Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Когда он въехал?

– Я проверять это, когда вы звонить. Он приходить сюда в мае, год назад. Начало мая.

– Вы знаете, кем он работал?

Мичник на мгновение задумался.

– Бизнесмен, возможно. Он носить костюм.

– Что он был за человек?

– Он платить задаток, он платить аренда. Никакая неприятность. Он вежливый. Хороший.

– Сколько людей живет в этом доме?

– Есть три квартиры.

– Я говорила с Джанет Феррис.

– Да, она жить на первом этаже, а на верхнем этаже жить один немец. Он студент, но он хороший студент. Он взрослый студент.

– Квартиры меблированные?

– Не первый этаж, не мисс Феррис. Но другие – да. Все стулья, и столы, и картины, они все мои. – Он, похоже, что-то вспомнил. – Что происходить с квартирой?

– Мы ее опечатаем, – сказала Иветта. – На данный момент мы считаем ее местом совершения преступления. Вам нельзя туда входить, и я должна предупредить: если вы оттуда что-то заберете или просто передвинете на другое место, вы совершите преступление.

– И как долго?

– Не слишком долго. Джанет Феррис здесь?

Мичник нахмурился.

– Я вас проводить.

Джанет Феррис так быстро открыла дверь на стук, что Иветта заподозрила: женщина стояла у порога и прислушивалась. Она оказалась дамой средних лет, с рыжими с проседью волосами и тонким, взволнованным лицом.

– Это все правда? – спросила она. – Он умер?

– Это еще нужно подтвердить, – заметила Иветта. – Но мы считаем именно так.

– О боже! – Она прижала к груди руку без обручального кольца. – Какой ужас!

– Когда вы видели его в последний раз?

– Ну, наверное, двадцатого или двадцать первого января. Я помню, потому что встретила его в дверях и сказала что-то о том, что собираюсь отправить открытку племяннице: у нее скоро день рождения, а он приходится на двадцать четвертое число.

– Он показался вам взволнованным?

– Нет, он был абсолютно нормальным. Как всегда, приветливый. Он много помогал мне. – Ее голос задрожал. – Я уезжала на праздники. Гостила у сестры и ее семьи во Франции. Я всегда уезжаю к ним в это время года. Он должен был присматривать за моей квартирой, пока меня не будет: поливать цветы, забирать почту, все в таком роде. Мы с ним так договорились: он смотрит за моей квартирой, а я – за его. Я всегда кормила его кота, когда он уезжал. Когда я вернулась, то сразу поняла, что он давно не появлялся дома. Моя почта кучей валялась под дверью, а когда я вошла в квартиру, то увидела, что цветы засохли. Это совершенно не в его характере – забывать о таких вещах. Он был очень внимательным. Потом я заметила, что его почта тоже лежит у двери.

Она указала на пачку писем в углу. Иветта опустилась на колени и быстро просмотрела корреспонденцию. Сплошная реклама.

– Тогда я постучалась к нему, – продолжала Джанет Феррис, – но, конечно, он не открыл. Я отперла дверь своим ключом и сразу же поняла, что что-то здесь не так. Именно поэтому я и пошла прямо в полицию.

– К нему приходили гости? – спросила Иветта.

– Я никогда никого не видела, – призналась женщина. – Но он много работал, а я работаю днем. Иногда он куда-то уезжал.

– Вы с ним дружили?

– Он несколько раз приходил ко мне на кофе. Мы просто болтали о том о сем.

– Он рассказывал вам о себе?

– Он не из таких, – призналась Джанет Феррис. – Его, похоже, действительно интересовала моя жизнь: где я работаю, откуда я родом, почему переехала в Лондон. О себе он вообще не говорил.

Иветта договорилась о том, чтобы Джанет Феррис дала показания под протокол, и пошла вверх по лестнице. У дверей она столкнулась с Мартином Карлайлом из команды криминалистов. Застенчивый, с торчащими во все стороны темными вьющимися волосами, он выглядел так, словно работал в школьной химической лаборатории.

– Здесь совершенно нечего осматривать, – заявил он. – Никаких пятен, никаких признаков борьбы. Да и вообще квартирка похожа на место для сна, а не жизни, если вы понимаете, о чем я. Слишком все чисто. Мы нашли зубную щетку и расческу; можно сделать тест ДНК.

Иветта натянула на обувь бахилы, а на руки – одноразовые перчатки.

– Я еще не закончил, – заметил Карлайл, протягивая ей записную книжку. – Я заглянул в нее. Есть пара имен. И что еще лучше, – он помахал тонкой пачкой документов, – мы нашли несколько выписок со счета. Как полагаете, сколько у него там лежало?

