Украинский Брестский мир - Ирина Михутина

Украинских лидеров не смущала неудача такой политики в масштабах всей страны. Свой край в противоположность вздыбленной революцией Великороссии они намеревались сохранить «оазисом порядка». Однако это благостное пожелание невозможно было осуществить росчерком пера. Край был связан со всей страной единым экономическим, финансовым, коммуникационным пространством и тысячью других нитей, включая близость модели социального, политического поведения населения и прочее. Большевистское руководство лучше это понимало и разными средствами способствовало радикализации настроений и расширению своего влияния на Украине. Оно, в частности, отклонило проект Юго-Западного областного комитета РСДРП преобразоваться в Социал-демократическую партию Украины, чтобы противостоять Украинской социал-демократической партии с ее, по словам киевских большевиков, «шовинизмом… порождающим рознь среди пролетариата» {28}.

«Создание особой партии Украинской, как бы она ни называлась… считаем нежелательным. Иное дело созыв краевого съезда или конференции… как обычный съезд нашей партии. Ничего нельзя было бы возразить против наименования области не Юго-Западной, а Украинской», – последовал ответ Якова Свердлова от имени ЦК РСДРП(б) {29}.

Единство финансовой системы открывало для Петрограда возможности путем управления денежными потоками влиять на социальную ситуацию на Украине. Поскольку лидеры Украинской центральной рады намеревались выполнять военные обязательства перед державами Согласия, они спешили с формированием украинской армии. Большевистское руководство на первых порах одобрило образование национальных частей, в том числе украинских {30}, несмотря на то что Петлюра в своих обращениях к воинам-украинцам, выпущенных 11(24) ноября, призывал их, не считаясь с распоряжениями правительства народных комиссаров, немедленно возвращаться на Украину. С 21 ноября (4 декабря) в край стали прибывать украинизированные подразделения из разных военных округов и фронтов. Только из петроградского гарнизона приехало до 9 тыс. человек {31}.

В течение ноября украинизация шла медленнее, чем хотелось Киеву, по ряду объективных обстоятельств: по причине нешуточных транспортных проблем, из-за необходимости заполнять оставляемые украинцами участки фронтов и непростого в человеческом плане процесса украинизации назначенных для этого этнически неоднородных частей. Еще в октябре 1917 года генерал Николай Духонин докладывал в Генеральный штаб: «Прибыла депутация 104 арт[иллерийской] бригады, входящая в состав 34 корпуса, украинизируемого, которая категорически и наотрез заявила о своем нежелании украинизироваться. Вообще Украинский комитет проявляет очень много произвола» {32}.

7(20) ноября В. В. Вырубов из Ставки телеграфировал Петлюре: «21 и 28 корпуса, находящиеся на позициях [Северного фронта], получили приказания Украинской центральной рады немедленно отправиться на Украину и, если их не отпустят, то уйти силой» {33}. Энергичный «Большой совет украинцев 21 корпуса», украинские рады отдельных дивизий и сам Симон Петлюра потом рассылали свои требования в разные российские и украинские инстанции {34}. Но в 21-м корпусе служили далеко не только украинцы.

Если они спешили к себе домой, то у остальных «малой родиной» были другие места. Вот что сообщал 29 ноября (12 декабря) в Ставку о причинах задержки один из командармов: «Перевозке 21 корпуса [на] Юго-Западный фронт не встречается препятствий, но полагал бы раньше закончить украинизацию 21 корпуса, для чего нужно спешно опубликовать соглашение Ставки с Радой, чтобы все войска знали и все украинцы возможно скорее пополнили этот корпус. Корпус, конечно, необходимо заменить другим, с Юго-Западного фронта» {35}. О том же речь шла в сводке о положении на Северном фронте: «Настроение [21] корпуса очень нервное. Конфликт с Радой рассматривается массами как разногласия верхов. На вооруженное столкновение массы не пойдут» {36}. Однако локальные стычки имели место.

