Походы викингов - Андерс Стриннгольм

Презрение о неизбежной судьбе и замогильной жизни — лучшей, нежели настоящая, — могло воспитывать героев, смерть для которых была выше всякого страха, всякой опасности Так объясняется гордое презрение к смерти и часто безрассудная игра жизнью и опасностями, составляющие главную цель в духе норманнов. Провожая на корабль сына, отец настраивал его: «Как ты будешь вести себя в битве если уверен, что должен пасть в ней?» — «Не жалея себя я должен рубить обеими руками», — отвечал юноша. «А когда тебе скажут, что ты останешься жив?» — «Тогда мне и не надо беречь себя, пойду вперед, сколько будет можно». Слова понравились старику, и он ободрил сына следующими словами: «Будь смел и тверд во всяких испытаниях, потому что слава и доброе имя дольше всего живут на свете. На какое бы сражение ты ни шел, с тобой может случиться что нибудь одно: или падешь, или уцелеешь; но будь уверен, итог определено заранее: смерть к тому же приходит кому не назначено умереть, — и никто не может спастись; но время пришло; многие погибают и в бегстве». Так говорил Сигурд, когда Брюнхильд предложила ему выбор:

Не бегу от тебя,

Хоть и знала бы ты

Час кончины моей:

Я не трусом рожден.

Воспитанные в таких верованиях, норманны шли спокойно навстречу ожидавшей их судьбе, стараясь думать только о том, чтобы подвигами снискать себе славное имя у родных, друзей и потомства:

Великое имя витязей нас ждет,

Хотя и падем на сраженье;

И с вечером дня не увидится тот,

Кому таково назначенье.

Так сказано в одной древней саге о сыновьях Гьюки;

Кипело отвагой

Бесстрашное сердце

Князей молодых:

Могла ли родиться

Тяжелая дума

О гибели их?

А сильные норны

По воле Одина

Исчислили лета

Гьюки сынов.

Избегнуть судьбины

Никто не старайся;

В забвении счастья

Ceрдцу не вверяйся!

Урд, Верданди и Скульд (настоящее, прошедшее и будущее) были три всеведущие и смелые девы, называемые норнами и жившие в чертогах Одина под сенью вяза Иггдрасиль, на берегу Урда, чудесного и таинственного ручья. Они располагали участью всех вещей и назначали людям срок жизни. Их определения были неизбежны:

Хоть и тяжко страдать —

Не дерзай восставать

Против Урд суровой решенья.

Скульд, младшая из норн, с валькириями, Гунной и Ротой, посылалась Одином во все сражения, чтобы избирать воинов, которые будут убиты; кого не выбрали эти девы, срок того еще не пришел, потому что:

Всем урочное время, дано…

Всякий, человек, по мнению скандинавов, имел своих хранителей-гениев. В Эдде они называются норнами, потому что, кроме трех великих норн, Урд, Верданди и Скульд, в руках которых судьба всего земного, были еще другие корны, присутствовавшие при рождении младенца, чтобы назначить ему время жизни: одни — из поколения богов, другие — из рода эльфов, а третьего — рода норны из породы карликов. Они являлись младенцу при его рождении, назначали поприще его жизни; потом не разлучались с ним и охраняли его; почему саги и называют их фюльгьи — гении-спутники. По различию людей, они были различны: сильные, даровитые и знатные имели сильных духов-спутников; но чем менее отличался человек происхождением и способностями, чем ограниченнее был круг его действий, тем бессильнее были его фюльгьи.

Они являлись людям обыкновенно в виде птиц и зверей, нередко в виде женщин, или принимали другой какой-нибудь образ. Фюльгьи знаменитых вождей и храбрых воинов и клялись в виде медведей, орлов, вепрей и других благородных и сильных зверей. Чем отличнее был человек по происхождению и качествам, тем благороднее образ, под которым ниляется его фюльгья. Оттого волки, лисицы и змеи означали злых, лукавых людей, похожих свойствами и склонностями на тех животных, в образе которых являлись их спутники. Фюльгьи были двух родов; добрые, виновники всякого счастья и защитники в опасностях, и злые, приносившие бедствие и погибель. Если особенное счастье сопровождало все предприятия человека и давало ему перевес во всех битвах, то думали, что причиной того были его сильные фюльгьи.

В Исландии почитали опасным всякое соперничество с сыновьями Ингемунда, потому что эти братья имели сильных фюльгий. Кьялак советовал Стейнульфу жить в дружбе с Ториром, в противном же случае плохо придется ему: «Твои фюльгьи, — говорил он, — не справятся с его фюльгьями». Сигмунд, сын Волсунга, на всех сражениях бывал впереди войска без щита и брони, и стрелы и копья летали кругом его, однако ж он оставался невредим, потому что его охраняли вещие богини (Spadisor).

