Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

После 80-й параллели температура упала до 30–40 градусов мороза. Трудность, как всегда, во время передвижения на лыжах заключалась не столько в холоде, сколько в физиологии. Людям, бежавшим наравне с собаками, было очень жарко, они обливались потом. Испаряясь и просачиваясь сквозь одежду на сильном морозе, пот конденсировался и образовывал ледяную корку, которая затем таяла и причиняла ужасный дискомфорт. Амундсену приходилось засиживаться допоздна и сушить над примусом свои камикки из меха северного оленя, сшитые по образцу тех, что носили нетсилики. Но никто не жаловался на холод, а это значило, что питаются они нормально и витамина С в их еде достаточно.

3 марта они достигли 81-й параллели, или, точнее, 81°1′. Там они заложили следующий склад, куда поместили полтонны пеммикана для собак. После этого Хассель, Бьяаланд и Стубберуд вернулись на базу. Амундсен, Преструд, Хелмер Ханссен, Вистинг и Йохансен продолжили двигаться на юг, чтобы попытаться дойти до отметки 83°.

До 81° все шло нормально. Животные устали и были голодны, но работать не отказывались. Исключением стал только Один, одна из собак Амундсена, которому натерла шею плохо подогнанная упряжь. Его посадили в сани и отправили домой вместе с возвращавшейся на базу группой.

После 81° ситуация изменилась. 6 марта Йохансен в своем дневнике записал:

Сегодня прошли 16 миль – последнюю часть дня ужасно медленно. От плохих собак придется избавиться.

На следующий день стало еще хуже,

13 миль дались труднее, чем раньше, шли очень медленно. Последнюю часть пути вообще еле двигались. Собаки Шефа – самые плохие, они не обращают никакого внимания на порку и, более того, просто ложатся в постромках, так что заставить их снова встать – целое дело.

Амундсен пришел к неизбежному заключению: «Я решил заложить склад уже на 82° южной широты. Нет смысла пробиваться дальше».

До этой точки оставалось всего шестнадцать миль, и на следующий день они уже были на месте. Склад оказался на целый градус дальше от полюса, чем хотел Амундсен. Но, по его словам,

на большее мои собаки были не способны… бедные создания, они полностью вымотались. Грустно вспоминать о том, что я так обошелся с моими любимыми животными. Я требовал от них больше, чем они могли вынести. Утешает лишь то, что себя я тоже не жалел.

Это было не позерство. На следующий день после выхода из Фрамхейма Амундсен почувствовал, что мучившие его боли в прямой кишке возвращаются. Вероятно, это была тяжелая форма геморроя, которому полярные путешественники особенно подвержены. С этого момента каждый ярд из 160 миль пути приносил ему невыразимые мучения, но он правил упряжкой сам, скрывая из последних сил то, что с ним происходит. Ему нужно было дойти до определенной отметки, иначе успех всей экспедиции оказался бы под угрозой.

Достижение точки в 82° южной широты отметили разбором проблем, с которыми столкнулась группа. Йохансен высказал свою точку зрения на обнаружившиеся недостатки. «Я спал во множестве разных палаток, – написал он, – и даже вовсе без палатки, но эта – худшая из всех, то же самое касается и приготовления пищи». Пять человек теснились в двух небольших палатках, готовили в одной, ели в другой. Настроение у всех было одинаковое: фиаско. Не было ощущения, что они достигли чего-то выдающегося. Но между тем в этом походе больше полутонны запасов, в том числе 880 фунтов (400 килограммов) собачьего пеммикана, они доставили в точку, удаленную от полюса всего на 480 миль. Это было на 150 миль ближе к полюсу, чем самый дальний склад Скотта.

На второй вечер в точке 82° они продолжили обсуждение. Все пятеро, как отметил Йохансен в своем дневнике,

в различных скрюченных позах собрались в палатке, где готовили еду, чтобы хоть немного обогреться у примуса. А потом обдумывали, как нам лучше всего достичь наших целей весной, максимально эффективно используя собак. Сейчас мы увидели, как они перенапрягаются, поскольку нагрузка слишком велика, а времени катастрофически мало. А.[74] высказал мнение, что после 83-го градуса нашим девизом должна стать идея: «Как можно меньше людей – как можно больше собак».

Этот склад был маркирован еще более заботливо, чем предыдущие: установили шестьдесят флажков вместо двадцати, по шесть на милю вместо двух. Амундсен оставил свои сани, разделив для возвращения домой собак из собственной упряжки между упряжками Хелмера Ханссена и Вистинга. Он знал, что был худшим возницей в их компании, и другие могли большего добиться от животных.

