Камбэк - Лили Чу

зависти – потому что теперь ясно, что это была именно она, – оградить меня от той радости, которую испытывает Фиби, распоряжаясь собственной жизнью по своему усмотрению. Я тоже могла бы стать частью этой жизни. Я могла бы навещать сестру, расширять свой кругозор, но потратила впустую все это время. Разменивалась на никчемные переживания. На ту жизнь.

Фиби теребит край мешка для мусора, и пленка вот-вот порвется.

Она не смотрит на меня.

– Тебе нравится быть хорошей девочкой, нравится, когда тебя хвалят и гладят по головке. – Ее улыбка кривится, когда она роняет мешок на пол. Никто из нас не обращает внимания на рассыпанный мусор. – Я была нужна тебе как фон. Не может быть хорошей девочки, если нет плохой.

Я, наверное, чудовище, потому что она снова права. Она добивает меня, лежачую, но, надо признать, я этого заслуживаю.

Я позволяла себе думать о ней плохо, чтобы чувствовать свое превосходство. Боже, я такая эгоистка.

Твоя душа никогда не истекает кровью. Ты совсем не знаешь себя.

Вот почему. Потому что это больно, когда приходится копать глубоко.

– Я не знаю, что делать. Не знаю, как избавиться от этой привычки, – говорю я.

– Ари признает, что не знает, как что-то делать?

Вот оно. Слезы, горячие и обильные, прорывают плотину, которая сдерживала все мои чувства.

– Прости. – Это все, что я могу сказать, потому что каждая эмоция выражается в единственном слове, снова и снова.

– Ты знаешь, – говорит она непринужденно, – я посещаю психотерапевта, и тебе стоило бы присоединиться ко мне. У тебя кое-какие проблемы.

– Я хочу это исправить.

Она поднимает руку.

– Давай расшифруем эту идею «исправления». Ты – важная часть моей жизни, но я – это я, а ты – это ты. – Она отпихивает мусорный мешок в сторону и подходит ко мне, крепко сжимает мои предплечья, так что мне ничего не остается, кроме как смотреть ей в лицо. – Не нужно ничего исправлять, ведь ничего же не сломано. Мы – два человека с некоторым багажом, и разберемся с ним, потому что любим друг друга.

Она, должно быть, видит мое замешательство, потому что улыбается, и на этот раз с нежностью:

– Мы будем рядом друг с другом. Не осуждай меня. Это все, чего я когда-либо хотела от тебя, но не получала. Думаю, что и я не давала этого тебе.

Я делаю глубокий вдох. Моя кожа как будто содрана. Горло пересохло.

– И это все?

– Я имею в виду, поначалу, вероятно, будет немного неровно, но да. Отсюда мы двинемся вперед. Будем опорой друг для друга.

– Прости, что была враждебным придурком.

– Прости, что настучала на тебя маме и папе, чтобы они не ругали меня за «неуд» по физкультуре, когда в четвертом классе ты пыталась исправить в дневнике четверку на пятерку.

– Я так и знала. Я знала, что это была ты! – Моя подделка была безупречна. Но меня наказали месяцем домашнего ареста: три недели за то, что получила четверку, и неделя за ложь.

Она обнимает меня одной рукой.

– Ты знаешь, что я люблю тебя.

– И я тебя.

– Ари, боже, ладно.

Я прижимаюсь к ней головой и делаю глубокий вдох:

– Я тоже тебя люблю.

– Хорошо. – Она хлопает в ладоши. – Теперь пришло время поговорить о тебе.

– Я бы предпочла этого не делать.

– Я знаю, но Хана взяла мой номер у того парня, Алекса, и прислала мне сообщение. Говорит, что ты в полном раздрае.

– Спасибо.

– Не то чтобы я сама этого не видела, – продолжает она. – Чувак тебя, конечно, здорово подставил.

– Разве ты не на стороне Джихуна? – Из меня опять прет горечь, и я морщусь. – Я не то имела в виду.

– Думаю, именно это ты имела в виду, но у тебя явно нет практики, так что я пропущу это мимо ушей. Для протокола, я не говорила, что он – ангел во плоти. Я лишь сказала, что ты могла бы остаться и спокойно все обсудить, вместо того чтобы хлопать дверью. – Она устраивается на высоком табурете рядом со мной. – Теперь, похоже, ты даже не злишься.

Я накалываю вилкой ломтик ананаса.

– Как я могу злиться на то, что он поставил нужды коллектива выше меня?

– Потому что это не «Звездный путь 2: Гнев Хана» [113] и он не Спок?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– «Гнев Хана»? Когда Спок… – Она вздыхает. – Не бери в голову. Суть в том, что он не должен был делать этот выбор.

– Он чувствовал, что должен. Разве это не одно и то же? – Я качаю головой. – Я знаю, что он находился под большим давлением.

– Ты вправе злиться из-за этого.

– Просто… – Я отодвигаю лоток с ананасом в сторону. – Даже если он не знал, что они собирались объявить меня чокнутой фанаткой, в его планы не входило говорить правду.

– Тебе грустно, потому что он предал твое доверие.

Я поникаю головой.

– Наверное. Не говоря уже о том, что папа в ярости. Хуже того, он разочарован во мне.

– О нет. Притормози. Давай-ка разберемся в этом вопросе. Это нормально, если люди разочарованы. И это их проблема, а не твоя.

– Пожалуй, – неуверенно говорю я.

– Я знаю, ты усвоила чушь о необходимости быть стойкой или ответственной, но мама и папа не сделаны из стекла. Тебе не нужно выстраивать свою жизнь вокруг них.

– Папа вложил деньги в то, чтобы я стала юристом. Это много значит для него.

– Кто больше вкладывается в твою жизнь? Ты или он?

Я знаю, что правильный ответ – «я», но не могу сказать, насколько он честный.

Фиби опирается локтями о стойку.

– Послушай, твоя жизнь – это не папина жизнь. Ты не можешь все время корячиться, добиваясь того, чего не смог достичь он.

Я хмурюсь.

– Что ты имеешь в виду?

– Все эти ваши великие юридические амбиции.

– Папа не хотел работать в юридической фирме. Он хотел иметь собственный бизнес.

Во всяком случае, так он всегда говорил нам – что хочет свободы, чтобы заниматься своим делом.

– У него не было выбора. Тебе кажется, что это не так? Как ты думаешь, многие ли фирмы на Бэй-стрит нанимали юристов-китайцев в те времена?

– Это не значит, что ему отказали.

Она выглядит смущенной.

– Когда-то давно я подслушала его разговор с мамой. Он не сказал этого напрямую, но было ясно, что произошло.

– Возможно, ты неправильно истолковала.

– Допустим. Но ты можешь взглянуть на свою фирму и сказать мне, что я ошибаюсь?

Она же не об этом, но…