Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Каким-то образом первая упряжка все-таки прошла эти две мили до базы. Но кроме обычной собачьей чертовщины что-то еще было не так. Причина стала ясна, только когда в упряжку поставили больше собак и отправились в путь. Амундсен понял, что проблема вызвана самим способом формирования упряжки. Во время экспедиции на «Йоа» он пользовался методом жителей Аляски, которые привязывали собак попарно к центральному постромку. В принципе это повышало эффективность, поскольку тяга была направлена параллельно курсу. Но этих собак до экспедиции учили тащить по-гренландски, привязывая их веером к одной точке саней. Теоретически такой способ являлся не слишком эффективным, тем не менее гренландские хаски привыкли тянуть сани именно так. Пришлось учесть их предпочтения. Амундсен решил пользоваться гренландской системой-. 17 января– вместе с Йохансеном, Хасселем и Вистингом они вернулись на корабль, чтобы внести изменения в упряжь.

С помощью корабельной партии мы смогли за день подготовить 46 постромков, или полный комплект для четырех упряжек, которые будем сейчас использовать [записал Амундсен в своем дневнике]. Это отличный результат и хорошее доказательство эффективности в случае объединения усилий.

После внесенных Амундсеном изменений собаки начали слушаться возниц. Теперь все пять саней, как железнодорожные поезда по расписанию, регулярно перемещались между «Фрамом» и тем местом, где должна была появиться база. Каждые сани делали пять-шесть рейсов в день, что позволяло перевозить в общей сложности около двух тонн грузов. Сорок шесть собак и пять возниц перевозили более десяти тонн в сутки. Вверх по Барьеру возницы шли на лыжах, а обратно к кораблю ехали в пустых санях.

Плотники Бьяаланд и Стубберуд жили в палатке и собирали дом. До них еще никто и никогда не строил зданий на южном шельфовом льду. Однако, как и предполагал Амундсен, этот процесс напоминал правила строительства в родной Норвегии, где возведение дома обычно сопровождалось вырубкой основания в скальной породе. В переводе на условия Ледяного барьера Росса это означало необходимость пройти сквозь снег и достичь лежащего под ним льда. По словам Стубберуда, «снег постоянно осыпался, мы не успевали выбрасывать его лопатами наверх, как это место снова засыпало снегом».

Тоже знакомая ситуация. Пришлось им с Бьяаландом соорудить из досок ветрозащитную конструкцию в форме плуга, которая удерживала снег наверху.

Таким образом, мы смогли выкопать место под здание и дойти до прочного основания, то есть до голубого льда, твердого, как скала. Из-за уклона нам пришлось в верхней части углубиться на три метра при длине здания в восемь метров, чтобы оно стояло горизонтально. Естественно, это было тяжелой работенкой, жуткий холод… препятствовал нам. Но в конце концов мы сделали это.

27 января, спустя десять дней после первого взмаха лопатой, дом был закончен, включая все внутреннее оборудование, в том числе стол их собственного изобретения, который подвешивался к потолку, что облегчало уборку-.

Тем временем остальные участники партии забивали и разделывали тюленей и пингвинов. «Мы живем в удивительной, сказочной стране, – писал Амундсен. – Тюлени приходят прямо к кораблю, а пингвины – к палатке, не боясь ружья».

Это было слишком соблазнительно – охотничьи инстинкты некоторых арктических старожилов не выдержали. Однажды кто-то застрелил нескольких тюленей просто для забавы, оставив их лежать на льду. Узнав об этом, Амундсен пришел в ярость. «Членам экспедиции категорически запрещается убивать любое животное, которое мы не можем использовать», – объявил он, после чего приказал притащить туши и разделать их.

Через несколько дней Амундсен, Хелмер Ханссен и Вистинг отправились на охоту. Им удалось забить примерно тридцать тюленей, но лед треснул прежде, чем они смогли забрать туши.

В тот вечер [вспоминал Вистинг] Амундсен был просто в трауре, ведь мы стольких тюленей убили зря. Я редко встречал в своей жизни человека, если вообще встречал, который бы так любил животных, как он. Этот случай помог нам еще больше оценить его. Даже те из нас, кто позволял себе иногда на охоте руководствоваться не разумом, а азартом, после некоторого размышления были вынуждены согласиться с тем, что он прав. Никогда больше без необходимости мы не убивали животных.

