Время — московское! - Александр Зорич

«Она медиум, что ли?» — Я скептически хмыкнул.

— А где живет твой учитель Калиш? Может быть, он знает, где живет учитель Вохур?

— К учителю Калишу нельзя. Он сейчас со взрослыми, там, на омовении.

— Наверное, омовение тоже происходит возле подземного озера? Там, где вода? — предположил Индрик.

— Нет, они умываются не водой.

— А чем?

— Светом, который идет из земли. Он оттуда выходит и поднимается туда. — Девочка указала на каменное небо. — Он недавно появился, этот свет. Даже построили много-много скамеек, чтобы, когда он появится, все могли сесть. Они много лет ждали, когда он появится. Учитель Калиш сказал, это очень важно.

— Тогда мы подождем. Пока омовение закончится.

— Это еще долго… Может, до завтра… Лучше не ждать, — нахмурилась девочка.

— Что же нам делать? — Индрик изобразил на лице гримасу отчаяния. — Ведь нам действительно нужно найти учителя Вохура!

— Тогда спросите у Зири!

— Кто такой Зири?

— Ты говоришь неправильно, дядя. Правильно спрашивать, кто такая Зири. Потому что Зири — это не он, а она!

— Хорошо, — терпеливо сказал Индрик. — Кто такая Зири?

— Вот она — Зири. — Девочка указала на собаку. — Спросите ее сами.

— Я не знаю, как с ней разговаривать.

— Хорошо, я сама спрошу, — вздохнула девочка. — Зири, ты не знаешь учителя Вохура?

И тут случилось самое интересное — собака навострила свои желтые, с белой опушкой по краям уши и кивнула. Веско, очень как-то по-человечески.

— Она говорит, что знает, — «перевела» девочка.

— Может быть, она знает, где он живет?

— Это она тоже знает.

— А Зири может отвести нас туда, к учителю Вохуру? — деликатно напирал Иван Денисович.

Поковыряв носком ботинка в грязном снегу, девочка переадресовала вопрос собаке. Все мы уставились на умную псину, как на наше спасение, с преувеличенным вниманием разглядывая ее широкие лапы и влажный мармеладный нос. Однако собака не торопилась нас обнадежить. Она обстоятельно почесала ногой за ухом и сделала круг почета вокруг девочки, размеренно повиливая хвостом. Затем села.

— Ну что? — нервно спросил Индрик. — Что она говорит?

— Она пока думает, — прокомментировала девочка. Наконец собака подошла к Индрику и, легонько ухватив его зубами за штанину, потянула.

— Мы должны идти за ней? — поинтересовался Индрик.

— Да. Она отведет вас! Но только этот ваш учитель Вохур должен будет обязательно дать ей вкусную консерву! Она так сказала!

— Он обязательно даст ей все, что она попросит, — заверил девочку Индрик.

Последний этап нашего путешествия вышел самым бессодержательным в плане визуальных и духовных впечатлений — наверное, всему виной была навалившаяся на всех нас усталость. Следуя за умной собакой Зири, чьи глаза мистично светились в темноте, мы спустились по покатому пандусу в сырой и холодный туннель, который вел куда-то вниз, в брюхо гигантской скалы, на спине которой было выстроено Большое Гнездо.

Туннель был кое-как освещен пунктиром желтых лампочек и производил впечатление прохожего. На стенах туннеля даже имелись сделанные кое-как, из хозяйственного картона, указатели, отмечающие боковые ответвления — надписи в высшей степени таинственного содержания. «Туда лучше ходить вместе», «Дорога Вечности», «Быстрый ход для медленных людей».

Даже Терен не взялся строить гипотез относительно того, куда ведет «Дорога Вечности». Ведь вряд ли на кладбище — это было бы слишком по-человечески. А здесь у них все было по-манихейски, то есть хотя и по-человечески, но не вполне. Мы молчали, боялись сбить с верного пути нашу хвостатую проводницу.

Наконец наш отряд оказался перед бронированной дверью с надписью «Синематограф». Дверь была заперта, однако рядом с ней имелась кнопка звонка.

— Учитель. Вохур. Живет. Здесь? — подчеркнуто внятно выговаривая слова, спросил Индрик у собаки.

Зири медленно кивнула. Я хотел было потрепать псину за ухом, но вовремя одумался — а вдруг она воспримет это как фамильярность? Может, с акселерированными собаками нужно вести себя как с людьми, то есть вежливо держать дистанцию до первого брудершафта?

Индрик позвонил. С той стороны двери послышались нерасторопные шаги. Наконец нам отворили.

