Неукротимая Анжелика - Голон Анн

– Если хотите, матушка, я вас туда проведу.

Глава V

В марсельскую гавань медленно входила королевская галера. В синем зеркале рейда отблесками пожара вспыхивали отражения ее развевающихся на ветру алых шелковых флагов с золотыми кистями, сверкающих щитов с адмиральским гербом, прибитых к верхушкам мачт, и ярко-красного штандарта, вышитого золотыми лилиями.

Толпа, заполнявшая набережную, всколыхнулась от любопытства. К тому месту, куда должно было подойти это прекрасное судно, помчались, громко перекликаясь, торговки рыбой, фруктами и цветами, подхватившие свои корзины с инжиром и мимозами, дынями и гвоздиками, скорпенами и устрицами. Туда же стали подходить и щеголи, прогуливавшиеся по берегу в сопровождении своих собачек, и рыбаки в красных колпаках, чинившие поблизости сети. Два грузчика-турка в широких штанах (красных у одного и зеленых у другого), со взмокшими от пота спинами цвета красного дерева, опустили наземь огромные тюки сухой рыбы, которые они тащили, уселись на них, вынули из-за пояса длинные трубки и закурили. Прибытие в порт галеры означало для них передышку, потому что в это время замирала муравьиная суета большого порта. Позволили себе приостановить работу и немного отдохнуть и капитаны, следившие за погрузкой товаров на свои корабли, и дородные купцы, суетливо сновавшие туда-сюда с приказчиками и подручными. Все спешили к галере, как на спектакль, и не столько полюбоваться крылатым ее изяществом и великолепием нарядных офицеров, сколько поглядеть на каторжан. Это было страшное зрелище, при виде которого женщины в ужасе крестились, но и оторваться от него не могли.

Анжелика поднялась с лафета пушки, на котором просидела в ожидании несколько часов. За ней шел ее слуга Флипо, с дорожным мешком в руках. Они смешались с толпой.

Недалеко от башни Святого Иоанна галера, казалось, замерла, как большая красная птица, и солнечные лучи задержались на ее золоченых украшениях.

Наконец она подлетела к берегу, гонимая мощными ударами двадцати четырех весел. Пока она поворачивалась, можно было полюбоваться длинным заостренным тараном из эбенового дерева на ее носу, украшенном огромной сиреной из позолоченного дерева. Затем собравшиеся на набережной получили возможность разглядеть нарядную корму, отделанную золочеными щитами и статуями, над которой поднимался полог из красно-золотой парчи. В этом огромном шатре, который в шутку называли «скинией», размещались офицеры.

Перед тем как пристать к берегу, весла поднялись и застыли в воздухе. Послышались резкие звуки свистков, удары гонга, а потом, перекрывая весь шум, команды капитана матросам, убиравшим паруса.

На борту, возле позолоченной лестницы для схода с корабля, остановилась группа офицеров в парадных мундирах. Один из них наклонился вперед и, сняв шляпу с большим плюмажем, стал делать знаки в направлении Анжелики. Она обернулась и, к своему облегчению, увидела, что из подъехавшей кареты выходят изящные молодые дамы и щеголь. К ним-то и обращался офицер. Одна из этих дам, брюнетка с пикантным, хотя и чересчур усеянным мушками личиком, воскликнула восторженно:

– Ах, вот наш очаровательный Вивонн! Он хоть и адмирал и в Марселе у него больше власти, чем у его величества короля, но он остается по-прежнему милым и простым! Он нас заметил и любезно приветствует.

Узнав герцога де Вивонна, Анжелика поспешно укрылась в толпе. Брат госпожи де Монтеспан уже ступил своими высокими красными каблуками на скользкие камни набережной и подходил с протянутыми руками к экзальтированной брюнетке.

– Я счастлив видеть вас на этом берегу, прекрасная Ариана. И вас тоже, Кассандра. А кого это я вижу вон там? Неужели это наш любезный Калистро? Как приятно!

Адмирал обменивался любезностями со своими знакомыми в привычном стиле светской беседы, а зеваки вокруг смотрели на него разинув рот. Герцог де Вивонн действительно выглядел великолепно в своей роли почти вице-короля. Загар прекрасно сочетался с голубыми глазами и пышными светлыми волосами. Герцог был высокого роста, так что некоторая полнота не портила его, он обыгрывал ее, как умелый актер, – она придавала ему внушительность. Он был веселого нрава, остроумен, охотно смеялся и был похож на свою блистательную сестру, фаворитку короля.