Чтобы запасти нужное количество пищи для ста десяти собак и десяти человек, требовалось мясо двухсот тюленей и такого же количества пингвинов. Люди работали по двенадцать часов в день, собаки – сменами по пять часов каждая (нужно было беречь их силы). За три недели непрерывного челночного перемещения между кораблем и домом каждая из упряжек покрыла около 500 миль, собаки сработались, опытные возницы снова пришли в форму, а новички (Вистинг и Преструд) окончательно преодолели неудачи начального этапа обучения. (Все они были легко поправимыми и несерьезными.)

В субботу 28 января береговая партия переехала в дом.

Здесь, на том самом месте, которое Шеклтон посчитал слишком опасным для высадки [написал Амундсен в своем дневнике], мы устроили себе дом – и будем жить в нем. Я понимаю, почему [сэр Джеймс Кларк] Росс не захотел подходить слишком близко к этому ледяному гиганту на своем паруснике. Но по какой причине Ш. не приплыл сюда и не воспользовался отличным шансом оказаться на лишний градус южнее – этого я понять не могу. Никому из нас и в голову не приходит, что жить здесь может быть опасно. Будущее покажет, правы ли мы.

4 февраля, чуть позже полуночи, вахтенный «Фрама» зашел на камбуз, чтобы выпить чашку кофе, и вдруг услышал странный шум. Он бросился наружу, вообразив, что огромный айсберг отделился от Барьера и вот-вот потопит их. Оказавшись на палубе, испуганный матрос с облегчением увидел, что это всего лишь «Терра Нова», который подошел, пока он находился внизу, и сейчас вставал на ледовый якорь. По словам Гьёртсена,

мы уже давно ждали прихода «Терра Нова» по пути на восток для высадки партии на Земле Короля Эдуарда[72]. Наш вахтенный увидел, как два человека спустились на лед, надели лыжи и с довольно приличной для иностранцев скоростью заскользили к Барьеру, двигаясь по следам собачьих упряжек. «Что ж, – подумал вахтенный, – если у них есть какие-то подлые намерения (одной из постоянных тем обсуждений на корабле было то, как англичане отнесутся к нашему вызову), собаки это почуют и заставят их убраться. Будет хуже, если они проскользнут на «Фрам», где на вахте я один. Лучше всего приготовиться к любым неожиданностям…» Он бросился в штурманскую каюту и старательно зарядил девятью патронами наш старый «Фарман»… потом раскопал ветхий учебник английского, отыскав в нем фразу «как поживаете сегодня утром?» и подобные выражения. Вооружившись таким образом до зубов – и физически, и морально, – он вернулся на вахту. Прошло, должно быть, с полчаса… и тут его охватила дрожь: англичане возвращались, на этот раз держа курс прямо на «Фрам»… Он пригляделся: нет, оружия не видно, пусть так, но ведь у кого-нибудь из них может оказаться револьвер в кармане… Он накинул на плечи пальто, прикрыв им и ружье, и учебник так, чтобы при необходимости быстро достать и то, и другое, выпрямился и стал хладнокровно поджидать гостей.

«Терра Нова» ушел из пролива Макмёрдо 28 января, чтобы отвезти Кэмпбелла и восточную партию на Землю Эдуарда VII. Скотт с Эвансом остались на берегу. Командиром корабля назначили Кэмпбелла, а первым помощником и капитаном для плавания в Новую Зеландию и обратного возвращения – лейтенанта Пеннелла.

2 февраля на горизонте показался мыс Колбек, где Кэмпбелл собирался высадиться. Совершенно случайно он выбрал место с самыми плохими во всем море Росса ледовыми условиями. Как Скотт в 1902 году и Шеклтон в 1908-м, он был остановлен перемалывающими друг друга льдинами и бурлящим течением. К берегу подойти так и не удалось. Земля Эдуарда VII осталась мучительно недоступной. Кэмпбелл был вынужден вернуться, и «Терра Нова» пошел обратно вдоль берега, подыскивая на Ледяном барьере подходящее место для высадки.

3 февраля в 10 вечера они вошли в Китовый залив. Раймонд Пристли, один из членов экспедиции Шеклтона, который сейчас в качестве геолога входил в партию Кэмпбелла, наконец-то был реабилитирован. Скотт и его сторонники всегда сомневались в существовании Китового залива и в достижении Шеклтоном рекордно южной отметки. Пристли, оставаясь лояльным Шеклтону человеком, принимал это близко к сердцу и очень обрадовался, когда наблюдения «Терра Нова» «чудесно подтвердили» выводы, сделанные Шеклтоном. «Теперь отпали все сомнения в том, – записал Пристли в своем дневнике, – что мыс Воздушного шара исчез, слившись с соседним заливом, отмеченным на картах “Дискавери”».