Я в который раз подивился тому, сколь мало соответствуют мои представления о манихеях неожиданно открывшейся нам действительности. Мы-то представляли себе манихеев чем-то вроде зловредных, вооруженных до зубов параноиков. А они даже «кто там?» не спрашивают, отпирая дверь в сумрачные туннели…

— Сегодня сеанса не будет, — процедили в приоткрывшуюся шель.

— Погодите! Нам не нужны никакие сеансы!

— Тем более. До свидания!

— Пожалуйста, выслушайте меня! Мы — друзья, — придерживая дверь, сказал Индрик, обжившийся в роли парламентера. — Мы хотим видеть учителя Вохура.

Прошло несколько мучительных секунд и дверь наконец распахнулась. Молодой длинноволосый парень по ту сторону порога… жевал… бутерброд с сыром. За спиной у него виднелся светлый и уютный холл с рекламными плакатами на стенах.

— Учитель Вохур сейчас занят. Просил его не беспокоить, — ответил молодой человек.

И снова — никаких вопросов вроде «кто вы?», «откуда вы?». Меня даже посетила здравая мысль о том, что, возможно, манихеи знают о нас все с той самой минуты, когда «Вегнер» материализовался в Колодце Отверженных. И что они в отличие от нас никаких иллюзий на наш счет не питают, поскольку вооружены внечувственным знанием.

— Послушайте, нам очень нужно видеть учителя Вохура! Мы пришли издалека! Мы — посланцы Объединенных Наций! И у нас очень важный разговор! Хотя бы доложите ему о нас! — поддержал я Индрика.

Как видно, наша с Иваном Денисовичем настойчивость подействовала на привратника.

— Хорошо, я сейчас спрошу, — неуверенно сказал парень и… пригласил нас внутрь.

На меня вновь накатили сомнения в том, что Зири привела нас именно к тому Вохуру, который был нам нужен. А не к его скромному однофамильцу-кинопрокатчику. Ведь не может, ну просто не может Главный Идеолог Манихейства жить в какой-то крысиной норе, без охраны. Не называть же охраной безоружного молодчика в обносках и с горошинами плейера в ушах! Хорош охранничек… Он даже не потребовал от нас ждать за порогом, как сделал бы любой сотрудник службы безопасности провинциального европейского супермаркета, если бы мы домогались аудиенции у его директора!

Парень с бутербродом пригласил нас внутрь и… даже предложил нам зайти в соседнюю комнату, на которой было написано «Чайная». Мол, угощайтесь, гости дорогие!

Нам ничего не оставалось, как последовать его любезному предложению.

В соседней, хорошо освещенной и теплой комнате стоял длинный, персон на сорок, стол, накрытый пестрой скатертью с кистями. В центре стола — букет роз, слава Богу, искусственных. В углу, на этажерке — шеренги чашек и блюдец, типично клонских, пузатеньких. На плите — дымящийся заварочный чайник, рядом — чайник с кипятком. И фрески, как же без них. Нарисованные люди смотрят кино и лица у них приветливые и радостные.

Перемолот первым уселся на скрипучий стул во главе стола и налил себе ароматного черного напитка.

— Чего вы на меня так смотрите? Думаете, у них чай отравлен?

Вскоре его примеру последовали Лехин и Борзунков.

Тем временем Терен и Иван Денисович обследовали фреску — на предмет того, издает ли она звуки. То же сделала и моя Таня. Но фреска помалкивала.

Собака Зири присела у моих ног и выжидательно на меня глянула. Мол, «не забывай, что вы обещали насчет консервов». Я осторожно погладил ее по холке. В крайнем случае пусть воспринимает это как выражение моего невежества.

…Я разливал чай по чашкам. Мои товарищи, развалившись вокруг стола, курили. Пепел стряхивали в бумажный стаканчик с эмблемкой конкордианского пассажирского лайнера «Гилария».

Прошло где-то с десять минут, когда дверь в «Чайную» снова распахнулась и тот же лохматый молодой человек, теперь уже без бутерброда, возвестил:

— Учитель Вохур согласен поговорить с вами. Он ждет вас в соседней комнате. Я провожу.

— Ну что, пора! — Иван Денисович отставил недопитую чашку и решительно встал.

Однако никто не торопился следовать его примеру.

— Товарищ Индрик, а что, если я тут пока останусь? Свой сухпай с чайком съем? А то ведь с самого утра во рту пусто, — состроив просительную мину, сказал Перемолот.

— Да и я бы почаевничал, — подхватил Борзунков. — Если можно. От меня в этих разговорах толку все равно никакого. Я же человек простой, в дипломатии не силен…

— Да и я, пожалуй, если позволите, — сказал Лехин. — Вы-то недалеко, в соседней комнате будете, если стрельба начнется, мы услышим, — добавил он, подпустив в голос служебной основательности.