Прометей, или Жизнь Бальзака - Андрэ Моруа

В запасе у него было множество драматических сюжетов. В тетради "Мысли и фрагменты" их перечню была посвящена целая страница. Он набрасывал планы: например, "Оргон" - продолжение "Тартюфа" (первый акт был задуман неплохо); набросок "Ричард Губчатое Сердце", представлявший собою канву многообещающей драмы из времен Консульства. Необходимость вынуждала его быстро осуществлять свои замыслы, он решил тотчас же написать пьесу "Старшая продавщица" - буржуазную трагедию, происходящую в торговом мире квартала Марэ; Бальзак рассказал сюжет госпоже Ганской, у которой он не встретил одобрения, а потом - Жорж Санд, и та пришла в восторг; пьеса получила название "Школа семейной жизни". Первоначальный замысел обольщение хозяина лавки старшей продавщицей и ярость его возмущенной родни - казался Жорж Санд превосходным. В работе все изменилось. Продавщица, которую Бальзак собирался изобразить неким Тартюфом в юбке, стала в пьесе чистой девушкой, "приказчицей с нежным сердцем", искренне полюбившей негоцианта, и Бальзаку пришла злосчастная идея использовать в развязке пьесы историю, которую ему рассказал Меттерних: двое разлученных влюбленных сошли с ума и не узнавали друг друга! Буржуазная комедия заканчивалась плохой мелодрамой. А в первоначальном замысле были зачатки бальзаковского театра.

Бальзак пригласил в Жарди для совместной работы над "Школой семейной жизни" Шарля Лассайи, молодого, совершенно бездарного писателя, которого он почему-то считал "подающим надежды". У Лассайи был, по словам Алеви, "огромный рост и огромный нос. Вперед! Шагом марш! Нос предшествовал, дурак за ним шествовал". Помощник ужаснулся, когда увидел, какими темпами работает его наниматель. В час ночи слуга в ливрее будил его: "Барин просит вас встать". Потом Лассайи вели в столовую подкрепиться, на стол подавали отбивные котлеты, шпинат, очень крепкий черный кофе. Затем являлся Бальзак в монашеской сутане и уводил его в другую комнату. "Ну, пишите... Школа семейной жизни". И он принимался диктовать наброски сцен. Диктовал до семи часов утра. Такова была жизнь в Жарди. Перепуганный Лассайи, так же как некогда Сандо, как Борже, обратился в бегство. Простые смертные не могут сосуществовать со сверхчеловеком.

Зато прекрасным помощником оказался остроумный Лоран-Жан, который был на девять лет моложе Бальзака; настоящее его имя было Жан Лоран. Длинный, худой, сутулый, хромой, он ходил подпрыгивая и опираясь на палку. "Серые глаза его метали пламя", а язык - сарказмы. Он был рисовальщик и писатель, но рисовал мало и ничего не писал. Гаварни смеялся: "Бальзак держит его при себе для того, чтобы говорить людям при случае: "У меня в Жарди есть бесплодная смоковница". Но Бальзак главным образом "держал" Лоран-Жана за то, что этот представитель богемы умел развлечь его и был ему предан. Так же как и Леон Гозлан, он входил в ту веселую компанию, которая пировала на улице Кассини, когда Бальзак, забывая своих герцогинь, "с удовольствием и с пользой для себя якшался со всяким сбродом". Лоран-Жан со свойственной ему фамильярностью говорил Бальзаку "ты", называл его "миленький" или "дорогуша" и в конце письма ставил: "Прижимаюсь к твоей толстой груди". Матушка Бальзака обижалась, когда Лоран-Жан называл ее "дитя мое", и недовольно ворчала: "Разговаривай он с папой римским, и то назвал бы его "дитя мое". Однако этот чудак, фантазер и острослов был воплощением преданности. Он потихоньку платил мелкие долги Бальзака у Фраскати, выпроваживал неприятных посетителей. Взяв на себя обязанности посредника, он предложил "Школу семейной жизни" в Комеди-Франсез, но управляющим театра стал в это время Бюлоз, и Бальзак не мог ждать ничего хорошего от своего личного врага. Затем пьеса была предложена театру Ренессанс и после долгих переговоров отвергнута им. Однако ж она имела свои достоинства. Жерара де Нерваля восхищало то, что в этой буржуазной трагедии возродилась неистовая ярость Атридов. Бальзак читал "Школу семейной жизни" писателям (Стендалю, Готье), посланникам и светским людям - сначала у госпожи Кутюрье де Сен-Клер, а затем у маркиза де Кюстина. Он не пал духом и нисколько не удивился, что первые шаги в драматургии оказались для него столь же трудными, как и на поприще романиста.

