В тисках Джугдыра - Григорий Федосеев

Дня оставалось немного, решили отложить выезд до утра. Мы еще раз, более тщательно, обошли перелески, но все безрезультатно. Местность вокруг стоянки так истоптали олени, что даже Улукиткан не смог разобраться в следах. Пока мы бродили по лесу, самка незаметно исчезла от оленей и вернулась только часа через полтора, причем со стороны отрога, откуда мы ее не ожидали.

– Эта матка – баюткан [54]. Его, как дикий олень, прячет телка. Все равно найдем, – успокаивал всех старик.

«Какая удивительная сила инстинкта!» – подумал я. Нужно же было матери догадаться увести телка и спрятать его где-то в уединенном местечке, а тому затаиться и, не выдавая себя, часами лежать без движения. Этот инстинкт самка унаследовала от отца-сокжоя. В диком олене он сильно развился в соответствии с условиями его жизни. Ведь почти все крупные хищники: медведь, волк, росомаха, рысь, филин, беркут и другие – не упустят случая поохотиться за теленком северного оленя. Но, оказывается, не легко его найти, спрятанного в россыпи или под стланиковым кустом, где малыш проводит весь день. Можно рядом пройти и не заметить рыжий комочек, плотно прижавшийся к земле среди пожелтевшей растительности или ржавого мха.

Вечером, перед тем как стемнеть, Улукиткан молча оделся, положил в котомку узду, маут, взял посох и зашагал на марь к стаду.

– Оленей караулить пошел? – спросил я каюра Николая.

– Старик хочет мать обмануть, найти телка.

– Куда же он ночью пойдет искать?

– Улукиткан напрасно ничего не делает, – ответил с гордостью за него Николай Федорович. – Сейчас наденет на матку колокольчик и будет ждать, когда та побежит к телку, он и пойдет за ней. Вечером колокольчик далеко слышно.

Мы невольно удивились хитрости старого проводника.

Улукиткан долго не возвращался. Все поужинали и уже собирались лечь спать, как послышались его тяжелые шаги. Он медленно подошел к костру, устало опустил на землю котомку, из которой пугливо смотрел пойманный теленок, а следом за стариком бежала самка.

Мы назвали новорожденную Майкой и все были рады, что в нашу жизнь вторглось такое забавное существо. Оно невольно вызывало у нас теплое чувство, и мне стало понятно, почему в прошлом в быту лесных кочевников считалось, что новорожденный олененок приносит счастье. Несомненно, он как-то украшал своим присутствием их суровую, однообразную действительность, а будучи выращенным – составлял благополучие семьи.

Майку, как пленницу, старик привязал к лиственнице, а собакам Василий Николаевич пригрозил дубиной, чтобы не трогали ее. До утра тревожно кричала мать, видно не понимая, почему теленок не желает покинуть лагерь и не обращает внимания на ее настойчивый призыв.

Первое свое путешествие новорожденная совершила на нарте со связанными ногами, завернутая в старенькую дошку Улукиткана. Вначале она энергично протестовала, силилась высвободиться, а когда из этого ничего не получилось, начала жаловаться, выражая протест криком. Но скоро, видимо, устала и крепко уснула. По прибытии на Маю Майка была освобождена. Она так обрадовалась, что стала прыгать, но в ногах у нее еще не было силы и уверенности, от этого ее прыжки были неуклюжими и вызывали у всех улыбку. Майка пыталась бегать, но ее еще пугал валежник, кусты. Собаки сдержанно наблюдали за ней.

Два последующих дня прошли в хлопотах. Окончилась зимняя дорога, и теперь нужно нарты сменить на вьючное снаряжение. Из упряжных ремней выкраивали подпруги, чинили уздечки, подбирали потники. Весь груз, доставленный на Маю в больших ящиках, тюках и мешках, следовало расфасовать на вьюки, удобные для перевозки на оленях, и с таким расчетом, чтобы каждая полувьючка весила не более двенадцати-пятнадцати килограммов. Кроме этого, здесь на стоянке оставляем лабаз с запасом продовольствия для геодезистов и топографов экспедиции, которые придут сюда осенью.

Лагерь в эти дни не узнать: одни шьют, другие упаковывают, третьи колют доски для лабаза, каюры подгоняют и метят седла. Дни на редкость стоят солнечные, и так хорошо в тайге, что, кажется, никогда бы ее не покинул!

На реке Мае мы увидели много перелетных птиц, уже прилетевших в районы гнездования. Сегодня утром, семнадцатого мая, слышали нежную и очень мелодичную песню седоголовой овсянки. За последние два дня я добыл для коллекции юрка, пятнистого сверчка, пеночку-королька. В коллекцию попала и седоголовая овсянка. Еще второго мая Василий Николаевич добыл бурую пеночку.

В погожий весенний день восемнадцатого мая мы распрощались с отрядом Лебедева. Его караван из сорока пяти вьючных оленей уходил на север к безыменным вершинам Джугджурского хребта. Мы машем руками, провожая товарищей в далекий и тяжелый путь, пока караван не скрывается за поворотом реки.

Через час и мы покинули стоянку. На месте недавнего жилья осталось большое пепелище, изломанные нарты, заботливо сложенные пирамидой, да надпись на толстой лиственнице о пребывании здесь экспедиции.

Наш путь идет вначале вниз по Мае, дальше он свернет на запад к реке Зее. Караван ведет Улукиткан. Его маленькая сгорбленная фигура плавно покачивается в седле на первом олене.

– Мод… мод… – кричит старик, подбадривая завьюченных животных.

За ним в поводу ведет свою связку оленей Николай. Шествие завершают Василий Николаевич, Геннадий и я. Собаки бегут впереди.

Майке сегодня исполнилось пять дней, но ее не узнать: возмужала и уже свыклась с кочевой жизнью. В ее торопливой походке, в размашистом беге, в манере лежать с разбросанными ногами – словом, во всех ее детских движениях уже сказывается природа северного оленя. Нас она попрежнему боится. Ее мать идет без вьюка последней в связке. Улукиткана.

Ниже устья Кунь-Маньё пейзаж резко меняется: широкую залесенную долину верховья Май запирают надвинувшиеся с двух сторон горы. Дальше река проложила себе путь по узкой щели между высокими мысами, беспрерывно чередующимися то справа, то слева. Тут она неузнаваема: пенится, ревет, пытаясь раздвинуть плечи нависших над нею скал. От места, где в Маю вливается Кунь-Маньё, долина переходит в узкое ущелье, река, обезумев от крутизны, с неудержимой силой катит вешние воды далеко на юг.

Скоро скалы преградили нам путь. Мы свернули в долину небольшого ручья и тайгой направились на запад.

Над нами высоко в прозрачном воздухе кружится пара белохвостых орланов. Мы их узнаем по двухметровому размаху крыльев, а также и по маховым перьям, расположенным пальцеобразно, как у орлов. Из пернатых, обитающих в этих местах, орланы самые крупные. Они сегодня впервые попались нам на глаза. По словам же Улукиткана, эти хищники обычно прилетают сюда с юга в конце апреля.