Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Но «Тедди» Эванс был в ярости. Поступок капитана свидетельствовал о его слабости и поощрении фаворитизма, становясь очередным наглядным подтверждением его неумения делать выводы.

Однако Скотт в своем дневнике записал, что недовольство Эванса было «сильно… преувеличенным».

Изначально планировалось, что «Терра Нова» отчалит 28-го, но в последний момент Скотт перенес отплытие на 29 ноября. Оутс нашел это

неприятным, поскольку пони придется провести на корабле лишних 24 часа. И все это лишь для того, чтобы толпа на берегу могла порадоваться, приветствуя нас.

Скотту очень хотелось, чтобы «Терра Нова» покрасовался перед публикой. День отплытия корабля был объявлен выходным. В два тридцать он отчалил – и повторились восторженные проводы, которые им устраивали Лондон, Портланд, Кардифф, Кейптаун и Литтлтон.

Призрак Амундсена омрачил церемонию проводов Скотта:

Возможно, Вы хотите сказать что-нибудь об экспедиции Вашего соперника? [спросил его на пристани один из журналистов] Той, что из Норвегии… и о перспективах ее успеха – конечно, если у нее есть такие перспективы. Капитан Скотт ответил с безразличным видом: «Нет, я не думаю, что стану говорить что-то на эту тему».

И был еще один странный отголосок эпохи «Дискавери» девятилетней давности. Тогда, перед отплытием из Новой Зеландии в Антарктику, Скотт написал Нансену о своих плохих предчувствиях, не высказанных при личной встрече. Сейчас он сделал то же самое:

Возможно, мы совершили ошибку, организовав все столь масштабно, но больше всего я хотел бы получить по-настоящему хорошие научные результаты, и поэтому нам потребовалось много специалистов. В том, что касается транспорта, трудно сказать, кому из животных следовало отдать предпочтение – собакам или пони. У нас отличные животные, все в очень хорошей форме.

Через два дня после выхода из Новой Зеландии «Терра Нова» чуть не пошел ко дну во время шторма. Скотту это показалось плохой приметой. Но случившееся имело вполне рациональную причину.

Как отметил Триггве Гран, корабль уже «был сильно нагружен, покидая Англию, а после порта Чалмерс он практически тонул». Палуба была завалена грузами, больше всего места занимали три контейнера с мотосанями, которые по причине изменившихся планов в последний момент отправили из Англии в Новую Зеландию грузовым кораблем. На борту толпились девятнадцать пони и тридцать три собаки. Собак привязывали везде, где можно, лишь бы им хватало места стоять, на них постоянно попадали брызги, им было неудобно. На баке, занимая часть пространства, предназначенного для размещения команды, стояли пони.

Люди находились в невозможной тесноте. В Новой Зеландии к команде добавилось еще семь человек: Раймонд Пристли, Сесил Мирс, Вилфред Брюс, Гриффин Тейлор, Бернард Дей, австралийский геолог Фрэнк Дебенхем, а также известный фотограф Херберт Понтинг. В общем кубрике матросам приходилось спать в койках по очереди – один уходил на вахту, другой занимал его место. В кают-компании во время приема пищи вынуждены были помещаться одновременно двадцать четыре человека, и она была очень переполнена. Вот так перенаселенный и перегруженный корабль направился к югу.

Главной особенностью вод, куда сейчас двигался корабль, в соответствии с «Лоциями Адмиралтейства», была

циркумполярная линия пониженного давления… Области низкого давления двигаются на восток или юго-восток со скоростью от 20 до 30 узлов в соседние районы… часты штормы… Эпизодически случаются периоды хорошей погоды при вторжении сюда области высокого давления.

Скотт надеялся проскочить между штормами. Но рассчитывать на это в эпоху несовершенных метеорологических прогнозов было равносильно попытке с закрытыми глазами сойти с тротуара на проезжую часть, где мчались автомобили, уповая на то, чтобы не попасть под их колеса.

1 декабря, незадолго до полудня, «Терра Нова» вполне закономерно оказался в эпицентре шторма. Беспощадные удары волн били по перегруженному корпусу корабля с такой силой, на которую он просто не был рассчитан. С каждым ударом обшивка палубы все больше расходилась – и потоки воды обрушивались в трюм. Ночью забилась основная трюмная помпа.