Одни и те же фюлыъи и одинаковое счастье нередко сопутствовали целому поколению или семейству, почему такие гении назывались родовыми, семейными духами (Aettarfylgior, Kynfylgior). Особливо думали, что короли, происходившие от богов и имевшие с ними сношения, одарены чрезвычайным счастьем, которое они могли передавать своим воинам и друзьям.

Этим объясняются многочисленные случаи в сагах, что воины, готовясь в опасное предприятие, просят себе счастья у своих королей и несомненно верят в него. Так, исландский скальд, Хьяльти Скеггасон, вознамерясь проводить Бьерна в опасной поездке в Свитьод, с целью заключить мир между шведами и норвежцами, явился к королю Олафу Дигре и сказал: «Нам чрезвычайно нужно, чтобы ты отпустил с нами свое счастье в эту поездку». В том же смысле отвечал Торвальд королю Олафу Трюггвасону, когда тот приказывал ему взять с собой больше людей для одного предприятия. «Ваше счастье, государь, поможет нам лучше нескольких человек!» По этой же причине исландец Грис рад был, что поединок его со скальдом Халльфредом не состоялся, «так как счастье короля (Олафа Трюггвасона) непременно благоприятствовало бы ему»; а когда этот же Халльфред, напавши неожиданно на Торлейфа Мудрого, одолел его и выколол ему один глаз, Торлейф вскричал: «Не ты один это сделал: счастье короля помогло тебе». Даже отец мог передавать одному из сыновей своего и целого рода счастье. Исландец Хаскульд хотел разделить наследство между законными сыновьями и побочным, Олафом Павлином, но один из них на то не согласился; тогда Хаскульд отдал побочному подарки, стоившие не больше двух грошей, но с ними соединялось счастье всего рода, семейное счастье, бывшее наследственным в роде. Верили, что счастье и добрый гений неразлучны с каким-нибудь именем, особливо, если это было почетное родовое имя; вот почему Торстейн Кетиллсон, когда принесли ему первенца-сына, назвал его по имени деда с материнской стороны, потому что это имя, сказал он, принесет ему благополучие. Счастье, по верованиям норманнов, не разлучилось с некоторой родовой собственностью, особенно с мечами. Из многих примеров, упоминаемых сагами, здесь можно привести один: Вигфус, сильный владелец в Форсе, и Норвегии, при прощанье с племянником, Глумом, сказал: «Сердце мне говорит, что мы не увидимся, потому отдаю тебе эти драгоценности моего рода: плащ, копье и меч. Наши предки и мы, родные, имели к ним полную веру, и пока они у тебя будут, ты не испытаешь недостатка ни в чем; но боюсь за твое счастье, если продашь их».

Предчувствия, сны и другие знамения считались средствами, с помощью которых гении-покровители сообщали людям волю богов в виде предостережения, совета, наказания, награды или пророчества будущей участи. Норманны преимущественно верили снам, которые были для них откровением воли судеб. Множество примеров в сагах доказывают, как глубоко укоренились эти верования между норманнами. Всякое важное событие предрекалось наперед знаменательными сновидениями, а если их не было, прибегали к разным средствам, чтобы иметь их. Рагнхильд, супруга короля, Хальвдана Черного, отца Харальда Харфагра, имела замечательные сны, была мудра и много предсказывала; но король Хальвдан никогда не видел снов, что казалось для него странным. Он советовался об этом с Торлейфом Мудрым. Торлейф рассказал ему, что сам делает, если хочет предузнать что-нибудь: он ложится спать в свиной хлев и всегда видит во сне что-нибудь замечательное. Так поступил и король, и видел чудный сон, который объяснил ему Торлейф.[405] Другой довольно умный муж, норвежец Раудульф из Эстердаларны, сказал Олафу Дигре, что если он хочет иметь сновидения и узнать будущее, то бы надевал новое платье и в новую постель ложился на новое место.

Мудрая Тюра, дочь ярла Клакхаральда, не хотела выходить за короля Датского, Горма Старого, если он не построит себе дом на таком месте, где вовсе не было жилья, и если не переночует в нем один три первые ночи. «Припомни получше, — говорит она, — что тебе приснится, и дай мне знать о том через гонца, и я скажу ему, можешь ли продолжать сватовство или нет». Королю снилось там много замечательного. Тюра объяснила ему и согласилась за него выйти.[406]