Живой мертвец - Лина Личман

Живой мертвец

Лина Личман

© Лина Личман, 2017

ISBN 978-5-4485-8691-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все описанные ниже события и действующие лица, являются вымышленными. Любые совпадения случайны.

Я шла вдоль могил покрытых белым и каким-то невесомым покрывалом. Несмотря на конец февраля, когда обычно начинается оттепель, погода стояла морозная и снежная. Если бы не кресты и памятники, выглядывающие из сугробов, как будто подсматривающие за кем-то, то можно было бы подумать что идешь по лесу, потому как в этой части кладбища, уже давно не хоронили, да и туристы здесь не шастали. Знаменитости были похоронены ближе к выходу, вот там народа было пруд пруди.

Я никогда не любила кладбища, а Ваганьковское в особенности. Дело в том, что ныне покойная бабуля рассказывала мне про это кладбище кучу мистических историй, а одна из них, даже приключилась со мной.

На девятый день после похорон родителей, я с утра пришла на кладбище, чтобы их помянуть. Боль от утраты самых родных для меня людей, сделала в моём сердце огромную ноющую рану. Я шла по кладбищу и ревела белугой, на душе было так тяжко, ложись и помирай. Мне только-только исполнилось восемнадцать, с моим прежним восприятием жизни и постоянной опекой любимых мамы и папы, я была совсем ещё ребёнком. Осиротев, поняла, что осталась совсем одна в окружающем меня враждебном мире, не знала, как жить дальше. Слёзы застилали глаза, а я всё шла и шла вперёд. И вдруг почему-то остановилась у ограды, внутри которой, располагалось надгробие в виде плачущего ангела в мой рост. Я подошла ближе, глядя на лицо ангела. По щеке его шла трещина, но если смотреть издали, то это было больше похоже на дорожку от слёз. Не знаю, сколько я так простояла, смотря на херувима, но очнулась я уже за воротами некрополя, ближе к семи вечера. Ощущение было жутковатое. Постояв и немного придя в себя, наплевала на сумерки и опять пошла на кладбище, потому как не помянуть родителей на девятый день, я не могла. К своему удивлению, памятника с крылатым созданием я более не видела, хотя шла той же дорогой. Оказавшись на могиле родителей, разложила принесённое угощение и присела рядом с памятником. Я жаловалась родным на горечь потери, непонимания своей дальнейшей жизни, одиночество. И даже не заметила, как стало совсем темно, очнулась от того, что меня окружила звенящая тишина. Попрощавшись с родителями, спешно двинула к выходу, идти было довольно далеко. Где-то на середине пути, я остановилась от того, что увидела впереди мерцание света. Сначала подумала, что это фонарик, но приблизившись, увидела, что свечение исходит от свежей могилы. Как я добежала до входа, помню смутно, но вот что скакала, как сайгак по степи, запомнила надолго. После того случая, дала себе зарок, что позже пяти вечера на погосте больше не останусь. Мир мёртвых посещается днём, ночью тревожить их покой ненужно. Кошмары потом будут мучать стопроцентно! Ну а свечение у свежей могилы, значительно позже, объяснил мне друг Жорка, когда я поведала ему сию историю. Он сказал, что это просто-напросто были трупные газы, которые выделяются в период разложения.

Боже, о чём я думаю? Что за воспоминания тревожат меня сегодня? Наверное, это потому, что давно не была здесь. После смерти родителей, я достаточно быстро перебралась в Питер. Здесь меня ничего не держало, скорее отталкивало. Я стала ненавидеть Москву. За гибель родителей, за ту боль, которую пришлось перенести. Поэтому приезжала сюда только за тем, чтобы навестить могилу родных, да и то достаточно редко.

Я остановилась как вкопанная, сердце тревожно забилось в ожидании беды. Что со мной происходит? Прошло уже вроде шесть лет. Боль, которая была, утихла. Кошмары перестали сниться, как только уехала из Москвы. Что же тогда на душе так муторно? Я глубоко вздохнула и продолжила маршрут, успокаивая себя тем, что, наверное, просто отвыкла от всякого рода переживаний. Моя теперешняя жизнь была пресна, как просвирка в церкви, во время причастия. В ней не была места страстям и слезам. Моими вечными спутниками стали тишина и одиночество. Вот, наверное, поэтому сейчас на меня так и давит атмосфера этого старого, но достаточно известного кладбища.

Уже подходя к надгробию родителей, я заметила какую-то странную публику. Толпа была разномастная как по социальному статусу, так и по возрастному. Тут были и совсем молодые девушки, одетые не по погоде в короткие (хорошо, что хоть чёрные) мини. И женщины в достаточно преклонном возрасте (возможно, это только по-моему, возраст шестидесяти, семидесяти лет является преклонным), одетые весьма скромно, и даже бедно. Горе последних, кстати, было искренним. Скорбь по утрате, написанная на их лицах, вызывала в моём сердце сочувствие и желание чем-то помочь. Но чем поможешь в таком горе?