Все бы ничего, но в Мёльбурне главный инженер «Терра Нова», лейтенант военно-морского флота Эдгар Рили был уволен решением Скотта: чистая прихоть, основанная на личной неприязни. Рили никем не заменили, и корабль отправился на юг без офицера, ответственного за машинное отделение – на его место назначили мичмана. Это означало разрыв в порядке соподчиненности, что в условиях строгой иерархии военно-морского флота того времени прямиком вело к несчастью.

Когда помпа остановилась, мичман не сообщил об этом немедленно на мостик, что сделал бы офицер. Он испугался наказания и пытался сам ее прочистить. К утру кочегарка была залита водой.

Всасывающие трубы ручной помпы тоже оказались забиты. Это было вполне предсказуемо. Ручная помпа – последняя линия обороны – оставалась все тем же изношенным механизмом, прилагавшимся к старому судну. Дэвис, корабельный плотник, вспоминал: это «доставляло мне бесконечные неприятности. Когда воды стало много, мне приходилось спать буквально мокрым». Раз за разом на пути из Кардиффа в Литтлтон помпа выходила из строя. В сложных погодных условиях отремонтировать ее не смогли, поскольку люки колодцев открывать было нельзя. Следовательно, не было доступа и к самому механизму. Это было грозным и очевидным предупреждением.

При подготовке экспедиции на покупку моторных саней и производство научных приборов потратили тысячи фунтов стерлингов. А для исправления дефектов одного-единственного дешевого, но жизненно необходимого механизма, из-за отказа которого судно могло пойти ко дну, за несколько недель пребывания в Литтлтоне не было сделано ничего. «Терра Нова» вошел в самые опасные штормовые воды мира со старой помпой, постоянно выходившей из строя.

Вода незаметно поднялась и залила топки, двигатели остановились. Теперь «Терра Нова», оказавшийся во власти шторма, был уже не кораблем, а заполненным водой корпусом. Его то и дело сотрясали от носа до кормы мощные водяные валы, он медленно, болезненно переваливался с борта на борт и постепенно проседал. Жизни людей угрожала опасность. Оутс и Аткинсон, один из военных хирургов, всю ночь напролет находились рядом с обезумевшими от страха лошадями, которых бросало из стороны в сторону в стойлах. Бедные животные были в ужасном состоянии.

Для моряков, по словам Дэвиса,

наступило очень тяжелое время: они скученно жили в тесных кубриках на нижней палубе… под местом, где стояли пони… Вся их одежда… была пропитана лошадиной мочой, которая просачивалась сквозь протекавшую обшивку трещавшего по швам и деформировавшегося корабля.

Скотт был молчалив, несчастен и пассивен. Командование взял на себя «Тедди» Эванс.

Он послал инженеров прорубить проход в переборке, чтобы добраться до всасывающих труб помпы. Эта работа по горло в трюмной воде заняла десять часов. Тем временем Эванс выстроил свободных людей в цепочку, по которой ведрами вычерпывали воду из машинного отделения, спасая корабль. Может, это и не сильно помогло делу, но точно подняло дух тех членов команды, которые были новичками в море.

Если перевести все происходившее на сухой язык цифр из судового журнала «Терра Нова», то получится следующая картина: дул ветер силой в 10 баллов по шкале Бофорта, между 48-м и 55-м узлами, волны были до 35 футов высотой.

Так случилось, что 11 ноября «Фрам» попал в точно такой же шторм, только юго-западнее. Записи Амундсена гласят:

Шли по ветру под одним фоком и внутренним кливером… как прекрасно он справляется [с волнами]. Если стараться держаться [к ним] кормой, то не верится, что мы вообще находимся в море. Конечно, когда волны приходят с борта, их замечаешь – килевая качка здесь сильная, но воды в корабле все равно нет.

Но «Фрам» не был перегружен. При подготовке экспедиции все планировалось с таким расчетом, что корабль может попасть в худшие из возможных погодных условий. Его помпы были современными и работали безотказно.

В сравнении с таким уровнем подготовки Скотт, казалось, играл в какую-то детскую азартную игру. Как отметил Боуерс с ноткой упрека, «ужасный океан – наш лучший друг. Лишь когда вы пытаетесь заигрывать с ним, риск становится очень велик».

Удача не оставила Скотта. Ранним утром 3 декабря, после тридцати шести часов ревущего ада, ветер, к счастью, начал стихать. Скотт отделался всего лишь собственным сильным испугом, потерей двух пони, двух собак, десяти тонн угля, шестидесяти пяти галлонов бензина и примерно десяти футов фальшборта.