К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

– Александр Иванович, как всегда, прав, и самоволь­ство должно быть наказано, – внешне спокойно ответил Меньшиков, хотя внутренне клокотал негодованием на этого злобного зверя и неудачного охотника за наследством дека­бриста Чернышева, однофамильца министра.

– Но у Невельского, как известно, была временная ин­струкция от меня, это раз. Во-вторых, у него были указания облеченного достаточной властью сибирского генерал-губернатора, в распоряжении которого Невельской находился. И, наконец, в-третьих, высочайше утвержденная инструкция, которая, как это стало теперь известно, просто до него не дошла. А если не дошла, то не могло иметь места ее нару­шение. Не знаю, как у вас, в сухопутных войсках, ваша свет­лость, предоставляется ли в подобных случаях офицеру инициатива действовать по своему разумению, или он дол­жен отречься от дела и бросить его на произвол судьбы. У нас же, на флоте, за непроявление в таких случаях ини­циативы строго взыскивают... Так вот, по моему мнению, прежде чем принимать предлагаемые крайние меры, надо бы дело исследовать: я ли в этом виновен, Муравьев ли, или на самом деле Невельской. И в какой мере. Ваша свет­лость, Александр Иванович, армия богаче нас людьми, российский же флот беден такими выдающимися офицерами, как Невельской, и мы только в самых крайних случаях мо­жем позволить себе такую меру, как разжалование.

– Я решительно возражаю против того, что вместо сути дела, а суть заключается в двух серьезнейших и необходи­мых для империи открытиях, – поддержал Меньшикова министр внутренних дел Перовский, – и в рапорте генерал-губернатора о немедленном занятии Амура, мы занимаемся какой-то деталью. Дисциплинарное дело о капитан-лейте­нанте Невельском должно быть передано для расследова­ния по начальству, то есть по флоту или адмиралтейству. А вот амурские вопросы – это прямые вопросы нашего ко­митета. Вследствие этого я позволю себе спросить: почему драгоценнейшие открытия Невельского являются какими-то чудесными, неожиданными и имеют место только в 1849 го­ду, вместо того чтобы вытекать непосредственно из текущей работы тех, кому ведать надлежит и иметь место пятьдесят лет тому назад? Почему до сих пор нами не заселен Саха­лин? Почему сведения наши о наших же российских окраи­нах по своей достоверности напоминают сведения из Геро­дота и других историков древности о нашей стране? Ведь для всех нас давным-давно ясно, что покушения на россий­ские пограничные области ведутся больше ста лет, а меж­ду тем в наше время положение создалось такое: французу Лаперузу лезть в Татарский залив и на Сахалин невозбран­но. То же и англичанину Бротону. Невозбранно это и сотням китоловов всех стран ежегодно, хотя и Франция и Англия касательства никакого к нашим берегам не имеют – далеконько. И все же они лезут. А вот нам нельзя: не обиделись бы японцы или китайцы. Я хотел бы слышать мнение по этому поводу азиатского департамента!

Нессельроде беспокойно заерзал в кресле и недовольным голосом заявил:

– Особый комитет не имеет права суждения об обще­государственной политике...

– Я и не вмешиваюсь, – огрызнулся Перовский. – Я только прошу разъяснения по вопросу о фактическом по­ложении амурских и сахалинских дел, которое не может составлять для нас, членов особого комитета, тайны...

Нессельроде на клочке бумаги черкнул карандашом не­сколько слов и передал Сенявину, тот нехотя поднялся.

– Все дело в настоящий момент, – сказал он, – заклю­чается в следующем: вопрос об Амуре и его использовании весьма озабочивает департамент уже давно, и через наших агентов с достоверностью удалось установить, что устье Амура охраняется войсками китайцев, армией в количестве четырех тысяч человек, а вдоль Амура построено от трех до пяти крепостей. Что касается Сахалина, то его население давно признало над собой власть Японии. В открытиях Не­вельского пока что, после исследований Лаперуза, Бротона, Крузенштерна и Гаврилова, мы вправе сомневаться... Теперь, я думаю, понятна та осторожность, с которой нам надо действовать в упомянутых местах.

– Нет, ваше превосходительство, совсем непонятна, как непонятно и многое другое, – горячо ответил Меньшиков, – и я вижу в этом вопросе полное неблагополучие. Вы гово­рите, китайские войска, крепости... Когда же они появились там? Без нашего ведома или с нашего согласия? И кто и когда устанавливал границу с Китаем, как известно, остав­ленную открытой по Нерчинскому трактату? Азиатский де­партамент делал запрос по этому поводу? Имеет ответ? До какого же пункта китайцы свободно могут продвигаться еще далее со своими войсками и крепостями к нам, в глубь страны? Разве мы отказались от Амура? Те же вопросы я должен задать и о Сахалине. Когда население его стало японским? Были ли запросы? И почему все-таки мы должны верить этим сказкам с их известными грозными картонны­ми крепостями и непроверенным донесениям, почерпнутым нашими агентами из иностранных источников?

Обмен мнениями явно переходил в спор, а моментами казалось, грозил перейти и в открытую ссору. Нессельроде дал знак глазами министру финансов Вронченко.

– Я считаю своим долгом поддержать образ действий азиатского департамента, – сказал тот, – важнейшая для государства внешняя торговля через Кяхту сама по себе уже висит на волоске, а малейшая неосторожность с нашей сто­роны может ее совсем погубить, и я прошу иметь это в виду при всех рассуждениях.

– Ничего не понимаю, – горячился Перовский, не обра­щая внимания на Нессельроде, который показывал жеста­ми, что он не давал слова. – Ни-че-го не понимаю: как же в таком случае надо расценивать запрет внушительной экс­педиции Путятина в сорок четвертом году и в то же время посылку слабенькой экспедиции Ахте в сорок восьмом году? Которая, не будь она задержана Муравьевым, несомненно, могла бы взбудоражить китайцев? И, наконец, тут уж со­всем несерьезная посылка, чуть ли не на одном дикарском челноке, Гаврилова для таких исследований, для которых нужна эскадра... И вот в то же время сделавший большое дело для выяснения истины Невельской оказывается пре­ступником!..

– Лев Алексеевич. – старается остановить Перовского Нессельроде, – вы уже кончили?

– Извините, ваше высокопревосходительство, я еще не досказал. Англичане, не говоря о Соединенных Штатах и Франции, завладели пятью портами Китая и нашу кяхтинскую торговлю, о которой так беспокоится министр финан­сов, того и гляди, совсем добьют своей конкуренцией.

– Лев Алексеевич, я вам слова не предоставлял! – по­вторил Нессельроде и, желая отвлечь комитет от острой темы, предложил выслушать объяснения капитана Невель­ского.

Взоры участников совещания с любопытством уставились на маленького Невельского, невзрачный и мирный вид кото­рого никак не вязался с невольно создавшимся представлением о каком-то забияке. Особенно быстро и неприязненно обшарил его глазами с головы до пят тут же взявший слово Чернышев.