Один день ясного неба - Леони Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Близок к чему? — удивился Завьер.
Жуазин положила руку на плечо Данду, но он, похоже, этого даже не заметил.
— Как думаешь, мужчина может быть слишком деликатным? — Юноша не стал ждать ответа на свой вопрос. — Мои маленькие кузины, моя бабушка, все наши служанки, вот и Жуазин, все мне говорят: не торопи ее! И вот я сижу тут, жду, пытаюсь ее услышать, чтобы по крайней мере знать, где она и что с ней все в порядке. Когда она ходит по полу, издает такой тихий звук: та-ка-та-ка-та — как козленок копытцами. Она говорит, чтобы я не называл ее козой, но ничего в мире больше так не звучит — как топот Сонтейн и козленка. Но из-за меня наш брак закончился, даже еще не начавшись. — Его глаза сердито сверкнули. — Так как считаешь, мужчина иногда может быть чересчур деликатным?
— Я…
— Мой внутренний голос говорит мне: пойди и найди ее! Но все женщины вокруг твердят: сиди тихо! Она обязательно придет на собственную свадьбу. Ты думаешь, я женюсь на женщине только потому, что на завтра назначена дата нашей свадьбы? Да пусть оно все горит огнем, вместе с этими дурацкими выборами ее отца! — Он уперся руками в бока. — Ну и?
— Так в чем вопрос?
Завьеру хотелось улыбнуться в ответ на благородное негодование юноши, но тогда Данду наверняка растратил бы остатки самообладания.
— Как ты думаешь, иногда мужчина может быть слишком деликатным? — отрывисто повторил Данду.
— Конечно.
— Да! Я ведь счел, что Сонтейн несправедлива ко мне, когда она меня отругала. Эта штука оказалась такой скользкой! — Он повернулся к старой служанке. — Радетель не собирается ничего готовить для дурацкой трапезы. И знаешь, что я об этом думаю, Жуазин? Я думаю, для меня настал решающий час. Передай папе, что я ушел на поиски своей женщины!
— Но мисса Данду… ты не должен покидать этот двор до свадьбы, боги будут оскорблены!
— Радетель знает богов лучше, чем мы с тобой, вместе взятые. Ты бы и сам так поступил, а, радетель?
— Я же не знаю, в чем дело.
— Я ее потерял! — рявкнул Данду. — Вот так-то!
— Что потерял?
— Ее половой орган.
— И что ты с ним сделал?
— Уронил в речку. И она уплыла.
Завьер прикусил щеку изнутри, чтобы не рассмеяться.
— Ты ее потерял? Но как ты ее нашел?
У Данду был убитый вид. Жуазин тряхнула юбками.
— Не расстраивайся ты так, мисса Дан…
— Кто-то ее украл! — завопил Данду.
— Мисса Данду-у-у…
— Жуазин, прошу тебя, иди в дом, если это тебя так нервирует! Потому что я найду вора и убью его!
— От убийства никакой пользы не будет, — рассудительно заметил Завьер.
Это был самый невероятный разговор из всех, что он вел в своей жизни. Меланхоличная служанка засеменила обратно в дом.
— Я ухожу, — сказал Данду. — Благодарю тебя, радетель, что уделил мне время.
— Думаю, тебе нужен план действий.
— А у тебя был план, когда ты сегодня утром вышел из дома? Потому что мне так не слышится.
— Возможно, именно поэтому тебе и нужен план.
Данду почесал ухо, точно блохастый щенок.
— Если ты не можешь приготовить еду, даже когда тебе сами боги велели…
Завьер уже собрался заявить Данду, что он не обязан готовить, и спросить, знает ли тот, что его будущий тесть угрожал ребенку, да еще сопроводил угрозы парочкой смачных замечаний, как их беседу прервал оглушительный треск, расколовший ночной воздух над их головами.
Что-то спланировало сверху сквозь верхушки деревьев. Что-то трепещущее, громогласно ругающееся и радостное.
Та-ка-та-ка-та!
Завьер до конца жизни не забудет этот миг: он стоял посреди роскошного, точно королевский дворец, сада и смотрел, как Данду во весь рот улыбался Сонтейн Интиасар, слетевшей к ним от верхушек деревьев.
Она ловко приземлилась на ноги, сияя и задыхаясь от полноты чувств. В ее волосах запутались обрывки коры, подбородок был расцарапан, а кожа и платье перепачканы грязью. Она прижала к ногам развевающееся розовое платье. Четыре огромных крыла у нее за спиной с треском закрылись, шурша по веткам деревьев. У них были черные-пречерные края, как будто кто-то их опалил, и круглые пятна, словно глаза, похожие на окаймленные тушью отверстия. И Завьеру показалось, что это был привет из древности: крылья напоминали украшения, отбитые с давно позабытого гигантского здания.
Стрекозиные крылья.
— Волосы грязные, одежда грязная! И птицы, что смотрят на меня, как на женщину, которой там не должно быть, прочь с дороги! В следующий раз надену штаны. Слышите? И мне все равно, если папа рассердится и будет называть меня мужчиной.
Сонтейн встала, уперев руки в боки, покачнулась вперед, удержалась на ногах и хихикнула.
И это девушка, которую он весь день проклинал? Завьер улыбнулся. Она великолепна!
У нее было такое же лицо в форме сердца, как у Романзы, и такие же, как у него, черные с золотистыми подпалинами волосы, только на макушке у нее они топорщились, как звездная корона, и золотистые веснушки на коже были под стать золотистым прядкам. И если Романза был тщедушный и краснокожий, то у Сонтейн было плотное, смуглое тело. Плечи гораздо шире, чем у большинства женщин, узкий таз, сильные, атлетические бедра. Улыбка, как у брата.
Он ощутил прилив симпатии.
Она картинно сложила крылья, как маленькая девочка, щеголяющая новым платьицем.
— Ты их видел? — Сонтейн ослепительно улыбнулась Данду. — Миленькие, правда?
Данду спрятался за невесту, которая прикрыла его крыльями, и крикнул:
— Да тут синее пятно, погодите… а еще пурпурные и красные полоски! Сонте, ты сама их чувствуешь?
Сонтейн захихикала и горделиво задрала подбородок.
— И какие ощущения?
— Как укус москита! — Она захихикала. — Перестань!
— А тут?
— Ничего не чувствую.
— Но я их сгибаю!
— Не гни там ничего, дурачок!
Данду юркнул под крылья и ущипнул девушку за зад. Потом обнял за талию и попытался поднять.
— Тяжелые! И твердые!
— Это не крылья, — промурлыкала она, — это моя пуся…
— Ш-ш-ш!
Сонтейн шлепнула его по бедру.
— Я ее нашла и вернула на место, почему же, как думаешь, мне так не терпелось прийти к тебе?
— Боги, боги, Сонте! Тише!
Она взмахнула крыльями, пошатнулась и, упав ему на грудь, с усилием выпрямилась.
— Мне надо вести себя хорошо. Я знаю, мне даже нельзя здесь быть. Опять же… Кто пришел к тебе в гости? — Она подмигнула Завьеру.
Он подмигнул в ответ. Она заражала своим энтузиазмом. И тут ему пришло в