Иосиф Сталин – беспощадный созидатель - Борис Соколов

Вечером, около 11,5 часов я встретился с Радеком, выходившим из 2 дома Советов, и проводил его до Пречистенских ворот, у которых, на Остоженке 1, находится его квартира. Шли медленно и перебрали кучу тем.

• Я вернулся в Москву совсем, – ответил он на мой вопрос, попыхивая неизменной трубкой. – Серебряков, Преображенский, Смилга и я подали на днях заявления в ЦКК с просьбой восстановить нас в партии. С нами – многие, и я надеюсь вернуть в партию большинство исключенных и сосланных. Мы считаем, что сейчас ведется правильная классовая политика, идет громадная борьба с кулаком, и теперь нельзя быть наблюдателем, а нужно активно работать. Личные отношения должны уступить место политике. До высылки Льва за границу мы все всячески удерживали его от опрометчивых шагов. Теперь он для нас пропал, делая одну глупость за другой, и трагедия, что никто не может его удержать. Политика есть политика. У Гольбаха в его «Системе природы» замечательно сказано насчет того, что если человека перемещают с места на место, то ему кажется, что вселенная переместилась, на самом же деле все остается в мире по-прежнему.

• Как вы жили все это время?

• Прекрасно. Генералу живется хорошо даже в ссылке, рядовому – хуже. Я даже заработал там вот этот револьвер (показывает на боковой карман), выпросив его у начальника ГПУ для борьбы с бандитами: хозяйка заметила парня, перелезавшего ночью забор нашего дома, я пришел в ГПУ и спросил: «Ваш парень?» – «Слово, что не наш». – «Если так, – говорю я, – давайте револьвер для защиты». Дали. Я пользовался полной свободой, получал из-за границы 12 газет и журналов, новые книги. В свое время я не брал за границей литературного гонорара, а в ссылке мне это пригодилось: я написал за границу письмо с просьбой внести в книжный магазин следуемые мне деньги, и мой прежний книжный торговец прекрасно снабжал меня всеми новинками. Я перевез в ссылку основную часть моей библиотеки. Когда я ехал на место ссылки на тройке с начальником ГПУ, а за ним везли на нескольких санях ящики с книгами, крестьяне думали, что везут золото.

• Что Муралов?

• Он непримирим. Когда он узнал, что мы собираемся возвращаться, он, встретившись со мной в Новосибирске, говорил: «Помни, что ты друг Льва». Не понимает человек, что бывают моменты, когда личная дружба отходит на второй план. Сейчас можно быть или белым, или зеленым, или красным. Большевик не может быть ни белым, ни зеленым. Сосновского мне было бесконечно жаль. У него одно время было такое настроение, что я боялся трагического конца. Личная дружба с Львом закрывает ему глаза на все, что происходит. А происходит огромная борьба с кулаком. Здесь, на страницах центральной прессы, эта борьба не освещается. А посмотрели бы, что делается в Сибири. Там на активность кулака отвечают в среднем семью смертными приговорами в день. Сырцов вел абсолютно правильную линию. Мне начальник ГПУ показывал донесения с мест об кулацкой активности. Я ему говорю: «Не думаете ли вы, что в таком случае нам здесь не место?»

• Что Богуславский?

• Этот не пропадет. Так же, как он во время разгара борьбы ни разу не выступил ни на одном собрании, он, блестящий оратор, так и здесь он занимается радикализмом за стаканом.

• Что Раковский?

• Христиана мне жаль. Он старик, ему трудно делать первый шаг. Мы будем…

• Таранами?

• Вот именно, а они все пойдут за нами, – и Христиан, и Белобородов, и Иван Никитич Смирнов. Ему я писал много, и на девять десятых он – наш. Если в ближайшие дни он не даст окончательного ответа, я сяду в аэроплан, полечу к нему и заставлю его идти с нами. И молодежь мы скоро вернем! Прежде всего Мирру (Мирру Саховскую), муж ее еще артачится, но я уже выписал их без их ведома в Томск, в мою квартиру, а там Роза (жена Радека) быстро их отделает, прикрикнет на них – и дело с концом.

• Кого успели повидать из большинства?

• Прежде всего, конечно, Ярославского. Евреи идут в «микву», а мы ЦКК. Он дал прочесть мне последнюю статью Льва в «Volkswille», направленную против меня, в которой он сам же оказывает мне услугу. Он пишет, что я был против уличного выступления 7 ноября, против собрания в МВТУ. Конечно, был. И, как видите, был совершенно прав. Вы читали его ужасную брошюру о том, кто руководит Коминтерном?

• Нет, не читал, но слышал.

• Ужасная, постыдная брошюра. Лев перешел от политики на личности, делает глупости, и никто его не может теперь удержать. Когда получилась статья Ярославского, я подумал, что тут что-то не так, что вероятно Лев поместил свою статью в «Volkswille», а оттуда буржуазная пресса перепечатала. Белобородов, когда узнал, схватился за голову и крикнул: «Или я сошел с ума, или Троцкий – сумасшедший!»

