Один день ясного неба - Леони Росс

Романза ощутил трепет облегчения. От земли исходил смрад — древнее предвестье беды, но сейчас он был не один. Они могли составить план.

— Нас никто не приютит. Многие считают, что мы переносим заразу. Но если начнем организовывать людей прямо сейчас, мы можем укрыться в церквях или старых домах.

Пайлар улыбнулся:

— Ты все еще зеленый юнец.

— Не говори глупостей, мы с тобой примерно одного возраста! Мы сможем. Мы займем общественные здания. — И Романза указал на шатающийся склад игрушек. — Там могут уместиться две сотни человек. Можно завести туда детей. И если кто-то захочет их оттуда выгнать, нам будет легче их защитить.

— Этот склад в любую минуту рухнет, сам видишь, как он ходуном ходит.

— Тогда фабрики.

— Когда начнется, да, кто-то там спрячется.

— Ну… мы же можем их организовать! — Он подумал, что, должно быть, сходит с ума. — Нам надо идти!

Пайлар покачал головой. Крыша склада задрожала, как больной с высокой температурой.

— Что самое главное мы знаем о сладком урагане?

— Он учит новому знанию. Люди меняются. — Школа оставила мало воспоминаний, кроме разве что кислого запаха в коридорах и зубрежки. — Мы это знаем. Пайлар! Что с тобой такое?

— Я здесь, Романза. — Он говорил так, словно ураган уже налетел и закончился, но он все же собирался завершить фразу. — Первое, что мы узнаем об урагане — это то, что он всегда застигает врасплох.

— Что ты имеешь в виду?

— Хутия оказывается в западне с ящерицей. Матери и дочери. Враги. Мужчина оказывается в доме вместе с женой своего друга. Ребенок — один. Слуга — взаперти с хозяином, а когда все закончится, хозяев больше не будет.

— Но мы же знаем, что ураган надвигается. И сейчас у нас единственный шанс спастись!

— Нам не дано этого знать. Ты же сам видишь: в городе этого никто не знает.

— Но почему тогда так разросся физалис? Разве он не пытается нас предупредить? Это же знамение.

Пайлар положил ладонь на щеку Романзы.

— Физалис пришел попрощаться с нами.

Он похолодел от ужаса. Старуха, голая по пояс, с болтающимися грудями, сидела на земле, разбрасывая над своей головой пригоршни плодов. К ней присоединились другие, хихикая и расталкивая друг друга, посыпая себя пеплом скорби. Нет, было немыслимо позволить им погибнуть.

— Если ты им не скажешь, то скажу я, — заявил Романза.

Пайлар еле слышно прошептал:

— Умоляю, пусть произойдет то, что суждено.

— Чтобы ураган нас убил? Но как и кому это поможет? В чем тут смысл? Они же нас ненавидят. И не станут скорбеть по нам!

— Нас ненавидят не все, а только самые горластые. — Пайлар не убирал руку. — А мы здесь, Заза. Мы не можем умереть. Но, возможно, нам суждено уйти, чтобы преподать им урок.

— Я всегда тебе верил, Пайлар. Ты меня учишь. Ходить по воде. Любить! Всему. Но нет — только не этому!

— А почему бы и нет? Смерть — это идея. Ты же каждый день видишь, как вещи умирают, и это нас радует. Зверь умирает, и его кровь превращается в прах. Миллионы смертей текут мимо нас. Все такое, каким должно быть.

Ему хотелось закричать, протестовать — против смиренности Пайлара, против его веры. Он выскользнул из-под руки друга.

— Можешь не верить мне, Заза. Верь земле.

Мимо них, чихая, промчалась ватага детей с оплетенными физалисом ногами. Романза утонул в теплых плодах, опутанных сухими стеблями. Он закашлялся. Склад конвульсивно зашатался, и его двери распахнулись. Потом кто-то скажет, что физалис вознесся так высоко, что его сладким запахом заволокло все небо. Неприкаянные сбегались со всех ног перед взрывом стихии.

— Возлюбленный, — сказал Пайлар.

Он смотрел на Романзу, но обращался к ним всем.

— Пайлар!

Романза взмолился и сразу закашлялся. Удушливый запах, должно быть, наполнил его легкие.

Пайлар зашагал прочь, разгребая стебли физалиса словно пловец. Он заговорил с толпой, не повышая голоса:

— Нам нужно поработать!

К нему подскочила маленькая девочка с черными кудряшками и кроличьими ушками.

— На складе есть кукла с волосами, как у меня. Можно я ее возьму?

— Конечно, — ответил Пайлар. — Только поторопись!

Романза был рад увидеть Пайлара в последний раз: тот твердым шагом, держа спину прямо, вошел в склад игрушек.

А сам он развернулся и побежал.

* * *

Все спят и видят сны: физалис прорастает сквозь полированные половицы и лестничные ступеньки, цепко опутывает спящие тела, кастрюли с едой на кухнях и унитазы в туалетах, стелется по полам, выползает из-под пяток спящих, их голов и ягодиц, пробивается из паховых волос и из коленей. И всякий раз, когда плод физалиса лопается, в воздух бьет струя сладкого сока.

Тем временем неприкаянные растаскивают складское добро; они вскрывают упакованные для отправки ящики с игрушками. Для них это словно игра, забава. И торжество справедливости, да?

— На юг! — направил людей Пайлар. — На Притти-таун! А там рукой подать и до особняков на высокогорье.

Какой-то человек говорит, что косяк водоплавающих существ привезет его к Притти-тауну.

— Кто-то хочет со мной?

В ответ раздаются восторженные одобрительные крики.

Они взваливают ящики себе на головы, привязывают к своим телам, а кто-то просто засовывает свертки под мышку — ровно столько, сколько он или она может утащить. Какая прекрасная картина: у вас бы сердце закололо, если бы вы их видели.

Сладкий аромат поднимался от земли и растворялся в воздухе.

— О, Интиасар сегодня обделается! — крикнул кто-то.

— Поторапливайтесь, — пробормотал Пайлар.

Он взял семь маленьких игрушек, потому что так и не вышел из детства.

* * *

Окиньте взглядом Мертвые острова! Смотрите! Вон высокий юноша, тяжело дыша, двигает согнутыми руками туда-сюда. Быстрее, быстрее! Глядите на него: красавчик мчится как угорелый!

* * *

Тан-Тану снится его нерожденный сын, и во сне ему грустно видеть, как Лайла отнимает его от груди. Ему снится, что он не спит ночью, ходит по комнате с плачущим ребенком на руках и напевает колыбельную. Ему снится Лайла: она выходит из моря, улыбается, и за ней тянется шлейф ракушек, а он в глубине души еще не до конца уверен, что она когда-нибудь его полюбит. Ему снится Анис, которая его простила. Она бы могла — она ведь такая. Ему снится Блоуснафт — вонючая свинья! — тот просыпается рядом с ним, продирается сквозь заросли физалиса, наступает на кучу собственного дерьма, проходит мимо двух подростков, играющих на улице в футбол плодом физалиса. Ему снится командирский голос Блоуснафта: «А ну-ка смотри сюда, прыгай вон к тому окну и кричи, разбуди мужика, которого увидишь, и