Открытый сезон - Дэвид Осборн

— Что за трагедия такая? Почти все разводятся. Три из четырех браков.

Он взорвался.

— Она все выместит на детях. Ты ее не знаешь. Она не как все другие женщины. Она убьет бедных детей.

— Но разве ты не видишь, что ей как раз и надо, чтобы ты думал так, Март?

Ответа не последовало. Она присела рядом с ним и крепко встряхнула его;

— Мартин, а как же я? Мы?

Он не отвечал. Она почувствовала опустошенность и подошла к туалетному столику, провела щеткой по волосам, потом выпустила из себя:

— Ведь ты просто не желаешь оставлять ее, так? Нисколько!

— Как бы не так.

Но голос выдал его. В нем было облегчение, так как он знал, что она признала свое поражение и, по крайней мере, на данный момент не станет настаивать. Теперь он мог позволить себе отрицать.

Она последний раз повернула нож в ране. На это у нее были все права.

— В этом-то и есть вся проблема. Если бы ты действительно хотел, давно бы сделал это.

Наступила тишина, потом он повернулся успокоенный ощущением своей вновь обретенной безопасности.

— Нэнсн, ну послушай же! Всему свое время. Мы же не можем так просто взять и сбежать. Джин заграбастает все, что я имею и потребуется бездна времени и куча денег, чтобы снова все это восстановить. Ты же знаешь это. Вероятнее всего, я потеряю работу. Так уж устроены банки. Если им кажется, что ты аморален, они стараются от тебя избавиться, так как это означает, что ты не стабилен. А что подумали бы их клиенты? — он задумался, потом продолжил, — Эдди окажется пострадавшей стороной, вместо того, чтобы ею была ты. Так что ты тоже не получишь ни гроша. И даже детей.

Она уставилась в пустоту. Через некоторое время он приблизился к ней и, склонившись, взял ее руки в свои.

— Нэнси, давай не будем ссориться. Не сейчас. Пожалуйста.

— Марти, я хочу у тебя что-то спросить.

— Ну, давай.

Ей необходимо было знать это, и она имела полное право знать. Оставалась ли какая-то надежда? Она посмотрела на него в упор:

— Ты любишь меня?

Она ждала, наблюдая, пытаясь прочесть в его глазах, уловить какое-нибудь дрожание. Руки его крепко сжимали ее кисти.

— Ты же знаешь, что люблю, — в голосе его ощущалось тепло.

Да, он любит — подумала она. Я — это все, что у него есть сейчас. Своим собственным трусливым образом он меня люби. Может быть, даже достаточно сильно, чтобы когда-нибудь оставить Джин. Но не сейчас. Так что у нее снова появилась какая-то надежда. Вроде той, что раньше, перед самым рассветом промелькнула в ее голове. Надежда позволит ей выиграть время. А время позволит ей все крепче и крепче привязывать его к себе, так, как это делала Джин.

Она взяла его лицо в руки и нежно поцеловала в губы.

— Но в Канаду-то уж, во всяком случае, мы сможем поехать?

— Конечно, — он пожал плечами и улыбнулся, и она увидела в нем не худого, измотанного мужчину-неудачника, а одного из своих детей.

Она снова поцеловала его, и они упаковались, сложили свои сумки в машину и отъехали. Удаляясь, она заметила трех мужчин, выходивших из своего фургона. Их охотничьи рубахи яркими вспышками света выделялись в раннем утреннем свете. Потом ей вспомнились молоденькие девчонки и ее отвращение. Что-то ей удалось подавить, что-то, что она спрятала даже от самой себя в душе, все увиденное теперь всплыло на поверхность. На какое-то мгновение оно представилось в критической ясности. Мысль о трех мужчинах и трех девчонках-проститутках вместе, в одной комнате, голых, занимающихся сексом. Девчонки публично, на глазах друг друга и у мужчин, делают то, что обычно делают шлюхи. Эта мысль сама по себе не особенно вызывала-у нее отвращение. А что на самом деле вызывало у нее отвращение, так это то, что на мгновенье эта мысль ее возбудила, заставила ее отчаянно желать оказаться там, вместе с ними.

Глава 7

Разжечь огонь в сплошной лесистой местности — это значит почти наверняка выдать свое присутствие. Если кто-либо, случайный лесной бродяга, лесничий, какой-нибудь турист или охотник, пли даже пролетающий самолет вдруг глянет в вашу сторону с любой удобной позиции, они наверняка тут же обнаружат ваше присутствие, потому что мало у кого имеется знаний и опыта для разведения такого костра, который посылает вверх столбы бесцветного горячего воздуха, полностью лишенного всех этих предательских, малюсеньких частиц углеродистых материалов, в простонародье зовущихся дымом. В таком случае лучшее время разведения огня — ночь. Но тут всплывают новые проблемы. Мерцание углей или языки пламени, ведь даже самый маленький огонек порождает своего рода свет.

