Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

Вхождение в состав Политического совещания представителей демократических государственных образований Юга (Дона и Кубани) заметно укрепило бы Совещание, дало бы лишний момент для отвода беспочвенных обвинений его в недемократичности. Кубанским же делегатам участие в нем диктовалось IV параграфом «Наказа» делегации. Невхождение их наносило удар авторитету Совещания и при этом в очень тяжелый для России и Кубани момент, когда необходимо устранение всех разногласий, чтобы представить союзникам объединенную и умеющую объединяться в роковой час антибольшевистскую Россию. Долгополов к тому же указывал на весьма существенные результаты своего личного вступления в Русское политическое совещание: Кубань через комитет снабжени» его получает огромную практическую помощь в виде санитарного имущества для Кубани…

Долгополов указывал также на ненормальное положение дел в самой делегации. Оказывается, в Париже ни разу не созывалось общее заседание делегации именно Кубанского правительства в составе четырех ее членов: господ Быча, Долгополова, Намитокова, Филимонова, и вся работа производилась в большой делегации Краевой рады. Ответственная политическая работа Быча, как председателя, фактически проходила без общего с Долгополовым обсуждения и решения.

Конечно, выход Долгополова из состава делегации без своевременного уведомления о том уполномочившего его правительства и в смысле служебной дисциплины, и в смысле общественной пользы был крайне неоправданным. Необходимо было оставаться и отстаивать свою позицию, тем более что он знал о соответствии своей позиции взглядам уполномочившего его правительства. Своим поспешным решением он поставил это правительство в затруднительное положение. Оно к тому же было лишено физической возможности не только вмешаться в дело, но даже вовремя узнать о случившемся, так как письма тогда посылать из Парижа на Кубань можно было только с особой оказией.

Вместе с тем допускалось «теоретически возможным» политическое влияние Быча в Париже.

К тому же все более обострялась та неприязнь между добровольческими кругами и определенной частью кубанцев, о которых генерал Деникин впоследствии скажет: клички между ними – «черное воронье», – с одной стороны, и «предатели», с другой – не были наихудшими. Подобное взаимное отношение ослабляло сознание необходимости взаимной жертвы, взаимной поддержки, входил в обыкновение опасный симптом «шкурничества», одни дезертировали с фронта, другие уклонялись при частичной мобилизации и уходили «в зеленые».

17 апреля войсковой атаман издал приказ о призыве в войска членов Краевой рады, состоявших в офицерских чинах, сославшись на постановление самой рады от 14/2 1919 год а. Член правительства по военным делам генерал Науменко доложил правительству свою особую инструкцию начальнику карательного отряда, предназначенного к действию в Закубанье Тамского отдела. Правительство сдержанно отнеслось к этой мере и настойчиво рекомендовало генералу Науменко быть особо осторожным в выборе начальника такого отряда, но не согласиться с такой мерой оно не могло.

Глава XIII

На деле о вышеуказанном отряде радянское большинство и решило дать окончательный бой правительству. Обещание депутата Воропинова найти повод, чтобы свалить «это правительство» большинством Законодательной рады, крылось, прежде всего, его фракцией и потом было выполнено. Но или по оплошности или умышленно запрос о «правонарушениях» карательного отряда был предъявлен не генералу Науменко, члену правительства по военным делам, с которым в то время черноморцы еще, видно, не хотели ссориться, а предъявили запрос пришедшемуся им не по вкусу члену правительства по внутренним делам генералу Н. М. Успенскому.

Председатель правительства Сушков и генерал Науменко приняли, однако, бой на свои плечи. Гвоздем запроса было указание на правонарушение в станице Староминской, где будто бы было произведено публичное наказание женщины, зубного врача, достаточно основательно обвинявшейся в пособничестве большевикам или даже публичной пропаганде большевизма. Указывались и другие проступки чинов отряда. Каждый из проступков, на который указывали предъявившие запрос депутаты и которые по их свидетельству были совершены чинами отряда, при нормальных условиях достойны были всяческого порицания, а в особо тяжких случаях и должного наказания, а правительство, допустившее подобные провинности, должно было нести ответственность. Такова аксиома нормального времени. Но время гражданской войны – другое время. Фарисейством и демагогией было предъявлять правительству запрос и требовать его отставки за погрешности при усмирении уклоняющихся от очередного призыва в войска и других подобных проступков. В деятельности правительства, действовавшего под председательством Быча, было и не то. Быч многое допускал. (Случай, например, эсера Выгрыянова и др.) Быч не однажды закрывал глаза на вопиющую практику прапорщика Ч-на. Бескровный с Воропиновым тогда молчали. Теперь к проступкам усмирительного отряда прибавлялось многое, лишь понаслышке установленное н требовавшее серьезной проверки…

Основная вина линейского правительства перед составившимся большинством Законодательной рады крылась, прежде всего, в общероссийской ориентации этого правительства. Осуждая, в известной степени борясь с монархическими и неумеренно-консервативными тенденциями определенной части добровольческого командования (генералы Драгомиров, Лукомский и др.), мы организовали и поддерживали борьбу с большевизмом в общероссийском масштабе. В этом отношении у линейцев был полный контакт с добровольческим командованием. Их неумеренно-консервативные монархические тенденции нас тревожили, при всяком случае мы так или иначе давали знать о своем политическом направлении добровольцам и их гражданским попутчикам. Но мы, как и они, знали и были убеждены, что изжить, побороть «большевизм» как политическое зло можно было бы только общим устремлением, борьбой с этим злом в общероссийском масштабе. Во время прений по данному запросу нашему правительству со стороны большинства в Законодательной раде это вскрыл и выразил в своей речи депутат Ф. М. Аспидов. Между прочим, в своей прекрасно построенной речи он произнес в ответ на реплику с мест черноморцев: «…Да. Я человек русской ориентации»… «Мы казаки – пойдем на Москву!»… С мест черноморцев выкрикнули: «Счастливой дороги!» «Счастливо оставаться!.» – с не меньшей иронией ответил Аспидов под общие аплодисменты нашей линейской группы.