– Я не собираюсь гадать, – фыркнула Иветта.

– Что бы вы ни думали, эта сумма наверняка меньше реальной, – улыбнулся Карлайл. – Он был богат, этот ваш мистер Пул.

Иветта вошла внутрь. Двигалась она осторожно: ноги в бахилах казались ей ненормально огромными, а руки в перчатках немилосердно потели. Она невольно вспомнила, как мама – миниатюрное, кокетливое создание – говорила, что она ужасно неуклюжая: «Ты только посмотри на себя!» Но смотреть на себя Иветте никогда не хотелось. Ей не нравилось то, что она видела в зеркале: человека ширококостного, с каштановыми волосами, которого окружающие замечают только тогда, когда он что-то роняет или говорит внезапно и невпопад, что случается довольно часто. Она словно со стороны слышала, как произносит слова, непонятно как сорвавшиеся с языка, особенно когда рядом был Карлссон.

Карлайл оказался прав: квартира Роберта Пула была слишком опрятной, совсем не похожей на тот беспорядок, в котором жила Иветта. Но и домашнего уюта здесь не ощущалось. Она остановилась в дверях и огляделась, стараясь подражать поведению Карлссона, когда он приезжал на место преступления. Он обычно стоял не шевелясь, настороженно переводя взгляд с одного предмета на другой, как объектив видеокамеры. «Не решай ничего сразу, – говорил он. – Просто смотри». Она увидела диван, стул, стол, несколько картин, полку с книгами, выставленными в ряд сообразно размеру, коврик. Она словно очутилась в гостиничном номере.

Кухня ничем не отличалась от комнаты: одинаковые чашки на крючках, кастрюля и маленькая кастрюлька для молока, лежащая на боку, электрический чайник. Она открыла холодильник и нашла там полпачки масла, кусок сыра «чеддер» в целлофановой оболочке, две куриные ножки, уже позеленевшие, пластиковую бутылочку томатного кетчупа и пачку обезжиренного майонеза. И все.

Затем она обошла его спальню, открыла каждый ящик и каждый буфет, заглянула под кровать, постояла какое-то время в чистой пустой ванной (зубная щетка, бритва, крем для бритья, спрей-дезодорант, жидкое мыло с алоэ вера, парацетамол, пластыри, кусачки для ногтей), вернулась в гостиную и села.

Прежде всего она подумала о том, чего в квартире не было: там не было ни паспорта, ни кошелька, ни ключей, ни телефона, ни водительских прав, ни свидетельства о рождении, ни документов о полученном образовании, ни номера социального страхования, ни фотографий, ни писем, ни компьютера, ни записной книжки, ни презервативов, ни одного ящика, хранящего в себе разные мелочи, которые накапливаются у человека в течение жизни.

Она открыла блокнот, который ей отдал Карлайл. Почерк Роберта Пула был аккуратным и разборчивым, даже приятным глазу. Она перевернула страницу. Какие-то списки, возможно, покупок, но более конкретные, чем те, которые писала она сама. Один, например, полностью состоял из названий растений – хотя она узнала только несколько из них. Другой походил на перечень названий книг или, возможно, фильмов.

Затем шли имена, возле которых стояли черточки, или восклицательные знаки, или звездочки. Рядом с некоторыми были написаны адреса или частичные адреса – это ей пригодится. Она просмотрела блокнот до конца. Дальше шли какие-то цифры, а на одной странице – что-то похожее на небрежно набросанный план дома. Еще числа, возможно, телефонные номера без междугородного кода.

Потом она заглянула в коричневый конверт формата A4, который отдал ей Карлайл, и достала оттуда пачку выписок со счета. Посмотрела на самый верхний, свежий, датированный 15 января. Покосилась на итоговую сумму, моргнула, осторожно положила выписки обратно в конверт и встала. День будет долгим.

Глава 19

Последнее, что Фриде хотелось делать в тот вечер, после похорон и неприятного визита к Джоанне, – это выходить в люди. Ей нужно было побыть одной, в коконе своего дома, где она могла опустить жалюзи, разжечь огонь в камине и отгородиться от мира. Тем не менее после урока химии с раздраженной Хлоей она осталась. Ее пригласили… или, скорее, ей приказали остаться на ужин. Но ужин не простой: его устраивали специально для того, чтобы познакомить ее с новым другом Оливии, Киараном. Хлоя назвала его «маминой находкой на ебей». За несколько дней до торжественного события Оливия попросила Фриду пригласить кого-нибудь еще, и Фрида поинтересовалась у Саши, найдет ли она время.