Так что прошедшей ночью он был крайне осторожен. Не то, чтобы он приблизился к логову своей жертвы, жертва его находилась далеко отсюда в полном неведении. Надо было избегать любых случайных встреч с кем бы то ни было, кто мог бы когда-нибудь, при совершенно непредвиденных обстоятельствах припомнить его и сложить два и два. Он не хотел никаких случайностей.

Он полностью вытянул из воды свое аллюминиевое каноэ, тщательно покрыл его сухими опавшими листьями и ветками, так тщательно, что опытный лесник прошел бы по нему даже среди белого дня. Он уничтожил любые нарушения и повреждения нависавших над водой кустов и углубился на сотню ярдов в чащу, пока не наткнулся на каменистое место, относительно высокое по сравнению с окружающим рельефом и с углублением в виде блюда, чтобы огонь не был виден снизу. Чтобы быть вдвойне уверенным, он прикрыл огонь большим плоским камнем, который поддерживали три других, таких же, образуя стену. Четвертая степа, открытая, выходила на большой ясень, и он намеривался готовить еду, сидя спиной к нему.

Он точно знал, где находится. Знал каждое дерево, каждый куст, каждый камень. В прошлом году он приехал днем и изучил место, нарисовав точную карту и все оставшиеся месяцы изучал ее так, что знал расположение лучше, чем собственную гостиную.

В холодной чернильной темноте он быстро и без особых хлопот насобирал мелких прутьев и настрогал стружек, чтобы обеспечить углей для приготовления пищи. Его газовая зажигалка выпустила тонкий длинный язычок пламени в полурассыпавшуюся сухую листву, и столбик дыма пополз из нее, чтобы раствориться в ночи, не поднявшись и на ярд. Потом он отошел в темноту на несколько футов от огня и стал ждать, терпеливо, в полнейшей тишине. Кроме тонкого редкого верещания нескольких последних осенних сверчков и слабого живого звука реки, больше ничего не было. Ночь была неподвижна. Ни дыханья ветерка, который бы зашуршал деревьями.

Он вернулся к огню, выудил из рюкзака концентрат-суп, высыпал его в свою чашку. Оросил бумажный пакет в огоньки подлил воды из фляги. Своим длинным охотничьим ножом он осторожно выкатил из костра несколько раскаленных добела угольков и установил на них чашку. Он сложил свой костер из твердой древесины так, что от дыма на чашке не будет много копоти, которую пришлось бы потом отмывать.

Когда суп согрелся, он выпил его и обтер чашку листьями, которые бросил в огонь. Он вынул из рюкзака другой пакет. Он был побольше и обернут фольгой. Он весил около фунта и был куском мяса. Скорее всего, сегодня в последний раз, в ближайшее время он не будет иметь возможность есть горячую пищу.

Он проткнул мясо токой зеленой веточкой, разворошил весь костер в плоский слой углей и подержал над ним палочку. Он тщательно обдумывал риск, которого нельзя было избежать — запах. Он решил рискнуть. Через каких-нибудь десять секунд он сможет достать свою лопатку, быстро выкопать ямку в мягкой почве у подножия дерева и захоронить назойливое мясо. Еще в пять секунд огонь мог быть разбросан вслед за мясом. Это он умел и практиковал. Был какой-то шанс, что запах, однако, привлечет какого-нибудь случайного зверя, волка или, более вероятно, кайота. И тот и другой постесняются подойти поближе. Единственной серьезной опасностью мог быть медведь. Если бы это произошло, он бы оказался в опасности, так как медведь хоть и очень осторожный, очень любопытный, и если бы ему пришлось срочно эвакуировать свой лагерь, медведь за несколько минут праздного любопытства мог бы так разбросать кругом пепел, что потребовался бы драгоценный утренний час для того, чтобы привести все в порядок. Медведь так же мог бы постоянно вертеться вокруг, вынудив его удалиться в менее комфортабельное и подготовленное место для ночлега. Обе эти возможности он взвесил и решил попробовать.

Он продолжал готовить Некоторое время спустя, он вытащил мясо, переломил и сжег заостренную палочку, и когда мясо остыло, впился в него зубами, проглотив ароматный ломоть, как любой другой хищник.

У него был длинный и нервный день. В оригинале он намеривался стащить каноэ в одном из множества туристических пунктов вдоль озера Гурон, между Мэккинэк Бридж и Сент Мартине Бей. Кража, конечно, содержала какой-то риск, но процент положительного был в его пользу, В это время года лодочные станции уже обычно закрывали, но мало какие из них имели охрану. Каноэ не принадлежит к разделу вещей, которые люди крадут в начале ноября. Тщательная разведка прошлым летом выявила одно каноэ, которое мог бы уволочь всякий ребенок и никто бы ничего не понял. Теоретически.