селютину Виктору Фёдоровичу, Юрий Петрович.

– Хорошо, Александр Николаевич.

Нас уже ждали в сельхозе, и поехал размерять Рубаненко. План деревни уже был готов и подписан. Стали размерять. Рубаненко уже старик закоснелый и тупой, он своё – я своё, он вызвал Селютина, я разъяснил ему, он Рубаненку сказал:

– Делай, как тебе говорят.

– Но, Виктор Фёдорович, не выходит.

Я вмешался:

– Сколь выйдет, столь и будет, и в низми́не я не хочу, а вот на етой высотке.

– Дак тут посевная земля.

– Мне не нужно[339], а деревня будет именно здесь.

– Рубаненко, делай, как говорят.

– Да пушай, пушай, как желают.

Я тестя и Софонькю поставил помогать кольи ставить. Думаю, как здесь работать, все закоснелы, вся Москва забита кавказсами, а восток китайсами, а тут нельзя привезти даже временных рабочих. Ну, Бузычкин, как с тобой работать? Чувствую, не получится.

В пятницу утром мы с Алёшай поехали в Белгород, я зашёл к проектистам, у них проект был готов, мы его посмотрели. Ну что, ето боярския хоромы, и зачем оне ну́жны? Ето дом почти на восемьсот квадратных метров. Я ничто не стал говорить, поблагодарил и ушёл. Зашли к Елене Талгатовне, я ей показал, она ахнула:

– Ничего себе! Где ето было? Никаки переселенсы никогда не получали таки́ предлоги.

– На́ вот тебе, получай.

– А местноя население что скажет? Данила, ты подумай хороше́нь: земли, что вы работаете, – ето паи местного население, у них его за бесценок скупают и вам отдают, вон уже сколь хошь. Скупили по пятнадцать – двадцать тысяч рублей пай, а уже продают по четыре тысячи долларов гектар, а пай – ето от трёх до семи гектар, смотря где и какой был колхоз, а в Сибири есть паи и по двадцать гектар.

– Ну ладно, Елена Талгатовна, будем разбираться. Елена Талгатовна, вы мне составьте акт, МИД просит, чтобы переселенсы признали мня как представителям.

– Да, Данила, давно пора. Оне бы сами доложны позаботиться об етим деле, толькя подумали бы, сколь ты для них сделал.

– Ну, вы, пожалуйста, напечатайте.

– Да чичас же. – Через несколькя минут акт был готов.

– Ну, Елена Талгатовна, большоя спасибо.

– Данила, что, завтра на круглый стол?

– Елена Талгатовна, пожалуйста, поручаю вам, я не пойду, мне всё ето надоело, одно и по тому же, каки́-то все тупыя да закоснелы.

– А что я скажу им, что ты не пришёл?

– А что-нибудь придумаешь.

– Ну хорошо, Данила, доброго пути в Южну Америку.

– Большоя спасибо. Но ишо увидимся в понедельник.

– Ждём, Данила.

– Ну, пока.

В субботу я всех собрал, прочитал акт:

– Ну, смотрите сами.

Тесть долго пыхтел и сказал:

– А предательства не будет?

– А что, мне даром ето всё досталось? Иди, побегай ты – как оно, хорошо, нет? Ето для формальности, для государства, чтобы я был не самозванес, и хто мня на ето просил, не ты ли? – Ему стало неудобно, и он подписал, и тогда все остальныя подписали. – Как размер идёт на усадьбы?

– Да етот старик непонятный, стоит на своим и делает всё неправильно.

– Хорошо, я в понедельник разберусь.

В воскресенье отмолились, отдохнули, приходют тесть с тёщай, Агафья, Ольга, Андриян с Неонилой.

Тесть стал говорить:

– Поедешь, смотри хороше́нь, что будешь говорить.

