Дети заката - Тимофей Алексеев

Страна по талонам жить начала, и они в мирное время, прошедшие чужую войну, должны были за пачку сигарет и бутылку водки стоять в одной очереди с алкоголиками и, как тогда их называли, тунеядцами. Вот и сбиваться стали, чтобы как-то выжить и честь и достоинство солдата и офицера не уронить. А тут и страну стали делить. Даже не делить, а рвать, будто это и не родина-мать, а злобная мачеха. Но куски эти, как и всегда, мимо пролетали. Опять наживались те, кто в «тюльпанах» шмотки возил да кто у власти стоял. Тогда, чтобы куски ловить, нужно было хоть какую-то должность иметь. Вот «кабинетники» пользовались да родственники их до седьмого колена. А Ворону с Винтом опять пришлось воевать, чтобы опять в ту очередь не угодить, где тебе, как собаке, за твои же деньги мятую «Приму» кинут на прилавок да дешёвой водки пол-литра.

Нет, не обелял он сейчас себя, но и вину не испытывал, потому как не было его вины. Не виноват ведь он в том, что рухнул старый привычный строй и уклад, а на смену пришёл новый, где сильный да богатый всегда прав. Знал, что так было и раньше, но это не проявляли — всё было за кулисами. Теперь же те самые люди, что находились в тени кулис, вдруг поняли, что их время пришло! Вытащили свои тёмные дела на сцену, к народу-зрителю. Нате, мол, любуйтесь! Так надо жить! Да прикрываются старыми словами, по-новому трактованными таким же, как они, языковедом. Мол, богач — человек от Бога. А если богатство заработано на крови или воровстве, говорили: «Бог — он знает, кому давать…»

И изменился он к людям-перевёртышам, оградился стеной от них. Только осознание родины у него осталось прежним, отношение к ней. Не перестроился Ворон, как многие. А когда в родном его Новосибирске китайцы «диаспоры» свои основывать начали да как рабынь русских девчонок за прилавки ставить с вонючим товаром, — не вынесла душа! Озлобился! Собрал братьев по оружию — показали, кто в доме хозяин…

Имея уже огромные деньги, не стал приобретать заморскую виллу, а построил себе базу в красноярской глубинке, подальше от людей — устал от людей, отдыхал здесь душой. Хотя многие не считали, что она у него есть. Нельзя её было разглядеть за непроницаемым взглядом. До последнего момента… Пока не появилась Мария.

С её появлением словно распахнулись в его глазах непроницаемые железные ворота его внутреннего замка, и впервые за много лет глаза стали излучать свет и тепло, ещё пока настороженно и неуверенно. Но в них появился интерес! Интерес к тому, что сейчас его окружает и кто окружает.

Мария смогла разглядеть то, что жило в нём давно, что он прятал от внешнего мира. Наверное, боялся, что если обнаружит — то, что в нём живёт, исчезнет, или люди нового времени просто растопчут. А это всего-навсего его душа — она, повидавшая кровь и несправедливость. Находясь за похожей на крепкую скорлупу грецкого ореха внешней оболочкой, не потемнела и не свернулась, словно недоразвитый мозг. Она была доброй по-своему, такой, какой была у мужчин тысячу лет назад, у воинов. Доброта была настоящей, не слюнявой, как в нынешние времена, порой жёсткой и даже жестокой и не выпячивалась на люди, не работала на публику, делая себе имидж добродетели.

Ворон смотрел на пыльную дорогу в солнечных бликах. Много времени уже прошло после службы, а осталась привычка осматривать дорожное полотно и прилегающие к дороге места, где может скрываться враг. Сколько раз ловил себя на мысли, что война-то для него не закончилась — навсегда, наверное, осталась в памяти. И самое интересное, она не казалась ему кошмаром. Она осталась в нём мужской работой, которую нужно выполнять хорошо, так как от этого зависит жизнь. И не только в самом себе видел это — видел и в остальных, кто побывал там.

И ещё пришло в голову, что мир вокруг постоянно в состоянии войны. Она проявляется во всём. Война за выживание, за благосостояние, за утверждение в этом мире… И даже во имя любви! Казалось бы, любовь — это мир высоких чувств, но и за это надо сражаться. В данной войне нет границ — она повсюду: она там, где есть люди. И мало того — сейчас идёт какая-то другая война, неведомая и непривычная для него: война духа, война мировоззрений, можно подумать, что даже война богов или для богов. Только войну эту ведут — как всегда — люди, а где люди — там всегда жертвы. И уже, как сказал майор из ФСБ, они есть. Так где же тогда мир? Наверное, только там, где собравшаяся группа людей опускает в землю гроб. И говорят: «Мир праху твоему…»

Ворон от такой мысли поёжился, словно в машине стало холодно. Стараясь отвлечься от дурных мыслей, переключился на предстоящую встречу с Марией и Лешим. К Лешему у него был особый интерес, даже не сравнимый с беседой у деда Данилы. Много за три дня вопросов накопилось, только вот ответит ли ему Леший? Почему-то Ворон с трудом поверил Даниле. И даже не поверил, а как бы в сомнениях был от всех его рассказов. Не отрицал: какая-то правда в этом есть. Бывает что-то необычное с людьми при разных обстоятельствах — это ни для кого не секрет, все с чем-то таким сталкивались в своей жизни. Да и он сам не исключение. Странно то, кто же собрал всех вместе? Вот главное, что хотел выяснить Ворон. Кто позвал? И как? И почему урочище Двух Братьев? Не Каменка, не Бураново, а урочище? Почему они говорят, что началось всё отсюда и закончится здесь… Что закончится? И для кого?

— Что тебя грузит, Ростик? — Винт обернулся к Ворону, глаза свежие, как будто и не спал. — Молчишь всю дорогу…

— Думаю.

— Тоже дело, чем просто ехать, — то ли смеясь, то ли серьёзно, заметил Винт. — И меня мысли достали. Ты видел человека, что фээсбэшники привезли вчера?

— Это учёного, что ли? Так сын его там повёрнутый, сектант, вот папаша и прилетел.

— Да нет! Того, что вечером доставили. Будто знаком он мне, Ворон… Только когда и где я с ним пересекался?

— Где ты его мог видеть? Это человек из ФСБ. Но Мария сказала, что он работал на Братство Теней.

— Предатель?

— Нет. Это наши из «конторы» проморгали. Тени хорошо перевоплощаются.

— А мне всё же кажется: ерунда это, Ворон. Где они, тени?

— Они вокруг нас! Ходят, как мы, живут как мы. Они живут двойной жизнью. И та, ночная, — их настоящая. Мы с тобой уже воевали с ними. Не в Афганистане — там мы были, наверное, для того, чтобы не дать западу переместиться на восток. Но когда нас вывели, на страну восхода опустился закат. А противоборство с тенями здесь… Да мы постоянно с ними воюем, не замечая этого!

— Ты хочешь сказать, что все они в организации?

— Нет. Но их легко склонить туда. Они внутренне готовы, не понимая, что за этим кроется. А порой и мы с тобой сами становимся тенями, стараясь подражать кому-то. И всё оттого, что всего в нас поровну: и добра, и зла. Меняем свои решения, стараемся быть похожими на кого-то. А каждый человек, Винт, должен быть самим собой.