Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

— Господин благостный. Без милости не оставь меня и позволь искупить вину мою! Перед домом Маат виновна я, виновна и перед богами. Погубила я людей безвинных и отвернула от меня Богиня лик свой. Знак мне был в храме Бастет, волю богов должна свершить!

Амфитея говорила сейчас нараспев, будто царский сын Хаэмуасет, когда читал старинные папирусы. Автолик толком понял лишь то, что жена совершает новый необдуманный поступок. И конечно он будет самым последним из людей, если оставит её без помощи. Потому и сказал Пасеру:

— Позволь нам поехать на родину. С помощью богов сможем справиться с твоим делом, ведь мы в давней дружбе со знатными людьми и военачальниками, и нас они послушают скорее, чем чужеземцев.

— Быть по сему, — кивнул Пасер.

Слишком быстро согласился, понял Автолик. Не иначе, как задумал это с самого начала. Не иначе, как помогал им до сей поры не без умысла. А знал наперёд, что пригодятся ему они оба.

Что же, никогда не стать ему на чужбине своим. Можно заслужить и славу, и богатство, и милость влиятельных людей. Но при первой возможности они разменяют тебя на своего человека. Чтобы не подвергать ближних людей опасности, когда есть на всё готовый чужеземец.

Не один год провёл здесь, в Та-Кем, Автолик, но заработал он не золото, не богатое поместье. Его единственным приобретением оказалась женщина, которую он готов был хранить и защищать до конца жизни.

Солёный ветер дул в лицо, он то и дело раздувал складки плаща Амфитеи, растрепал причёску. Она перестала носить парик и одеваться, как положено знатной женщине из Чёрной Земли. И теперь, впервые за долгие годы не чувствовала, как её душа разрывается надвое, между Критом и Чёрной Землёй, её второй родиной. Воды Великой Зелени будто приняли её, одну из рода морских царей. И боги, которым молились её предки на Крите ещё до великого Потопа, даровали ей свою милость, попутный ветер и лёгкую дорогу. Вон как быстро идут, опережают прикидки на целый день.

Потому Амфитея любезно разговаривала с купцом, пыталась развеять его страхи. Ведь путешествие сближает людей, даже незнакомых и чужих прежде.

— Бездна морская? Да нет, здесь ещё неглубоко, — рассказывала Амфитея, — видишь, мы совсем недалеко от берега идём. Если бы стало тихо, хороший ныряльщик без труда достиг бы дна.

Майя поглядел за борт. Ему казалось, что между гребнями волн разверзлась бесконечная пропасть, словно вход в иной мир. Он никак не желал верить в слова этой странной женщины, что их от морского дна отделяет вряд ли больше, чем три десятка локтей.

— А вот там, — Амфитея показала рукой на запад, где сходился край неба и моря, — там действительно глубоко. Никто не знает, насколько, говорят, если бы море вглубь стало дорогой, то до дна надо было бы с полгода идти.

— Приврали ваши критяне, — усмехнулся Автолик, которого только забавлял разговор с купцом, — месяц, никак не больше, и то, если не слишком торопиться.

Майя растерянно оглянулся на них, вот странные муж и жена, шутят в подобной обстановке. Хотя иной человек то и дело бы молился богам, чтобы невредимым вернуться из опасного пути. И вот ведь беда и досада — кому молиться, не очень понятно. Себеку? Но Великий Крокодил властвует в Реке и озёрах. Он покровитель пресных вод. А кто из нетеру повелевает солёными? Что-то как-то и не припоминается. Купец сетовал, что перед отъездом не расспросил жрецов.

Автолик посмеивался и подливал масла в огонь купеческих страхов — травил байки о погибших в бурю кораблях и утопших людях.

— Но ты не бойся, почтеннейший! Сейчас самое время по морю плавать!

— Почему? — спросил купец.

— Люди опытные говорят — как пятьдесят уже минуло дней после солнцеворота, и наступает конец многотрудному, знойному лету, самое здесь-то и время для плаванья. Ни корабля ты не разобьешь, ни людей не поглотит пучина морская. Море сейчас безопасно, а воздух прозрачен и ясен. Но воротиться обратно старайся как можно скорее, не дожидайся вина молодого и ливней осенних[134].

— Ливней осенних? — переспросил купец.

— А, ну да. У вас-то не бывает такого. Да ты не переживай. Нам же не далеко идти. Тир-то рядом совсем. То есть Тисури.

Автолику наскучило пугать купца и того принялась развлекать Амфитея — начала рассказывать историю, как она клялась, совершенно правдивую. Ведь она услышала её в детстве от своей няньки. А она была женщиной почтенной, из древнего критского рода. Она бы точно врать не стала.

Это был увлекательный рассказ о моряке, который отправлялся в далёкие края, но каждый раз благополучно возвращался на родной остров. Майя слушал её, пытался вникнуть. Похоже, лишь затем, чтобы отвлечься от окружающей обстановки. Ну, чтобы представить, что были на свете люди, которым повезло куда меньше, чем ему.

— ...А потом он взял мешок, что подарила ему Владычица Моря, и достал из него попутный южный ветер, — продолжала рассказывать Амфитея, — потом произнёс священные слова. И ветер домчал его до критских берегов за один день, хотя без подарка богини он плыл бы домой не меньше месяца.

— Враки, — усомнился Автолик, — это всё байки ваших критских моряков, быть того не может.

— Нет, может, — не согласилась Амфитея, — всё в воле богов, они способны проявить себя в мире людей. Это не раз и не два бывало.

Автолик не переставал удивляться ей. В последнее время жена проявляла небывалое рвение в молитвах и служении богам. Он сильно подозревал, что причиною тому был рассказ правителя Итаки о судьбе Тесея.

После неудачного похода хеттский посланник отпустил Тесея. Но до Афин тот не добрался. По дороге, на одном из островов, Тесей узнал, что за время его отсутствия случился переворот. Его лавагет по имени Менестей, который верен был ему много лет, при первой возможности сверг Тесея и объявил себя царём.

Аркесий рассказал, что едва лишь Тесей узнал о новостях, как тут же у него отнялась речь и вскоре он скончался. Столкнувшись с таким явным проявлением божественной справедливости, Амфитею начала мало-помалу поглощать страсть к служению богам.

Похоже, что и её решение отправиться помогать троянцам и хеттам было вызвано этими самыми событиями. Человека, который погубил критский царский род, покарали сами боги. Выходило, что хеттский посланник Хастияр оказался прав,