Что будет дальше? - Джон Катценбах

— Молчать, Номер Четыре. Ты слышала? Молчать. Что бы с тобой ни происходило, что бы ты ни услышала, не вздумай произнести ни слова. Молчание — залог твоей жизни. Стоит тебе раскрыть рот, и больше ты никогда ничего не увидишь и не услышишь. И уверяю тебя, последние мгновения ты проведешь в страшных мучениях.

Дженнифер крепко закрыла глаза и постаралась заставить себя кивнуть. Вскоре она услышала, как закрылась дверь в комнату. Судя по всему, мужчина и женщина смогли покинуть помещение так тихо, что она не заметила их ухода. Впрочем, вполне могло оказаться, что кто-то из них — а быть может, и оба — остался здесь, по эту сторону двери. Неизвестность пугала Дженнифер едва ли не больше, чем открыто высказанные угрозы.

Она продолжала неподвижно сидеть на кровати.

Постепенно ее сознание стало оттаивать, словно глыба льда. Ей вдруг захотелось подвигаться, какая-то часть ее сознания настойчиво требовала выглянуть из-под маски, какой-то внутренний голос советовал встать с кровати… Все это было слишком опасно, и Дженнифер мысленно боролась сама с собой — со своими вполне понятными, но от этого не менее рискованными порывами. «Делай все, как тебе сказали, — приказала она себе, — и ничего страшного не случится». Девушка напряженно вслушивалась в нависшую над ней тишину. Ничто не говорило о том, что ее мучители могли оставаться в помещении.

Впрочем, тишина, нарушаемая лишь хриплым и прерывистым дыханием Дженнифер, надолго не затянулась.

До слуха пленницы донесся звук, показавшийся ей знакомым. Что-то привычное и вместе с тем тревожное, даже пугающее. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что это за звук.

Сирена. Не то полицейская, не то пожарная сирена.

Звук доносился откуда-то издалека. Но с каждой секундой он слышался все сильнее и отчетливее. Его источник, несомненно, приближался.

Глава 34

Адриану пришлось резко вывернуть руль, чтобы избежать столкновения с другой машиной. Второй водитель резко затормозил, взвизгнули стирающиеся об асфальт шины, и вслед старому «вольво» профессора Томаса полетел протяжный сигнал клаксона. Оставалось только порадоваться, что на таком расстоянии не были слышны проклятия и ругательства, которыми наверняка проводил тот водитель выскочившего перед ним на перекресток на красный свет Адриана.

— Ну, извини. Признаю, был не прав, — пробормотал Адриан Томас, будто второй водитель мог услышать его или разглядеть виноватое выражение у него на лице.

— Адри, это плохой признак, — заметил Брайан, появившийся на пассажирском сиденье. — Ты перестаешь замечать, что происходит вокруг. Сделай-ка одолжение: постарайся сосредоточиться.

— Да стараюсь я, стараюсь, — несколько обиженным тоном отвечал Адриан. — Ну, отвлекся немного, с кем не бывает. Даже самые внимательные и собранные люди иногда допускают ошибки. Так что это, дорогой мой, еще ничего не значит.

— А вот здесь ты, старик, ошибаешься, — возразил ему брат. — И прекрасно это понимаешь. Ты понимаешь, я понимаю, мы оба это понимаем. А теперь, кстати, и тот парень, который чуть не въехал в тебя, тоже будет в курсе.

Глупо было бы срывать на брате раздражение, которое вызывали в Адриане все новые и новые проявления его болезни. При этом поделать с собой он ничего не мог.

— И как у тебя только хватает наглости лезть ко мне со своими советами и комментариями! — напустился он на Брайана. — Сам-то не стал дожидаться наших советов, не стал обращаться к близким людям за помощью, а все решил сам. Естественно, не подумав о том, каково придется нам, оставшимся жить после твоей смерти.

Брайан ответил с усмешкой:

— А тебе, братишка, никогда не приходило в голову, что я просто устал от заботы окружающих? Не хотел я, чтобы мне помогали, чтобы меня берегли, чтобы из-за меня переживали. Устал я от вашей заботы, а еще больше — от своих проблем. Я чувствовал, что мне уже ничто не помогает: мозг словно усыхает, и никакими таблетками это не остановить. Бесконечные разговоры с врачами, с такими же, как ты, психологами — и все впустую. Головокружения, страшные боли и ощущение обреченности. Я вдруг осознал, что мне уже никогда не избавиться от этого кошмара.

— Он, видите ли, осознал… Может быть, ты между делом и кандидатскую по психологии успел защитить? Что-то ты сегодня ерунду мелешь. Не верю я ни одному твоему слову.