В Жарди он закончил роман "Музей древностей", начатый в Женеве. Местом действия, так же как и в "Старой деве", был избран Алансон. Центральной фигурой вместо мадемуазель Кормон стала мадемуазель д'Эгриньон; Бальзак любил сочетать симметрии и контрасты. Когда он описывал, как Диана де Мофриньез в мужском костюме, с хлыстом в руке посетила старого судью, любителя цветов, ему пригодились воспоминания о Каролине Марбути, которую он в Турине водил в оранжерею адвоката Луиджи Колла. Большой мастер мизансцен, он прекрасно знал, какая бутафория скопилась у него на складе аксессуаров, и, порывшись там, отыскивал под слоем пыли полезную подробность и нужный образ.

В превосходном предисловии автора указана основная тема романа: все провинциальные знаменитости устремляются в Париж.

"Музей древностей" - это повесть о небогатых молодых людях, носителях знатного имени, которые приезжают в Париж и гибнут там: одного разоряет азартная игра, другого - желание блистать, того затягивает омут наслаждений, а этого - попытка увеличить свое состояние, кто пропадает из-за любви, счастливой или несчастной. Граф д'Эгриньон - прямая противоположность Растиньяку, другому типу молодого человека из провинции. Растиньяк ловок и дерзок, он добивается успеха там, где д'Эгриньон терпит поражение".

Настала полоса творческих удач: после "Музея древностей" Бальзак тотчас взялся за вторую часть "Утраченных иллюзий" - "Провинциальная знаменитость в Париже". Он вложил в этот роман воспоминания о начале своего литературного пути, о жадных и нищих репортерах, о своем стремлении всех ослепить, о желчной злобе продажной прессы. Сонеты Люсьена де Рюбампре он попросил написать своих друзей - Дельфину де Жирарден, Готье, Лассайи. ("Я вижу в этом, - говорит Ален, - своего рода презрение профессионала".) Фатовство Люсьена (трости, украшенные драгоценными камнями, бриллиантовые запонки, тонкие обеды и ужины) напоминает образ жизни самого Бальзака в 1835 году и приводит героя романа к такой же катастрофе. Но не мешает лишний раз напомнить, что хороший роман никогда не бывает автобиографией. "Утраченные иллюзии" - это "жестокое крещение" любого провинциала, двинувшегося в поход на завоевание Парижа. Конечно, Бальзак думал о Ле Пуатвене, о Рессоне, о Жюле Сандо, когда писал роман; конечно, он вспоминал Лавока, Рандюэля, Верде, рисуя книгоиздателей, которым Люсьен предлагал свои стихи. Чтобы создать образ Люсьена, он взял некоторые черты Жюля Сандо (послужившего ему также натурой и для Лусто), одного из подопечных Зюльмы Карро, молодого Эмиля Шевале, да еще уроженца Гренобля, некоего Шодзега, "приехавшего в Париж, - как пишет Антуан Адан, - с глубокой верой в свои таланты и неотразимую свою красоту, бешено закружившегося в вихре света, влюблявшегося в маркиз и в один прекрасный день, когда он отрезвел, обнаружившего, что он остался без гроша и стоит на пороге самоубийства". Итак, живых натурщиков кругом было достаточно.

В рукописи романа можно напасть на кое-какие следы, которые потом были нарочно запутаны. Газета Фино сначала носила действительно существовавшее название: "Курье де Театр". Сам Фино похож на доктора Верона, на Амедея Пишо, на Виктора Боэна, но Бальзак постарался, чтобы в образе Фино не было портретного сходства с этими людьми. Блонде, Лусто, Натан, Рюбампре - его собственные создания, более живые, чем живые люди. Д'Артез, великий писатель Содружества, походил на сен-симониста Бюше. Создавая этот характер, Бальзак и в нем слил черты нескольких реально существовавших людей, но главное - в д'Артезе запечатлено лучшее, что было в самом Бальзаке. В предисловии к "Музею древностей" он писал:

"Наблюдение это чудесно выражает итальянская пословица: "Это хвост от другой кошки" ("Questa coda non e di questo gatto"). Литература пользуется приемом, применяемым в живописи, когда для создания прекрасного образа берут руки одной натурщицы, ноги - другой, грудь - у этой, плечи - у той. Задача художника - вдохнуть жизнь в тело, воссозданное им, и сделать изображение правдивым. Если же он вздумает всего лишь скопировать реальную женщину, то его произведение ни в ком не вызовет интереса..."

"Утраченные иллюзии", пожалуй, лучший из романов Бальзака. Сюжет был ему очень близок. Лусто руководил Люсьеном де Рюбампре в его хождениях по лавкам книгоиздателей, так же как Латуш посвящал Бальзака в тайны книжного рынка. Колебания Люсьена между Содружеством и низкой журналистикой отражали колебания самого Бальзака, смутно надеявшегося примирить республиканцев с легитимистами (как сблизились Мишель Кретьен и Даниель д'Артез) для борьбы против буржуазного индивидуализма. Любовь Корали к Люсьену, картина ее смерти, та сцена, где любовник умершей пишет рядом с ее трупом веселую песенку, чтобы заплатить за похороны, исполнены высокой поэзии.