Судя по дневниковым записям об обратном путешествии, для всех членов группы оно оказалось не сложнее, чем зимний лыжный поход у себя на родине. Погода была ветреная и холодная, мороз от тридцати до сорока градусов по Цельсию – те же условия, что в описанной Скоттом сцене борьбы за жизнь. Если не говорить о разнице в подходе, правда заключалась в том, что Амундсен и его спутники были лучше приспособлены к этому климату – и физически, и психически.

Замечания об однообразии Великого ледяного барьера[75], постоянно встречающиеся в дневниках Скотта и Уилсона, совершенно отсутствуют в записях норвежцев. И все благодаря собакам. Это все равно что иметь десятки требовательных и забавных детей, за которыми нужно присматривать. Времени на скуку и размышления просто не было.

Утром 23 марта на горизонте в северном направлении показались темные тучи над открытым морем Росса – путеводная отметка в этой «снежной Сахаре». После обеда группа преодолела последний подъем, и внизу заблестел Китовый залив. Амундсен с облегчением заметил, что «с виду Барьер не изменился; с тех пор как мы ушли отсюда, все до последней детали было таким же».

Преструд, который по-прежнему шел впереди, начал спускаться по склону к замерзшему морю, но первая упряжка, слишком разогнавшись, настигла его на большой скорости. Преструд, столкнувшись с ней и потеряв управление, стремительно понесся вниз. Спасся он чудом, в последний момент запрыгнув в сани. Остальные так же беспорядочно мчались следом. Караван сложился гармошкой, в итоге внизу в одну огромную кучу сбились собаки, сани, люди и лыжи – все это месиво сопровождалось какофонией смеха, проклятий, лая и рычания. Так закончилось великое норвежское путешествие по закладке складов – словно занятие новичков в лыжной школе.

Их не было целый месяц, они работали на сильном холоде, последние две недели средняя температура постоянно держалась на уровне минус 40 °C. В таких условиях замерзает ртуть и каждый вдох обжигает горло огнем-. Нагрузки начинали сказываться даже на здоровье людей, привыкших работать в суровом климате на открытом воздухе. Кончики пальцев были обморожены, кожа на лицах обветрилась и начала трескаться. Но они выполнили важную задачу, доставив более полутора тонн провизии в точку между 80° и 82° южной широты. Там был пеммикан, которого хватило бы для двадцати двух собак на три месяца, а на складе в точке 82° теперь хранилось 110 литров керосина – достаточное количество для четырех-пяти человек в расчете на 200 дней, что в два раза дольше предполагаемого срока путешествия к полюсу. В короткой истории сухопутных исследований Антарктики это был первый случай закладки такого серьезного фундамента для покорения полюса. Он стоил жизни восьми собакам, но оставалось еще восемьдесят пять взрослых особей и двадцать два щенка, которые могли работать в упряжке уже весной. Что же касается людей, то на их долю не выпало чрезмерных страданий.

С психологической точки зрения был достигнут важный результат. Несмотря на физические трудности, главным чувством стало облегчение. Ледяной барьер Росса стал просто еще одним снежным полем, созданным для лыж и саней. Окружение переставало казаться враждебным, что избавляло людей от психологического напряжения и связанных с ним трудностей. Норвежцы чувствовали себя здесь как дома, могли отождествлять себя с новым миром, вместо того чтобы бороться с ним. Антарктика была лишь Хардангервиддой, только очень большой.

Урок, усвоенный Амундсеном после изучения истории героического риска, на который шли Скотт и Шеклтон, заключался в абсолютной необходимости щедрого запаса безопасности. Пока он сохранялся где-то на уровне 100–200 процентов, о чем Скотт не мог даже мечтать. Но Амундсену этого было недостаточно. До окончательного наступления зимы он хотел отвезти еще тонну тюленины на отметку в 80°, чтобы собаки могли отъесться свежим мясом перед началом движения на юг. Это помогло бы им сохранить силы для того, чтобы приблизиться к полюсу еще на один градус, и фактически передвинуло бы норвежскую базу на сто миль южнее базы Скотта на мысе Эванс.

Чтобы вернуться на базу до того, как солнце исчезнет на зиму за горизонтом, им нужно было стартовать в ближайшие десять дней, а до этого предстояло устранить все недостатки, выявленные во время последнего путешествия.