Золотой век - Дмитрий Дмитриев

— Не можете… почему?

— А, может, вашего жениха давно и в живых нет, — холодно промолвил Потемкин.

— Что вы говорите… что говорите? Разве вы что знаете… Если знаете, то скажите, Григорий Александрович, умоляю вас, скажите, что случилось с бедным Серебряковым… ведь я люблю его, люблю…

— Любите!

— Да, люблю… скажите, генерал, что мой милый жених, мой Сергей жив, где он? Да что же вы молчите, говорите же…

— Хорошо, я скажу, хоть и не хотелось бы мне говорить, но вы просите, я не могу отказать вам, только дайте, княжна, слово выслушать меня спокойно, не волноваться и не предаваться отчаянию…

— Хорошо, хорошо… говорите, что такое?

— Вашего жениха, княжна, сегодня похоронили; его вытащили из реки, он утонул, — проговорил Потемкин.

При последних словах Потемкина в горницу вошел князь Платон Алексеевич.

— Папа, что он сказал? Моего жениха похоронили… Это ведь неправда, неправда… Папа, что же ты молчишь? — побледнев как смерть, задыхающимся голосом и подавляя рыдания, проговорила княжна Наташа.

— Генерал, зачем вы это сказали? — упрекнул князь Полянский Григория Александровича.

— Княжна так меня просила… Что же мне осталось делать? — оправдывался Потемкин.

— Так это правда… он умер?

И княжна замертво упала на пол.

Немалых трудов и хлопот стоило привести бедную княжну в чувство.

Потемкин испугался не на шутку, когда княжна упала без чувств; он проклинал свою неосторожность, извинился перед князем Платоном Алексеевичем и уехал к себе сильно встревоженным.

Вскоре после того князь Полянский с обеими княжнами выехал в Москву, дав себе слово никогда больше не заглядывать в Питер.

Ехал князь медленно, делая на дороге частые отдыхи и «дневки».

Княжна Наташа нескоро поправилась от перенесшего ею удара, она была слаба, несмотря на самый тщательный уход окружавших ее лиц.

Происшествие, довольно неприятное, случившееся в дороге, чуть совсем не уложило в постель княжну Наталью Платоновну.

Происшествие было такое.

Как-то ночь застала наших путников в дороге; до ночлега оставалось им проехать еще верст пятнадцать. Ночь была светлая, лунная и притом теплая, несмотря на конец сентября. Дорога шла редким, небольшим леском. Княжне Наташе захотелось пройтись лесом, и она в сопровождении своей горничной Дуни вышла из экипажа и пошла по опушке леса.

Лошади поехали шагом.

Старая княжна Ирина Алексеевна никак не решилась отпустить племянницу одну только с горничной и сама пошла с ними, хоть это было ей и не совсем приятно.

— Не правда ли, тетя, как хорошо в лесу, даже и осенью, дышится как-то легко и на сердце становится спокойнее, — тихим голосом проговорила княжна Наташа.

— И ничего хорошего нет. Осенью лес наводит какую-то грусть: деревья стоят с опавшими листьями, листья шумят под ногами, пахнет сыростью. И днем в лесу плохо, не только ночью, — ворчливо ответила племяннице старая княжна.

— Нет, нет, тетя, осенью в солнечный день есть какая-то особая чарующая прелесть.

— Днем, может быть, но не ночью.

— И теперь в лесу хорошо, очень хорошо. Так бы, кажется, и осталась в лесу йа всю жизнь… на всю жизнь.

— За чем же дело стало, попроси отца, он прикажет для тебя в лесу построить хибарку и живи в ней отшельницею.

— Да, да, тетя, я желала бы жить именно отшельницей, подальше от людей.

— Рано же, Натали, наскучила тебе жизнь и люди. Однако ты слишком быстро идешь, я не успею за тобой, у меня слабые ноги.

— Зачем вы идете, тетя, сели бы в экипаж.

— И то сяду, мои ноги совершенно отказываются. Боже, да где же наши экипажи, я их совсем не вижу? — чуть не с ужасом промолвила княжна Ирина Алексеевна.

На самом деле, экипажей не видно было; дорога шла в гору, и экипажи остались под горой, лошади шли медленно, шагом.

— Чего вы боитесь, тетя, экипажи позади нас и сейчас нас догонят.

Едва княжна Наташа проговорила эти слова, как из кустов им навстречу вышли три каких-то неизвестных человека в охотничьих кафтанах, с ружьями за плечами.

При взгляде на этих незнакомцев старая княжна побледнела как смерть и дико вскрикнула:

— Разбойники!

Княжна Наташа и ее горничная этой встречи испугались.

— Что ты кричишь, старуха, какие мы разбойники!.. Ба, да тут есть и молоденькая, и прехорошенькая, — проговорил один из незнакомцев, быстро подходя к Наташе и к Дуне.

