Иосиф Сталин – беспощадный созидатель - Борис Соколов

И вы хотите после этого, чтобы ЦК молчал! За кого Вы принимаете наш ЦК?

И Вы хотите, чтобы я молчал из-за того, что Вы, оказывается, питаете ко мне «биографическую нежность» (возможно, Демьян в своем письме намекал на то, что, как семинарист, Сталин имеет некоторое отношение к церкви, будучи сыном церковного сторожа. – Б. С.)! Как Вы наивны и до чего Вы мало знаете большевиков.

Может быть, Вы, как человек «грамотный», не откажетесь выслушать следующие слова Ленина:

«Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что насилия вызывали отпор из нашей Среды, из Среды великорусов, что эта Среда выдвинула Радищева, декабристов-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом (да, сильно любил выражаться Ильич, какой русский мужик демократ, он прекрасно показал и после 1905, и после 1917 года, пуская «красного петуха» в помещичьи имения и творя дикие расправы над помещиками, полицейскими, продармейцами, да и над своими братьями крестьянами, чем-либо не угодившими большинству. – Б. С.), начал свергать попа и помещика. Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу – все рабы». Откровенные и прикровенные рабы – великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать эти слова. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не было. Теперь ее мало, но она уже есть. Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм, а не только великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками, капиталистами» (см. Ленина «О национальной гордости великороссов»).

Вот как умел говорить Ленин, величайший интернационалист в мире, о национальной гордости великороссов. А говорил он так потому, что он знал, что: «Интерес (не по-холопски понятый) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев» (см. там же).

Вот она, ясная и смелая «программа» Ленина. Она, эта «программа», вполне понятна и естественна для революционеров, кровно связанных с рабочим классом, с народными массами.

Она непонятна и не естественна для выродков типа Лелевича, которые не связаны и не могут быть связаны с рабочим классом, с народными массами.

Возможно ли примирить эту революционную «программу» Ленина с той нездоровой тенденцией, которая проводится в Ваших последних фельетонах?

Ясно, что невозможно. Невозможно, так как между ними нет ничего общего.

Вот в чем дело и вот, чего Вы не хотите понять. Значит, надо Вам поворачивать на старую, ленинскую дорогу, несмотря ни на что. Других путей нет.

В этом суть, а не в пустых ламентациях перетрусившего интеллигента, с перепугу болтающего о том, что Демьяна хотят якобы «изолировать», что Демьяна «не будут больше печатать» и т. п. Понятно?

Вы требовали от меня ясности. Надеюсь, что я дал Вам достаточно ясный ответ».

Перепуганный Демьян попытался поворотить на «ленинскую дорогу», но, в конечном счете, крайне неудачно. Хотя поначалу все складывалось вроде бы неплохо, и у баснописца должно было сложиться впечатление, что Сталин его простил, раз в газетах появилось приветствие от имени ЦК ВКП(б), утвержденное Политбюро 20 мая 1931 года: «Горячий привет поэту пролетарской революции тов. Демьяну Бедному в день двадцатилетия его деятельности в большевистской печати. ЦК не сомневается, что тов. Демьян Бедный будет и впредь продолжать свою работу в рядах ударников пролетарской литературы для дела полного освобождения мирового рабочего класса». А 11 апреля 1933 года Демьян был удостоен высшей советской награды – ордена Ленина. Эта награда имела и символическое значение. Получалось, что Демьян уже вернулся на «ленинскую дорогу». Но затем последовали новые неприятности. Не исключено, что одной из причин этих неприятностей (но только – одной) стала злосчастная запись в дневнике М.Я. Презента, о которой я говорил ранее.

На самом деле Демьян как был сверчком, так сверчком и остался. Сталин это очень хорошо понимал. Хотя в 1917–1927 годах тираж книг Д. Бедного превысил 2 млн экземпляров и был больше, чем тираж книг Горького, Маяковского и Пильняка, вместе взятых. Сталин отлично сознавал, что автор «Слезай с печки» никогда не был и не будет большим русским поэтом.

А ведь было время, когда Иосиф Виссарионович хвалил Демьяна Бедного, ставил его в пример как образец неутомимого пропагандиста линии партии. Так, за стихотворный фельетон о Троцком «Всему бывает конец», опубликованный в «Правде» 7 октября 1926 года, Сталин просил передать от себя лично благодарность Демьяну за «верные, партийные» стихи. Генсек позвонил коллегам по Политбюро и хвалил сатиру Бедного. При этом Сталин заметил: «Наши речи против Троцкого прочитает меньшее количество людей, чем эти стихи». Вот о каких бессмертных виршах шла речь:

Троцкий – скорей помещайте портрет в «Огоньке»,Усладите всех его лицезрением!Троцкий гарцует на старом коньке,Блистая измятым оперением,Скачет этаким красноперым МюратомСо всем своим «аппаратом»,С оппозиционными генераламиИ тезисо-моралами,—Штаб такой, хоть покоряй всю планету!А войска-то и нету!Ни одной пролетарской роты!Нет у рабочих охоты —Идти за таким штабом на убой,Жертвуя партией и собой.

Довольно партии нашей служитьМишенью политиканству отпетому!Пора, наконец, предел положитьБезобразию этому!

Да, тут Ляпис-Трубецкой отдыхает.

Демьян Бедный годился только для нужд сиюминутной пропаганды, для агитации полуграмотных масс. Думаю, что одной из причин его опалы, вскоре последовавшей, стали чрезвычайно неприязненные отношения Демьяна с Горьким. Оба претендовали на то, чтобы считаться первым лицом в советской литературе, главным из «пролетарских писателей». Но при этом «буревестник» был куда более рафинированным литературным персонажем, имевшим мировую известность и признание, чем «вредный мужик Демьян», чья слава не переходила советских границ и произведения которого в подавляющем большинстве имели мало общего с поэзией. Сталин явно сделал свой выбор еще в начале 30-х годов, решив, кто именно возглавит новую объединенную организацию советских писателей. Это хорошо видно по тону сталинских писем: уважительно-доброжелательных по отношению к Горькому и нагловатых, откровенно издевательских по отношению к Демьяну.

Вознесенный когда-то Иосифом Виссарионовичем чуть ли не до небес Демьян Бедный оказался, если верить Радеку, подголоском правых. Да еще позволял себе непочтительные высказывания насчет того, как вождю следует разрезать книги… Справедливости ради отмечу, что резкой критике Демьяна Сталин подверг еще до знакомства с дневником Презента. В декабре 1930 года ЦК партии с подачи Сталина приняло закрытое постановление, осуждающее некоторые фельетоны поэта. Демьян обратился с письмом к Сталину. Но внезапно получил холодную отповедь со стороны Иосифа Виссарионовича: «…Критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее».

Вторично «звездный час» Демьяна Бедного пробил с началом Великой Отечественной войны. Теперь, как и в гражданскую, требовались не эстетические достоинства стихов, а доступность языка фельетонов, способных достучаться до сердца миллионов самых невзыскательных читателей. Здесь Демьяну не было равных. Его фельетоны вновь стали регулярно печататься в «Правде».

Но перед этим ему пришлось пережить падение почти до самого дна. Гром грянул над Демьяном 14 ноября 1936 года. В этот день Политбюро приняло постановление о запрете оперы по либретто Демьяна Бедного «Богатыри», оформленное затем как постановление Комитета по делам искусств. Там говорилось: «Ввиду того, что опера-фарс Демьяна Бедного, поставленная под руководством А.Я. Таирова в Камерном театре с использованием музыки Бородина,