Группа мужчин, стоящих рядом, ассоциировалась скорее с бандой, чем с людьми какой-то пристойной профессии. Дорогая одежда, настолько дорогая, что это бросалось в глаза. Какие-то кирпичные лица, явно не обременённые мыслительным процессом, практически наголо обритые головы. Все мужчины были примерно одного роста и телосложения. Такие, шкафообразные тела, на коротких ножках, с руками кувалдами. Глядя на них, создавалось ощущение, что они сами не знают, зачем сюда пришли, вроде как нужно. А кому нужно и зачем? Наверное, если задать им этот вопрос, никто из них на него не сможет ответить. Видно было, что нахождение у этой моголы их тяготит. На лице у каждого читалось желание поскорее покинуть данное место.

Кого там всё-таки хоронят? И почему на Ваганьковском? Этот участок кладбища вроде как уже лет двадцать, а может все пятьдесят, закрыт для захоронений, можно, наверное, купить местечко в колумбарии, не так давно возведённом на месте хозяйственных построек, для захоронения урн с прахом, но цена будет астрономической.

Моим родителям участок, на котором они похоронены, достался от моей бабки, так сказать в наследство. К моменту их погребения, он был уже обнесён кованой оградой и имел столик и скамью из мрамора. Бабуля заранее обустроила свою будущую обитель вечного сна, хотела быть погребённой в известном месте, рядом со знаменитостями, к которым, как ей казалось, не зарастёт народная тропа. Она была каким-то там деятелем искусства, но прежде всего, она была «бульдогом». Так папа любил шутить. Говорил, что если бабке было что-то нужно, то она мертвой хваткой вцеплялась в оппонента и душила его до тех пор, пока не получала желаемое. Вот и этот участок был ей приобретён исключительно для собственной персоны, в девяностых, когда началась перестройка, бабушка как-то подсуетилась и приватизировала или что-то в этом роде, данный участок, прям, как квартиру ей богу, а спустя два года после описываемых событий, она вышла замуж, опять же по её утверждениям, благодаря Ваганьковскому. До неё дошла людская молва о том, что якобы на этом самом кладбище покоится один святой, имя ему Валентин, и всякого кто попросит его о помощи, он услышит. Она и попросила. Мужа ей захотелось заграничного и богатого, чтоб на старости лет мир посмотреть, да всласть пожить. Уж не знаю, правда то или нет, но за эмигранта бабуля выскочила и укатила с ним в Мюнхен, где скончалась, прожив всего три года, но каких. После отъезда она поддерживала с мамой связь и всё звала в гости, очень хвалила супруга и радовалась сытой жизни. После её смерти, муж бабули настоял на том, что бы она была похоронена именно в Мюнхене. Родители так и не съездили туда, даже на похороны выбраться не смогли. Ну вот, участок, вроде как по наследству, вместе с её четырёх комнатной квартирой в Москве, которая находилась в высотке на садовом кольце, достался моим родителям.

Они я помню, смеялись по поводу участка на кладбище, в шутку говоря, что он тоже сойдёт за дачу, дом, конечно, не возведёшь, а вот грядки вполне поместятся. Потом вдруг цены на участки находящиеся на этом кладбище выросли в десятки раз. И родители решили его не продавать, а подождать, когда буду выходить замуж, чтобы помочь молодой семье так сказать. А вышло всё иначе.

Против воли я искоса разглядывала собравшихся, и по инерции стряхивала рукой в перчатке, снег с памятника родителей.

Я решила не думать о всякой ерунде. Присев у надгробия, положила охапку красных гвоздик на плиту. Достала из сумки пакет со снедью. Вытащив из пакета гранатовый сок, наполнила им пластиковые стаканчики, извлечённые оттуда же. Так сложилось, что мои родители совсем не пили алкоголь. Я знаю, что принято стаканчики наполнять водкой, а поверх класть ломоть чёрного хлеба, любому спиртному, родители предпочитали гранатовый сок. Почему именно гранатовый? А Бог его знает, любили его и всё тут. Ну а про чёрный хлеб, даже упоминать не вижу смысла. Просто в нашем доме он не водился. Нарезной батон, это хлеб моего детства. Я улыбнулась этой мысли и почувствовала, как закололи щёки, сняла перчатку и провела рукой по своему лицу. Слёзы. Я даже и не поняла, когда это я успела. Чтобы как-то отвлечься от тяжких мыслей, стала вынимать из пакета и класть рядом со стаканчиками любимые родителями конфеты и печенье.