• А как вы относитесь к статьям Ярославского?

• Что же, он со своей точки зрения совершенно прав. Не талантливо только пишет, но это не вина его, а беда, я бы написал лучше. Надо было привести цитаты из Ленина и прежние решения, осуждающие участие в буржуазной прессе.

• Что вы будете делать?

• Хочу окончить первый том книги о Ленине, а если позволят – работать где-нибудь – что ж, поработаем. Мы – люди компанейские: когда ругаемся – так вовсю, а когда сговорились – то работаем без всяких разговоров.

• За вами следят?

• Нет. В первый же день ко мне пришли несколько железнодорожников-оппозиционеров, хотят вернуться в партию. Я говорю Ярославскому, что, если будут следить за всеми, кто ко мне приходит, – никто у меня бывать не будет. Дал слово, что слежки не будет. И, действительно, нету.

• Давида Борисовича (Рязанова. – Б. С.) видели?

• Нет еще. Я у него перед отъездом в ссылку взял аванс в 500 рублей на работу об азиатском производстве у Маркса и израсходовал эти деньги на телеграфную переписку с друзьями, т. е. на борьбу с азиатскими способами политики. Значит мы – квиты. Я корреспондировал с 93 товарищами. Роза (жена Радека. – Б. С.) по 8 часов в день обрабатывала всю эту переписку. Моя переписка с В.М. Смирновым по экономическим вопросам представляет собой целый том.

• Демьян будет очень рад вашему приезду.

• Возвращение в партию не означает вовсе, что я возобновлю отношения с этой сволочью. За целый год не написать ни одного стихотворения против кулака! Ясно, что он человек правой группировки.

• У Каменева были?

• Нет. Не хочу их подводить после всей этой истории Каменев – Бухарин (имеется в виду тайная встреча Бухарина с Каменевым и Сокольниковым во время июльского Пленума ЦК – о которой было рассказано в троцкистской листовке; по утверждению троцкистов, на встрече речь шла о возможности блока между правыми и сторонниками Троцкого, причем Бухарин будто бы сказал, что предпочел бы видеть в Политбюро вместо Сталина Каменева и Зиновьева; Бухарин, не отрицая факт встречи, утверждал, что о блоке речи не было. – Б. С.). И Бухарин, и Рыков, и Томский, конечно, для партии будут сохранены. Кстати, вы читали новую книгу Эренбурга о Ротшванце? Нет? Гениальная книга. Я ее получил в Томске (месте ссылки Радека. – Б. С.) из Парижа. Ее зачитывают все до дыр. Рекомендую почитать. Слыхал новые анекдоты и мог бы теперь снова уехать в Томск. Самый лучший анекдот о том, что Троцкий решил покончить жизнь самоубийством и прислал Сталину письмо, что вызывает его на социалистическое соревнование.

Затем разговор о личных переменах, о покойном Иоффе (дипломате, убежденном стороннике Троцкого, покончившем с собой в 27-м году; на его похоронах состоялось последнее публичное выступление Троцкого в СССР. – Б. С.), – Вот был бы, говорю я, достойный преемник на пост наркоминдела.

• Что вы, что вы, – говорит Радек, это ведь была совершенная бездарность, и никогда бы он не был наркомом иностранных дел, если бы оппозиция пришла к власти. В НКИД есть, однако, хорошие дипломаты. Литвинов, Карахан. Да, да – Карахан. Он не хватает звезд с неба, но у него есть огромный дипломатический такт и нюх. История дипломатии знает много аналогичных случаев. Вот вам пример: барон Мальцан не читал даже «Берлинер тагеблатт».

• Как у вас здесь, в Москве, расценивают назначение Сырцова председателем СНК РСФСР? – спрашивает Радек.

• Как поражение Рыкова.

• А Сырцов не хотел в Москве работать. Действительно, он в Сибири как-то на месте, работа интересная, а тут что?

• Мы распрощались».

Весь разговор Презента и Радека Ягода отчеркнул карандашом. Сталин тоже наверняка читал его с большим вниманием. Выходило, что бывшие оппозиционеры в ссылке жили почти как на курорте, да еще и имели возможность сноситься с заграницей. Кроме того, и Радек, и другие бывшие троцкисты продолжали высоко ставить Троцкого, хотя тот же Карл Бернгардович впоследствии не раз зло нападал на главного сталинского оппонента в партийной печати. Значит, публично говорит одно, но в душе-то отнюдь не считает Троцкого ничтожеством. И возвращаются в партию бывшие троцкисты потому, что верят: теперь восторжествовала их линия на уничтожение кулачества как класса. Но вместе с тем надеются, что и Бухарин сохранит часть своего влияния в партийном руководстве. Сталин вполне мог расценить эти откровения как подтверждения того, что возможен блок троцкистов с правыми. Записи Презента укрепили Сталина в намерении покончить с оппозиционерами не только политически, но и физически.