— Здравствуйте, мои красотки, что это вы на ночь глядя гулять по лесу задумали? — продолжал он, нахально осматривая молодых девушек с ног до головы.

— Судя по вашей одежде, вы не крестьянки. Скажите, красотки, кто вы?.. И что это с вами за кикимора? — незнакомец показал на княжну Ирину Алексеевну. А та, возмущенная нахальством прохожего, стала громко кричать о помощи.

— Да замолчи ты, старая ведьма! Эй, зажмите глотку старухе, а я займусь с молодыми.

Едва незнакомец проговорил эти слова, как на крик старой княжны поспешил князь Платон Алексеевич со своими дворовыми.

— Что это значит? Что за крик? Наташа, голубка моя, да на тебе лица нет, что с тобой? — участливо проговорил старый князь, подходя к дочери, которая от испуга едва стояла на ногах и нуждалась в немедленной помощи.

Княжна Ирина Алексеевна передала брату про нахальство повстречавшихся с ними незнакомцев.

— Уведите княжен и усадите их в экипаж, а я сейчас, только вот поговорю с этими подорожными разбойниками! — громко проговорил князь Полянский своим дворовым, показывая на незнакомцев.

Княжеский камердинер Григорий Наумович и двое лакеев повели княжен к экипажам.

Княжна Наташа была слаба и бледна как смерть, дрожала всем телом; лакеи несли ее почти на руках.

Остальные княжеские дворовые, их было человек десять, некоторые с ружьямц и пистолетами, окружили князя Платона Алексеевича, а также троих незнакомцев и ждали приказаний своего господина.

VIII

— Ну, сказывайте, разбойники, что вам надо и как вы смели напасть на княжен? — гордо проговорил князь Платон Алексеевич, бросая взгляд, полный презрения и негодования, на незнакомцев.

— Вы, сударь мой, ошибаетесь… Мы не разбойники, — смело ответил князю один из незнакомцев, выступая вперед.

— Неужели же честные люди… Думаю, честные люди не станут нападать на беззащитных девушек.

— Повторяю, мы не разбойники…

— Так кто же вы?

— Я здешних мест помещик Егор Пустошкин, а это мои холопы-охотники. Выехали мы на охоту, да охота не удалась, домой возвращаемся, сзади нас и кони мои тут, и охотники.

— Как же вы смели, сударь мой, напасть на мою дочь и сестру?.. Кажись, такое дело сподручнее одним разбойникам, а не помещикам.

— Прежде извольте сказать мне, государь мой, с кем я разговор имею…

— Хорошо, князь Платон Полянский.

— В таком случае, у вашего сиятельства я прошу прощения, что дозволил себе, по незнанию, такую вольность при встрече с вашей дочерью и с вашей сестрой. И прошу принять во внимание, князь, то, что ни у вашей дочери, ни у вашей сестры на лбу не написано, что они княжны и особы сиятельные, — насмешливо и почти гордо проговорил Егор Пустошкин.

— Прошу, государь мой, не разговаривать со мною таким тоном, а то… я научу вас вежливости, — возвышая голос, сказал князь Платон Алексеевич.

— Я, в свою очередь, тоже скажу вам, князь, не кричите на меня, я ведь не из робких… Ни вас, ни ваших холопов не испугаюсь… Говорите, что вам угодно? Удовлетворения что ли, то какое?

— Вы должны извиниться перед моей дочерью и перед сестрой.

— В чем?.. Я, кажется, их не оскорбил ничем… Я только дозволил себе в словах некоторую вольность.

— Вот в этом-то вы, государь мой, и должны извиниться.

— Я уже, князь, просил у вас извинения.

— У меня да… Но вы должны извиниться перед княжнами…

— Лишняя церемония, князь…

— Вы должны, понимаете ли, должны…

— Этого долга я не признаю… Довольно, князь, вы поезжайте своей дорогой, а я поеду своей, — спокойно проговорил помещик Пустошкин.

— Если вы не станете извиняться, то я вас заставлю! — запальчиво крикнул князь Платон Алексеевич.

— Заставите… неужели силою?..

— Да, силою…

— Плохо же, князь, вы меня знаете… Вот что я вам скажу, нет такой силы, которая бы пересилила Пустошкина. Поэтому даю вам добрый совет — оставить меня в покое…

— Если вы не хотите извиняться перед княжнами, то я прикажу вас своим холопам бить плетьми! — гневно крикнул князь Платон Алексеевич.

— Что такое?.. Меня, Егора Пустошкина, плетьми?.. Ну, князинька, ты совсем рехнулся и не помнишь, что говоришь! Тебя надо окатить холодною водой, — совершенно спокойно и невозмутимо проговорил Пустошкин.

— Гей, возьмите и свяжите этого нахала!