На самом же деле за этими несколько грубоватыми словами Адриан пытался спрятать собственные переживания и тревоги. Брат был во многом прав — в первую очередь в том, что касалось необходимости быть внимательнее и, по крайней мере, не отвлекаться, когда сидишь за рулем. Был ли он прав и тогда, когда решил застрелиться? В отношении этого вопроса у Адриана уверенности не было.

— Прав ты был или нет, но в любом случае это решение было продиктовано трусостью, — уже подзабытым тоном старшего брата заявил Адриан. — К тому же ты мне столько проблем подсунул… Должен сказать, мне пришлось потратить немало времени и сил на то, чтобы уладить все вопросы, возникшие в связи с твоей внезапной смертью. А потом… потом началось самое трудное.

Адриан хотел дать брату понять, что тот, точно так же, как Кассандра и Томми, ушел из жизни, оставив после своей кончины гораздо больше вопросов, чем ответов. Впрочем, высказать это вслух он так и не решился. Адриану показалось, что он и так слишком многого требует от своего покойного брата.

Брайан же на некоторое время замолк. Профессор продолжал вести машину по улицам города. До квартала, в котором стоял дом Марка Вольфа, оставалось всего несколько минут. Адриан решил, что пора бы подумать над тем, в каком ключе стоит беседовать с маньяком-эксгибиционистом, пригласившим его на встречу. Любой следователь или частный детектив, подумал Адриан, наверняка догадался бы сам, какие именно результаты принесли поиски Вольфа во Всемирной паутине. Вне зависимости от того, что он там нашел, можно было сделать вид, что ничего особенного не произошло и что именно этого Адриан от него, собственно говоря, ожидал.

И вот, в то самое время, когда он всячески пытался сосредоточиться на загадке исчезновения Дженнифер, к нему в мысли совершенно бесцеремонно влез младший брат, которого, как казалось, в эти минуты гораздо больше интересовала его собственная смерть и все, что с ней было связано. Он заговорил с Адрианом таким тоном, словно тот уже измучил его бесконечными расспросами:

— Понимаешь, Адри, в какой-то момент я почувствовал, что оставил в прошлом какую-то часть самого себя. Причем часть немалую и очень важную. Я пытался найти эти частицы своего «я», пытался собрать себя воедино, но безрезультатно. Я оставил самого себя там, куда мне уже было не суждено вернуться. Моя жизнь превратилась в своего рода ширму… или заглушку, закрывающую бездонную дыру, которую мне так и не удалось ничем заполнить. Насколько я понимаю, такое бывает со многими, кто возвращается с войны. К счастью, не со всеми. Я же испил чашу так называемого посттравматического синдрома сполна. — Брайан немного помолчал, затем вздохнул и продолжил: — Понимаешь, братишка, я побывал там, откуда вернулись далеко не все. А ведь я тогда был еще очень молод, считай, совсем мальчишка. Я видел смерть, я сам убивал и в один прекрасный день понял: ни хрена я от этого не избавлюсь. Война всегда будет оставаться во мне, и, что бы я ни делал, как бы я ни пытался забыть ее, она всегда будет сидеть у меня в душе, выгрызая ее изнутри.

Адриану хотелось возразить брату: «Ты не прав, все на самом деле не так. Мы теперь гораздо лучше разбираемся в природе посттравматического синдрома и в методах его преодоления. На эту тему были проведены серьезные исследования, и я тебя уверяю: наука не стоит на месте. Да, в какой-то момент тебе пришлось тяжело. Но это вовсе не значит, что все ужасы войны останутся с тобой навсегда. Люди научились преодолевать этот барьер. Многие вернувшиеся с этой и других войн живут теперь совершенно нормально…»

Впрочем, говорить вслух он этого не стал. «Какой смысл, — подумал Адриан. — Говорить об этом надо было тогда, пока Брайан был жив. А сейчас уже поздно. Поздно и бессмысленно».

Адриану вдруг показалось, что он сумел хотя бы частично разгадать тайну ухода брата. Брайан вернулся из мира войны, из мира смерти и окунулся в мир закона. Он оказался зажат между рациональным и иррациональным. Ему, к сожалению, так и не удалось разобраться, что есть что и как отделить одно от другого. Внутри его словно что-то сломалось и рассыпалось, и он отчаянно пытался выстроить самого себя заново.

И не смог — вот и все.

Адриан повернул голову и посмотрел на сидевшего рядом с ним Брайана. Тот был одет в безукоризненно сшитый костюм — своего рода адвокатскую униформу. Брат был, как всегда, опрятен и собран. В то же время в его голосе слышались несвойственные ему мягкость и растерянность. Адриан едва узнавал брата. Тот всегда был человеком решительным и целеустремленным, способным сделать нелегкий выбор и биться за принятое решение до конца. Умел он и защищать своих клиентов так, словно их интересы были его собственными. Видеть его подавленным, слышать в его голосе признание поражения было не просто непривычно, но казалось совершенно невероятным.