В глубине души (сборник) - Эра Ершова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антон посмотрел на садовника потемневшим взором и сдвинул брови.
– И вы считаете это возможным?
– Что? – не понял садовник.
– Вы считаете возможным сейчас, когда в доме горе, обращаться ко мне с подобными просьбами? – Антон повысил голос. – Какая наглость, какая бестактность! Изабелла Федоровна в тяжелом состоянии, я ночей не сплю, а он деньги просит!
– Так я же не для себя! – окончательно оробел Иван Тимофеевич. – Там ребенок помирает!
Но Антон не желал этого слышать. Он оттолкнул с дороги Ивана Тимофеевича и пошел своим путем.
Но тут с садовником случилось что-то невероятное. Робкий человек, непривычный к протесту, он вдруг почувствовал в себе такое негодование, что сердце его чуть не разлетелось вдребезги.
Не понимая, что делает, он помчался за хозяином и нагнал его, когда тот уже собирался садиться в машину.
Оттолкнув водителя, который почтенно придерживал дверь автомобиля, Иван Федорович рванул хозяина за руку с такой силой, что тот мгновенно обернулся.
Теперь в глазах Антона вместо презрительного негодования читалось выражение испуга.
– Вы человек или нет? – закричал садовник не своим голосом. – Вам говорят, ребенка привезли, по вашему обещанию. Девочка умрет, если вы ей не поможете, а вы здесь по коту траур справляете! Стыд вы потеряли, вот что!
Антон в ужасе смотрел на разбушевавшегося подчиненного, и смысл его слов доходил до него плохо.
Он думал о том, что жизнь его в опасности, потому что садовник, как клещами, сжимал его руку, и он чувствовал, что этот дикарь при желании может раздавить его, как козявку.
Вся эта безобразная сцена длилась не больше минуты, потому что подоспела охрана и оттащила взбесившегося садовника в сторону. Антон с возмущением поправил на себе пальто и, бросив через плечо начальнику охраны:
– Чтобы к моему возвращению его здесь не было, – уселся в машину и уехал.
Когда машина выезжала из ворот, водитель заметил на другой стороне улицы батюшку.
Он как-то обреченно смотрел на дом и не двигался с места. Антон попа не заметил.
– Ты чего, Тимофеич, с ума сошел? – вразумляли коллегу охранники. – Они ж тебя с такими характеристиками выгонят, с голоду помрешь.
– Ну и пусть! – угрюмо отвечал Иван Тимофеевич. – Я в этом доме поганом все равно больше ни минуты не останусь. С жиру они бесятся! Людей вокруг себя не замечают.
С этими словами он двинулся во флигель собирать вещи, и тут начальник охраны пришел сообщить, что к нему визит – батюшка ожидает.
Иван Тимофеевич, не зная, как смотреть священнику в глаза, поплелся в домик охраны. Отец Михаил сидел на стуле и смотрел на садовника ласковым взглядом.
– Зря ты скандал устроил, – произнес он вместо приветствия, и Иван Тимофеевич с облегчением понял, что охранники уже все рассказали. – Не зря же сказано, – продолжал батюшка, – скорее верблюд войдет в игольное ушко, чем богатый в царствие небесное! Видно, не судьба этой девочке пожить на этом свете.
– А где же девочка? – удивился садовник.
– А она в такси спит, таксист хороший мужик попался, бесплатно нас катает.
– Ты это… – Садовник со смущением полез в карман брюк и достал внушительных размеров конверт. – Вот, возьми… – Он положил деньги на стол перед священником. – Я восемь лет копил, думал, на какое-то дело, а какое ж дело может быть важнее жизни ребенка.
– Спасибо… – Священник положил руку на конверт, тем самым давая понять, что деньги принял.
– Ну что ж. – Отец Михаил встал. – Пойду я тогда, в обратный путь нужно пускаться.
Он откланялся и двинулся было к двери, когда садовник закричал:
– Стой! Я с вами пойду.
– Да подожди ты суетиться, – попытался остановить его начальник охраны. – Тебе собраться надо, расчет получить.
– А я уже собрался, – весело выкрикнул садовник, – а деньги я у них не возьму, пускай подавятся!
И все увидели, что в Иване Тимофеевиче что-то изменилось. Он выглядел как человек, которого из тюрьмы отпускают на свободу, в то время как остальные должны отбывать наказание дальше.
И эти остальные смотрели на него с затаенной завистью.
Весело сверкая глазами, Иван Тимофеевич попросил батюшку немного обождать и рысью помчался к оранжерее.
Эта оранжерея была его детищем и единственным утешением в постылой жизни. Он болел душой за каждый цветочек, за каждое растение как за собственных детей.
Растения были все дорогие, привезенные с разных концов света.
Иван Тимофеевич ворвался в оранжерею и остановился посредине, не понимая, зачем он сюда пришел. Привычный влажный запах растений на мгновение лишил его решимости.
«Может, остаться, – подумал он, – вымолить у хозяина прощение. Он простит, потому что другому садовнику с его хозяйством не справиться… – Но тут же, припомнив высокомерный тон и презрительный взгляд Антона, садовник опять пришел в бешенство. – Так не цвести же вам для этих иродов!» – воскликнул он, и звук его голоса эхом размножился в стеклянных покатых стенах.
Конец ознакомительного фрагмента.