– Мне совершенно случайно удалось сделать здесь небольшую передышку, – объяснял де Вивонн. – Через два дня я должен отправляться в Кандию. Повреждения, причиненные кораблю бурей, и болезнь части команды вынудили меня зайти в Марсель. И раз вы здесь, я приглашаю вас всех к себе в гости. У нас есть два дня, чтобы попировать.

Сухой треск вроде пистолетного выстрела заставил всех вздрогнуть. Это щелкнул плетью, побуждая толпу отойти, один из надсмотрщиков, что стерегли каторжников.

– Пойдемте же отсюда, мои милочки, – ласково проговорил де Вивонн, опуская на плечи молодых женщин руки в перчатках из белой кожи. – Сейчас появятся каторжники. Я разрешил полусотне из них дойти до бухточки Рошер, до кладбища, и похоронить там одного из них – этот чудак не придумал ничего лучше, как испустить дух, когда мы уже входили в гавань. Это нас и задержало. Мой помощник предложил – с моего одобрения – бросить труп в море, как это обычно делают. Но священник воспротивился, сказав, что не успеет прочитать все молитвы и выполнить обычные церемонии и что нельзя с христианином обращаться как с дохлой собакой, – короче, что он хочет предать его земле по всем правилам. Я уступил, потому что мы были уже почти в гавани и потому что я знаю по опыту, что этого миссионера не переспорить. Раз он вбил себе что-то в голову, его не заставишь отступиться ни силой, ни уговорами. Так идемте же! Я хочу прежде всего отвести вас к мороженщику Севоле: отведаем фисташкового мороженого и выпьем турецкого кофе.

Они ушли, а надсмотрщик у сходней продолжал щелкать плетью. Он был похож на укротителя зверей, что стоит у открытой дверцы клетки, выпуская хищников на арену цирка.

За позолоченной стенкой раздавались жуткие звуки, звон цепей, хриплые голоса.

Толпа зрителей зашевелилась, когда на лестнице появились первые каторжники. Они держали цепи – кто на плече, кто в вытянутой руке, – чтобы их тяжесть не слишком мешала идти по шатким сходням. Они шли один за другим, скованные по четверо. Их лодыжки – там, где ногу охватывало металлическое кольцо, – были кое-как обернуты грязными тряпками, и большей частью эти тряпки были в крови.

И мужчины и женщины крестились, когда каторжники проходили мимо.

Те были босы, шли почесываясь, опустив глаза. Их одежда – красная шерстяная рубаха и штаны, перехваченные широким поясом, когда-то белым, – задубела от морской воды и издавала ужасную вонь. Большинство были бородаты. Их спутанные волосы вылезали из-под надвинутых по самые брови красных шерстяных колпаков. У некоторых колпаки были зеленого цвета. Это были осужденные бессрочно.

Первые каторжники прошли с безразличным видом. Следующие устроили ожидаемое представление. Они поглядывали на женщин загоревшимися глазами, отпускали грубые шутки, делали непристойные жесты. Один напустился на благодушного горожанина, который спокойно стоял неподалеку:

– Для тебя это забава?.. Ах ты, винная бочка, мало тебя раздуло…

Один из надсмотрщиков размахнулся узловатой плетью и хлестнул по бледной коже, и так уже покрытой ранами и кровоподтеками. Женщины закричали от жалости.

Затем появилась новая группа каторжников. Эти держали шапки в руках. Губы их шевелились, и можно было различить слова молитвы. В толпе зрителей установилась торжественная тишина. По сходням спустились двое узников, держа тело, завернутое в парусину. За ними шел священник, и его черная сутана резко выделялась на фоне сборища в красных лохмотьях.

Анжелика жадно вглядывалась в него. Она не была уверена, что узнает его. Ведь она видела его десять лет назад и при таких обстоятельствах, которые тяжело было вспоминать.

Кучка этих несчастных уже удалялась, их цепи бряцали по мостовой. Анжелика взяла Флипо за рукав: