Один день ясного неба - Леони Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она потеряла левую сандалию, поэтому сбросила и правую и, обернувшись, взглянула на дом Микси: вероятно, она просто проделала дыру в стене? Но нет: стена осталась целой. Она слышала, как кричала Лайла и как Макси что-то орала ей в ответ. Теплый и сладкий воздух вокруг нее мерцал и искрился.
Ты только посмотри, хвастунишка, какие ты творишь магические и нужные штуки!
— Эй! — окликнула она группу неприкаянных. — Эй!
Они даже не взглянули на нее, продолжая злобно переругиваться. Ей захотелось им объяснить, что они совершенно одинаковые, точно такие же, как их ящик, и что сдвинуть этот ящик можно силой мысли. Ей захотелось рассказать им, что теперь она способна проходить сквозь стены, а это значит — и сквозь их черепа, в то время пока она стоит и любуется песком под ногами.
И она удивилась размаху своих мыслей.
— Эй!
Мужчины наконец обратили на нее внимание, и охватившее ее странное ощущение одинаковости всего вокруг стало таять.
«Там в доме осталась беременная женщина, ты ей нужна!»
Она оставила их, бросилась обратно к борделю, вбежала во двор и закричала, а потом направилась к океану.
* * *
Длинное побережье острова Дукуйайе было пустынно. Она подняла подол платья и завязала двумя узлами на бедрах, поглядела на темные, с пурпурным окоемом, облака и, смутно ощущая бесплотность своего тела, шагнула в океан и пошла, раздвигая ногами мягкую маслянистую воду. Ей нравилось переплывать пролив между Дукуйайе и Баттизьеном: здесь, на мелководье, вода была не такая соленая, как в других местах.
Как же мне хорошо!
Обыкновенно она приводила в порядок чужие секреты в сумерках, обследуя весь запас, подсчитывая дневную выручку, посматривая в окно, не пришли ли припозднившиеся клиенты, болтая с прохожими, стараясь пропускать мимо ушей самые неприятные сплетни. Она перевернулась на спину и легла на воду, чувствуя, как тонкое белое платье запузырилось под подбородком, со всех сторон ее окружила вода. Она видела горы, куда когда-то водила Завьера на прогулки, останавливалась, чтобы показать ему обломки крабьего панциря и совокупляющихся желтых жуков. Он считал ее мудрой. И себе она тоже казалась мудрой. Но тогда она еще не знала, что лавандовые прожилки внутри панцирей — это тоже она или что она присутствовала в каждом мимолетном взмахе крылышек насекомых. Она ведь только что проникла сквозь твердый материал. Ингрид говорила, что такому легко научиться, и Анис просто не задумывалась о всей сложности этого действия. Она даже не была уверена, что когда-нибудь сможет так сделать — до сегодняшнего события. Она дернула ногой, сбрасывая опутавшие ее лодыжку водоросли. Соленая волна хлестнула по лицу, она захлебнулась и выплюнула воду, засмеялась, опять сплюнула, стала отфыркиваться и поплыла дальше. Казалось, она плыла в парфюмерном море. Спокойное всеприятие мира скоро ее покинет — Анис это чувствовала; ведь она по-прежнему была самым обычным человеком, не превратилась в черное пятнышко в пламени свечи. Но могла ли она продлить это ощущение, эту надежду, что все — хорошо? И что возможно все и даже больше? Даже притом что она не стала матерью и не знала, почему так вышло.
Она подставила лицо новой волне с белопенным гребнем и хихикнула в темнеющее небо. Ей казалось постыдным ощущать себя счастливой. Но она была счастлива.
27
Анис не оказалось дома, и Тан-Тан отправился в ее рабочее помещение. Иногда он ходил туда, зная, что ее там нет. Ему нравилось находиться среди ее вещей, разглядывать яркие стены комнаты и мягкие подушки; и представлять, как она насажена на него, как на вертел, и осыпает его горячими поцелуями. Особенно после того, как он плохо себя вел. А такое случалось, он был неидеален. Но свои обещания не нарушал. Папа ему говорил, что мужчина, не способный держать обещания, не стоит грязи на сандалиях, — и был прав.
Его жена, думал он, обладала необычайной способностью заставить мужчину позабыть, кто он и что он, втянуть его в состояние измененного сознания. До того, как они покончили с сексом, он после их утренних занятий любовью вплывал в здание фабрики точно во сне и приходил в себя только от окрика начальника. Не из-за этой ли самой сонливости у Анис рождались те диковинные водянистые недосущества, из-за которых она была так несчастна?
Он понятия не имел, что готовило им будущее, но зато знал, что со своей стороны был с ней честен. Ему нужно было держать свое тело подальше от жены — и он выполнял это условие неукоснительно. Она же заявила, что больше не хочет заводить детей, и он усвоил высказанное ею желание.
Ей непросто далось сказать ему «Нет!» — и где-то в глубине души он даже восхищался ею.
Поэтому, когда она душилась и ее пальцы пробегали по его телу, он знал, что из них двоих должен быть сильнее. Женщина еще может попытаться предупредить беременность — следя за фазами луны или воспользовавшись специальным колпачком, но все знают, что гарантий нет никаких. Одно неверное движение — и дело сделано, а ему очень не хотелось в очередной раз увидеть искаженное страданием лицо жены. Или рассердить ее, заставить упрекнуть в том, что он, мол, воспользовался ее слабостью. Анис в делах любовных никогда не могла удержать себя в узде. И не было смысла заводить с ней долгий нудный разговор, к каким привыкли женщины. Это лишь привело бы к новым спорам и ссорам. Так что если воздержание — необходимость, а они сошлись на том, что это так, то какой смысл снова и снова толочь воду в ступе? Вот когда они оба состарятся, тогда он снова сможет заниматься сексом со своей все еще симпатичной женой. Он слыхал, что в сорок пять у женщин опять наступает чудесная пора для любви.
Когда ему становилось невмоготу бороться с похотью, он сосредоточивался на этой проклятой половице, все еще вонявшей жидкими младенцами. И, как и у большинства мужчин, у него в запасе были и иные, менее необычные варианты.
Но потом появилась Лайла, которая к тому же залетела, и это все изменило.
Поначалу Лайла была для него
