Дети заката - Тимофей Алексеев

Дорога поднималась в гору по опустившемуся солнечному закату. Последний подъём перед урочищем. И снова подумал о жене: «Что это? Раскаянье? Или осознание мира вокруг себя, с человеческими чувствами и слабостями? Или миг прощения?»

Додумать не успел. Увидел, как Винт потянулся к заплечной кобуре. Боковое зрение выхватило длинную тень в закатном солнце, которая метнулась среди вековых сосен, и длинная автоматная очередь брызнула крошевом стекла ему в лицо. Боли не почувствовал. В ушах появился звон, как после разрыва шумовой гранаты. И вот звоны стали сливаться в звуки, а звуки переплелись в мелодию, и в них растворилась крыша салона.

И с закрытыми глазами Ворон увидел солнечный свет. Только он был необычный, не такой, как ранее, — лучи были живые и осязаемые. Они переливались, сплетаясь, и он понял, что это и есть та мелодия. И звучит она необычно, потому что музыка и свет слились и стали одним целым. Как он раньше не понимал этого! Вот почему она зазвучала так! И земля и небо будто превратились в единый орган, и не было в мире больше ничего — только музыка и свет.

Его отпустили жизненные проблемы, отпустила тяжесть мыслей. И вообще всё, что он делал на земле и к чему стремился все годы, стало таким мизерным и никчёмным, что тоже потеряло свой вес, превратившись в лёгкую пушинку. И он даже не увидел, куда полетел его земной багаж, и даже не придал этому значения. В нём была эйфория лёгкости. Ворону казалось: взмахни он руками — и подобно птице оторвётся от земли и взлетит. Он уже не чувствовал своего тела, только солнечное тепло, которое разлилось в нём.

Иногда на какие-то доли секунды он возвращался к земному, и это было словно сон. В падающих осенних листьях, пронизанных жёлтыми лучами, возникали знакомые лица. Они смотрели на него и как бы спрашивали: «Почему ты улетаешь в небо без нас, а мы остаёмся на земле? Что нас разъединило?» Ворон засмеялся, не слыша своего голоса, — его заглушал орган грустным и от этого кажущимся холодным реквиемом.

А он знал, что разделило их. Его отпустила земля, она забрала его земное притяжение, оставив ему только детское чувство полёта, сновидения. И он поднимался в этом полёте всё выше и выше, туда, где тугие струи солнечных лучей сходились в одну нить. Он глянул вниз и увидел, что земля превратилась в маленькую светящуюся точку, окутанную светлой оболочкой тумана, одну среди чёрного неба. Солнечные лучи не доходили до неё, они светили только ему, поднимающемуся вверх. И вдруг горечь залила его душу. Горечь по утрате друзей, горечь по маленькой светящейся земле, которая осталась в одиночестве.

Вдруг Ворон почувствовал, что полёт закончился. Он замер, не долетев до основания ласкающих лучей. И снова его тело обрело вес, и он заскользил вниз до головокружения, до тошноты. Исчезла музыка, и он падал, оглушенный тишиной. Он понял, что не может даже пошевелить пальцами, а не то чтобы взмахнуть руками-крыльями. Потом его закружило, как те осенние листья, в которых он различал лица своих друзей и знакомых, и ещё через несколько мгновений земля вновь приняла его в свои объятия. И первый раз после автоматной очереди он стал различать звуки и голоса.

— Он жив, Леший! — послышался женский голос. — Я не хочу его терять! Помогите же мне!..

«Это Мария, — подумал Ворон. — Плачет…»

— Отнесите его на луг.

Старческий голос Данилы Ворон узнал сразу. Его подняла на руки охрана и положила на лужайку перед домом.

— Снимите медвежью шкуру со стены и положите его на шкуру. Да поставьте воду на костёр!

— Ты хочешь это сделать сам, дед?

— Да, внук. Так надо…

Сознание Ворона вновь стало путаться. Он опять увидел лица в осеннем листопаде, отрывками доносились голоса. Кто и что говорил — разобрать не мог. Ещё временами чувствовал запах костра, но потом к нему стал примешиваться запах незнакомых трав, от которого закружилась голова и отпустила боль в груди.

Он хотел посмотреть — может, в последний раз! — на людей, на уходящее солнце, но с трудом в приоткрытые веки ударило красное пламя костра, и сам он стал наполняться каким-то невиданным теплом. Он проникал в него сквозь спёкшиеся губы и разливался по телу, словно льющийся воск со свечи. И Ворон почувствовал умиротворённость и покой, даже пытался улыбнуться. С ним давно такого не было! Ему почудилось, что он в детстве с отцом на рыбалке спит в шалаше из травы и берёзовых веток, накрытый старым тулупом. А сквозь щели шалаша ему светят крупные звёзды августа, и запах свежих трав перемешался со вчерашней кошениной и заполнил его. И прилетевшая дрёма бесшумной птицей опустилась на шалаш из детства, закрыв мигающие звёзды.

После первой автоматной очереди Винт выкатился из распахнутой двери джипа на обочину, выискивая стрелявшего. Машина, не останавливаясь, с раненым Вороном проскочила дальше, стараясь уйти из зоны обстрела. Первого стрелявшего Винт увидел по тени, выступавшей из-за кедра. Выждал, пока нападавший успокоится и начнёт движение. Он долго не заставил себя ждать и двинулся к повороту дороги, где скрылась машина, но даже не успел добежать до следующего укрытия. Пуля Винта настигла его на бегу, и он ткнулся головой в зелёный мох. Винт привстал, опасаясь, чтобы охрана из подъезжающей второй машины в горячке не прошлась свинцом по нему. Но люди, уже предупреждённые по радиостанции из первой машины, знали своё дело — смыкали кольцо, стараясь никого не выпустить. Стрельбы больше не было, но и стреляющих тоже, кроме одного, которого свалил Винт. Отправив джип с раненым Вороном и тремя охранниками на базу в урочище, стал осматривать место. Довезти друга живым на машине до клиники в городе, понял сразу, не сможет. Рана серьёзная, и одной перевязкой Ворона не спасёшь. Там, в урочище, майор Сажин скорее вызовет вертолёт, там больше надежды на лучший исход.

Убитый, крепкого телосложения человек, был одет в пятнистый комбинезон и такую же маску, скрывающую лицо. Маленький, словно игрушечный, автомат УЗИ лежал под телом убитого. Винт носком ботинка откинул в сторону автомат, наклонившись к убитому, начал снимать с его лица пятнистую трикотажную маску.

— Посмотрим, что же тут за соловей-разбойник? — И вдруг остановился, словно онемел, и стал быстро надевать маску обратно. — Матерь Божья! Ему-то что тут надо было?…

Винт вытер руки о траву и опустился рядом с трупом. Нервно закурил, пуская дым себе в лицо, отпугивая вечернюю мошку. Охрана ещё бегала, прочёсывая лес, и только водитель топтался у машины, посматривая на Винта и на кусты, близко примыкающие к дороге. Винт проверил карманы убитого, но ничего интересного для себя не нашёл. Да и знал, что ничего не найдёт. Человек шёл на убийство — не в поликлинику. Зачем ему документы? Только вот чем ему Ворон-то помешал?…