– Да не переживай, я шибко там не буду с ними рассосуливать, в каждой стране по одной деревне хватит, знаю, что всё разнесут по всем деревням. А вот к Ивановским заеду, ето порядошны ребяты, и думаю, оне толькя могут принять государство.

– Но смотри, не сделай подрыву.

– Я сделать подрыв? Я на ето не способен, вы скоре́ мне его сделаете. – Тестю ето слово не понравилось, но он промолчал.

Тёща говорит:

– Нам Анатолий звонил и просит, чтобы ты заехал в деревню.

– А что я там, Колю не видал? Я приеду в Монтевидео, позвоню ему, и хто желает послушать, пускай приедут на указанноя место. Я не виноват, что мня гнали пятнадцать лет с деревнях, я всем прощаю и во всем помогу, но я буду недоступен етой группочке. И вы выбросьте из головы, что того не надо да другого не надо, в моёй деревне будут толькя те, которы вели себя спокойно, а тут слухи идут, что и Степана не надо. Я бы обои деревни уругвайски сменял на Степана.

Тёще неловко, но она продолжает:

– Чичас наш Тимофей там в Уругвае, ты с нём поговори.

– Да, с Тимофеям я постараюсь поговорю, и даже предложу любой проект. – Оне обои заулыбались и развязали свои узлы[340]: с нём собираются с Аляске боле десятка молодых семей. – Вот и хорошо, у вас будет своя деревня, а Тимофей будет руководитель.

Тесть заликовал:

– Да, он у нас молодес. – Мы с Андрияном переглянулись и улыбнулись.

Тёща:

– С Боливии много собираются, особенно Мурачевы.

– Ну вот, у вас будет большая деревня, а у нас что – всего места для двадцати шести семей. Ну, нам етого хватит. – Оне все повеселели, запланировали, я тогда выташшил проект дома и показал: – Вот проект дома, что хочут нам строить.

Оне все посмотрели и ахнули:

– Вот ето да! Дом так дом!

– Слушайте, не радуйтесь, ето вам горя.

Все насторожились:

– Почему?

– А вы рази не видите, что местноя население завидует, да ишо как завидует? Оне увидели наши трактора, и все заговорили: «Приехали не приехали, а уже им выдали таку́ технику, а мы живём всю жизнь здесь, и нам ничего нету». Ну вот, теперь слушайте. Система России мне теперь стала мале́нькя понятна – нам не разрешат жить изолированным. Вот пример: вот деревня Кошлаково, а вот Никольско, а посередь поставь таки́ хоромы – как, по-вашему, ето будет выглядеть?

Все замолчали, тесть сказал:

– Да, некрасиво.

– Ну вот, смотрите сами, а мне такой дом не надо. Я вам советую нарисовать свой дом, каждый по своёму вкусу.

Тесть:

– Да, ты прав, ето боле подходит.

Алёшка и Надькя тоже захотели дом.

– Стоп-стоп, а где у вас семьи?

Тёща заступилась за Алёшку:

– Да его женить, да и всё.

– Дак так закон переступить – да и всё. Нас дак развести, а его женить? Нет, субчики, я чичас поеду, всё разузнаю, что у них получилось[341].

Тесть вмешался:

– Да, Данила, поговори с ней.

– Конечно, поговорю, и поубеждаю даже.

– Да, Данила, мы на тебя надеемся.

На днях звонила Елена[342] с Боливии, просит помогчи переехать в Россию, я послал им тысяча долларов на оформление документов и сказал: «Я скоро к вам приеду и вас заберу, будьте готовы».

Сегодня она звонит:

– Тятя, всё готово, когда приедешь?

– Через десять дней ждите.

Тесть уже вечером разошлись, Андриян остался.

– Ну что, Андриян?

– Да оне ничто не думают.

– Да, ты прав.

– Их Тимофейкя всех женит.

– Да пушай женит, сами етого хотят. Видал, каки́ алчны на таки́ дома?

– Оне ничего не думают, ведь всё же ето долг, ты за них будешь расшитываться.