В некоторых случаях украинизация повела к фатальным в военном отношении последствиям. Так, развал обороны Ревельского укрепленного района начался с требования Украинской революционной рады в середине ноября, чтобы комендант крепости отпустил всех великороссов из находившейся там украинизированной дивизии в месячный отпуск, что послужило массовому самовольному уходу солдат по домам. Украинцев же осталось так мало, что некому было обслуживать батареи даже одного артиллерийского полка дивизии {37}.

Политики Центральной рады спешили сформировать национальную армию, считая ее одним из основных атрибутов и гарантий государственности. Между тем сама эта государственность была провозглашена односторонним актом и не получила никакого международно-правового оформления – ни признания другими государствами, ни установления границ путем согласованного размежевания с соседями, в том числе с Великороссией. Последнее и не значилось в повестке украинской политики по причине непризнания большевистского правительства в Петрограде, от которого ожидали лишь беспрепятственного пропуска украинизированных частей и так далее.

Большевистское руководство первым взялось за выяснение положения, приступив к делу с постановления Совнаркома от 16(29) ноября, и заявило в печати о намерении передать украинскому народу его исторические ценности, вывезенные главным образом при Екатерине II. Вопрос о возвращении национальных реликвий рассматривался как предлог для начала контактов с Киевом, о чем свидетельствовала заключительная фраза постановления: «Решение… непреклонно будет приведено в действие после обмена мнениями с Украинской радой» {38}.

На следующий день, 17(30) ноября, состоялся разговор наркома по делам национальностей И. В. Сталина по прямому проводу с Н. В. Поршем. Разговор проходил при участии члена Киевского областного комитета РСДРП(б) С. С. Бакинского (Л. М. Бернгейма).

Порш представился как член ЦК Украинской социал-демократической партии и предложил обменяться мнениями в партийном порядке, что должно было подчеркнуть сохранение линии Центральной рады на непризнание советского правительства. Сталин, напротив, заявил, что имеет полномочия народных комиссаров на обсуждение государственных проблем. Порш охарактеризовал Раду как орган высшей власти республики, отведя будущему Украинскому учредительному собранию лишь функцию принятия конституции, и акцентировал признание Радой «федеративной связи с общегосударственным организмом России». Руководить этим «организмом», по его словам, должна вся организованная демократия при социалистическом центральном правительстве, опирающемся на правительства новопровозглашенных республик и областей, которые следует безоговорочно признать.

Сталину было что возразить собеседнику. Для начала он заметил, что взгляды большевиков по национальному вопросу известны («читайте резолюцию Апрельской конференции»), но поднятые Поршем темы подлежат государственному решению. В связи с этим он заявил, что уполномочен представить точку зрения советского правительства, которое избрано Вторым Всероссийским съездом Советов рабочих и солдатских депутатов и именно потому является центральной властью. Крупным «козырем» в подтверждение сказанного стало вдобавок его сообщение о принятии накануне, 15(28) ноября, Чрезвычайным съездом Советов крестьянских депутатов решения об объединении Исполнительного комитета крестьянских депутатов с ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов, а также согласие левых эсеров создать с большевиками правительственную коалицию.

Это фактически убило идею Народного совета – организации, которой сторонники «однородно-социалистического правительства» хотели заменить ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов, включив в Народный совет делегатов Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов, а также представителей городских дум и прочих несоветских учреждений. В числе других достижений советской власти Сталин выделил, что за нее стоит девять десятых фронта, что военные операции уже временно остановлены и ожидаются переговоры о перемирии, завершив этот перечень скромно сделанным сообщением относительно передачи украинских реликвий.

Говоря о позиции Совнаркома в украинском вопросе, нарком, исходя из последних федералистских деклараций Рады и давней автономистско-федералистской концепции украинских лидеров, заверил, что автономия должна быть «полной, не стесненной комиссарами сверху. Не может быть никакой опеки, никакого надзора над украинским народом». Относительно же преобразования России на началах федерации заметил, что «воля нации выявляется через национальное Учредительное собрание», – если оно выскажется за федеративную республику, то правительство не станет возражать, добавив при этом, что «власть в крае, как и в других областях, должна быть в руках всей суммы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, включая сюда и организации Рады».