Сын красного ярла - Светлана Прокопчик

Необъяснимо хорошо сохранившийся труп ярла Эйрика Красного занимал и воображение Йона. Он не знал страшных баек, которые сочиняли русские студенты. Но, в отличие от них, он этого мертвеца видел собственными глазами! И мог подтвердить: ни один патологоанатом не смог бы доказать, что этот человек умер тысячу лет назад.

Йон был ученым. Молодым и страстно увлеченным. Правда, тогда он полагал, что ради науки можно переступить через кое-какие моральные запреты. Он раздобыл семенной материал мертвого ярла…

Клетки выглядели так, будто он получил их из банка спермы.

Они были живыми.

Господи, подумал Йон, это же открытие! Если удастся оплодотворить яйцеклетку, получить хотя бы двухнедельный эмбрион, изучить его… Он может получить образцы тканей «бессмертного». Если удастся… Он думал, как уговорить начальство выделить ему яйцеклетку для эксперимента — и тут привезли эту девушку.

Нет, он не хотел ничего дурного. Просто глядя на нее, он решил сделать еще один шажок: добиться не только зачатия, но и подсадить яйцо в матку. Ведь девушка и так могла бы забеременеть… От насильника. По крайней мере, после такого наступление беременности ее нисколько не удивит. А потом он через три-четыре недели предложит девушке сделать аборт. Если, конечно, эксперимент удастся — при тех условиях шансы на успех были ничтожно малы.

Да, он сам подсадил оплодотворенную тысячелетним семенем яйцеклетку. Не мог же он пригласить кого бы то ни было в сообщники, это же преступление! Пусть, если что, пострадает он один.

А девушка, едва придя в себя, сбежала из госпиталя, и тогда Йону впервые стало плохо. Он вдруг подумал, что его опыт мог вопреки всем законам оказаться удачным. За те месяцы, которые он потратил на поиски, он переоценил все свои поступки. И молился только об одном: чтобы девушка сама догадалась сделать аборт, ведь зачем ей нужен ребенок от насильника? Или чтобы эмбрион оказался нежизнеспособным, чтобы произошел выкидыш… Господу, очевидно, было угодно совсем другое.

Он отыскал ее, когда Наташа ходила на пятом месяце. Врачи уверяли, что беременность протекает нормально. Только взгляд у нее был загнанный: друзья затравили насмешками, мол, от мертвеца понесла.

Йон так и не сказал ей, насколько они были правы.

Он прожил десять лет за ту ночь, когда на свет появился Глеб. Стоял потом, держал на руках писклявый комочек жизни с ярко-красным пухом на макушке. И понимал: самое честное будет всю жизнь бережно заботиться об этом малыше. Потому что он ни в чем не виноват. И не должен отвечать за излишнюю доверчивость матери и отсутствие моральных устоев у отца. Да, отца — Йон ему больше отец, чем мертвый ярл.

Если честно, Йон Глеба любил больше собственных детей. А о том, что женился на русской, вообще ни разу не пожалел. Иногда только ему становилось страшно, когда проявлялись странности ребенка.

Он никогда не болел.

Синяки и царапины затягивались в считанные часы. Когда он в детстве порезал палец до кости, рана исчезла за сутки, не оставив шрама.

А мальчик, кроме того, рос вундеркиндом.

И вырос.

Боже мой, думала я, а ведь чувствовала! Чувствовала, что в Глебе есть что-то мистическое. Ну не такой он, как современная молодежь, и все тут! Будто пылал в нем какой-то неугасимый огонь… ой, что-то меня на пафос потянуло.

Но я готова была смириться с чем угодно, пусть даже он инопланетянин — главное, что не сын этого скота Толика.

— Я не хочу, чтобы Глеб когда-нибудь об этом узнал, — тихо сказала Наталья. — Йон, я не осуждаю тебя. Только хочу, чтобы ты по-прежнему относился к Глебу как к сыну. Если мы скажем… Он потеряет семью. Он больше не будет нам верить. Он не должен оставаться один.

— А мне все равно, — сказала вдруг Юлька. — Сын ярла, сын врача… Я люблю его. Мне неважно все это.

— И вы думаете, что буду молчать я? — захохотал Толик.

— Будешь, — возразила я. — Куда ты денешься? Потому что никто тебе не поверит. Зато твоя жена много интересного о тебе узнает. Я тоже про тебя справки наводила. Дать Томке телефончики всех твоих любовниц, а? Ну и сам подумай — кто тебе станет передачи в тюрьму носить после этого?

— Да, — опомнился мой муж. — Кстати, о тюрьме. Вань, пригляди, чтоб он не сбежал.

И вышел в коридор, к телефону — вызвать наряд.

Толика забрали. При задержании он гордо задирал подбородок, бормотал, что мы все еще пожалеем… А раскололся на первом же допросе. Следователь мне потом говорил, что Толик рыдал, растирая по лицу сопли, и напирал на свою безупречную репутацию.

Глеба отпустили через три дня. Он почти не изменился. Похудел, выглядел слегка обносившимся, но странная его открытость вовсе не пропала.

— В тюрьме тоже люди живут, — объяснил он. — А я врач.

Толика судили через два месяца, упекли на десять лет. Тамарка в зале суда выла в голос, рвала свои роскошные волосы. Ванька не явился, его в армию забрали. Лучше так, чем видеть, как твоего отца к десяти годам приговаривают.

Только когда Глеба выпустили, я узнала, что моя дочь, оказывается, замужняя женщина. Следователь, несмотря на мое подношение, нарушил обещание и помог им расписаться. Я даже обрадовалась, что так все закончилось. Правда, Юлька на меня по-прежнему смотрела косо.

— Я знала, что это не он. А ты мне не верила. Ты вечно подозреваешь людей в дурном. И меня тоже.

Отказалась брать тот браслетик, что я хотела ей подарить. Меня Глеб выручил. Мы с ним пошептались, я попросила его — передай, там, в Норвегии, чтоб она вернуть не смогла. Я же знала, что выбросить вещь за полторы тысячи долларов она не сможет. Тем более, там ей станет одиноко, и материна вещь согреет в нужный момент.

Глеб посмеялся и протянул мне… точно такой же браслет. Сказал, что тогда еще заказал, потому что видел — Юльке вещица нравится. Пусть теперь этот буду носить я, как подарок от зятя, а этот он Юльке отдаст.

На суд она тоже не пошла. Ее и в России уже не было. Уехала со своим наследником бессмертного ярла в фамильное поместье, если можно так выразиться.

За десять лет Юлька родила шестерых. Все красные, как подосиновики. Глеб купил дом в Хюллестаде, шутил, что там еще десятку детишек не будет тесно. Юлька стала совершенно западной женщиной, по ней и не скажешь, что мать шестерых детей. Устроилась на работу, дизайнером одежды для людей с физическими недостатками. Ничего, получается.

Зато я — нормальная бабушка. Меня только дети интересовали. Юлька злилась: ей-то карьерными достижениями хвастаться нравилось, потому что детей любая дура рожать умеет. Только я так и не смогла забыть, что отец моих внуков сам родился, мягко говоря, не совсем обычным образом. Мало ли… Хотя, положа руку на сердце, напрасно я так. Внуки у меня на редкость красивые. Хоть и рыжие. Наверное, у страха просто глаза велики.