Как две капли воды - Даниэла Стил

Но никто, ни один человек не мог предсказать эту счастливую дату. Война казалась бесконечной.

– Ты ему понравишься, – пробормотала Виктория, вгрызаясь в яблоко. Это был самый скромный праздничный ужин в ее жизни, но самый радостный. И она старалась не думать о сестре, потому что только с Эдуаром обрела настоящую жизнь. С Чарлзом она влачила жалкое существование.

– Интересно, что ты запоешь, когда увидишь Оливию, – фыркнула она.

– Не нужно, я боюсь. Сама мысль о том, что таких, как ты, двое, меня ужасает, – запросил он пощады.

Позже, лежа в постели, они долго говорили о своем детстве, о друзьях, любимых блюдах, ребяческих проделках. Эдуар упомянул о брате. Виктория поняла, что Эдуар горячо его любил, настолько, что решился заменить покойного у алтаря.

Они долго занимались любовью, и Виктория уже засыпала, когда почувствовала, что он нежно дотронулся до нее. Она открыла глаза и повернулась к Эдуару. В глазах его светился невысказанный вопрос.

– Вы находите, что нам следует потолковать, мисс Хендерсон?

– Не понимаю, о чем ты, – проронила она с таинственной улыбкой.

– Ты ужасная лгунья, – хрипло выдохнул он, продвигаясь ближе и гладя ее по животу. – Почему ничего не сказала?

В голосе Эдуара звучала неподдельная обида, и Виктории стало стыдно. Она нежно поцеловала его в губы.

– Я сама узнала всего три недели назад… и боялась… не знала, что ты скажешь…

Эдуар невольно рассмеялся. Живот Виктории набух их младенцем. Судя по тому, что она рассказывала о своих отношениях с Чарлзом, это явно не его ребенок.

– И сколько еще, по-твоему, тебе удавалось бы держать это в секрете? – шутливо допрашивал Эдуар. Подумать только, его малыш! Первый, несмотря на то что ему уже исполнилось сорок.

– Невзирая на обстоятельства, он был вне себя от радости, но суровая действительность вторглась в радужные Тебе нужно немедленно ехать домой, Виктория, – непреклонно объявил он, хотя сердце мучительно ныло при мысли о разлуке. Но сейчас главное – уберечь ее и ребенка.

– Поэтому я и молчала, – грустно призналась она. – Знала, что ты скажешь. Но не думай от меня избавиться. Я остаюсь.

– А я расскажу всем, что ты живешь по чужому паспорту, – отпарировал он, безуспешно стараясь казаться грозным.

– И чем ты это докажешь? – улыбнулась Виктория. – Смирись с неизбежным – я никуда не поеду.

– Нельзя же рожать здесь, – ужаснулся Эдуар, холодея при одной мысли о том, что она подвергнется смертельной опасности. Сейчас во всей Европе не найдешь спокойного местечка, кроме Швейцарии, так что лучше уж ей ехать в Америку, к родным. Но судя по ее виду, все уговоры бесполезны, и в глубине души он сам не хотел расставаться с Викторией.

– Все будет хорошо, – утешила она. Тяжелая работа ничуть не уменьшила ее привлекательности, и Виктория выглядела, как всегда, прелестной и женственной, разве что немного похудевшей, хотя аппетит у нее сделался прямо волчий.

– Но я не желаю, чтобы ты проводила на ногах по пятнадцать часов в день. И немедленно поговорю с полковником.

– Ничего подобного ты не сделаешь, Эдуар де Бонвиль, – набросилась на него Виктория, – иначе я пожалуюсь, что ты меня изнасиловал, и тебя отдадут под трибунал.

Она с видом полнейшего удовлетворения легла на бок и свернулась клубочком.

– Господи, женщина. Ты настоящее чудовище! У меня идея получше. Хочешь стать моим водителем?

– Шофером? – удивилась Виктория. – Прекрасно! По крайней мере буду работать, пока смогу уместиться за рулем. А мне позволят?

– Да, если я попрошу полковника. Думаю, это занятие полегче, если, разумеется, я вынесу твою манеру водить машину.

Он всегда жаловался, что она ездит чересчур быстро, а она в ответ называла его трусом.

Эдуар на это рассудительно указывал, что здесь Франция, а не Америка и у него пока нет причин совершать самоубийство. Вот и сейчас он согласился рискнуть жизнью ради бедного младенца.

Он засмеялся, но тут же нахмурился:

– Ты не шутишь, Виктория? В самом деле хочешь остаться? Тебе придется многое вынести.

Он знал, как она боится умереть в родах.– Хватит с нее одного несчастья. Здесь не место для беременной женщины, даже если роды пройдут без осложнений.

– Я хочу одного – быть с тобой, – шепнула Виктория. – И шагу отсюда не сделаю.

Что же, битва проиграна. Не стоило и затевать этот разговор. Остается лишь выяснить еще кое-что.

– Но ведь мы не женаты. Вынесешь ли ты людские кривотолки и общее пренебрежение?

– Мы женаты, дорогой. Только семьи у нас разные, – пошутила она.

– Ты совершенно аморальна, – вздохнул Эдуар, осыпая ее страстными поцелуями и чувствуя прилив такой всепоглощающей любви, какой никогда ни к кому не испытывал. – Но храбрости тебе не занимать.

И он снова взял ее, со всей страстью и нежностью. По крайней мере теперь нечего беспокоиться, что она вдруг забеременеет.

Глава 29

Рождество в Кротоне прошло куда спокойнее, чем в былое время, но зато на редкость дружно и согласно. Джефф громко восторгался подарками, а Чарлз и отец были на редкость щедры. К сожалению, Эдвард неважно себя чувствовал. Он уже несколько месяцев не мог оправиться от кашля, и за этот год пару раз был на грани пневмонии. Оливия с тревогой отмечала, как он постарел. Возможно, здесь сыграло роль исчезновение дочери, поскольку доктор считал, что с сердцем у него становится все хуже.

После праздников Доусоны вернулись в Нью-Йорк, но через два дня позвонила Берти и попросила Оливию вернуться. Отцу стало совсем плохо. Он снова сильно простужен и лежит в жару с высокой температурой. Доктор не уверен, что сердце у больного выдержит.

Берти хотела послать за ней Донована, но Чарлз Решил сам отвезти жену и взять с собой Джеффа.

Он боялся отпускать ее от себя. «Виктория» была на седьмом месяце и, по собственному мнению, чересчур раздалась для женщины, носившей одного ребенка. Но ее врач слышал только одно сердце и был уверен, что пациентка ошибается. Как ни странно, Оливия испытала при этом горечь разочарования.

Оливия поразилась, увидев, как ужасно выглядит отец. Совсем одряхлел, лицо серое, а волосы сверкают серебром.

– Не пойму, что с ним случилось, – рыдала Берти, ломая руки. И хотя оглядела Оливию с каким-то непонятным выражением, все-таки ничего не сказала, только громко высморкалась и вернулась на кухню, оставив хозяина в надежных руках. Жаль, конечно, что Оливии нет, – она понимала, как много старшая дочь значит для Эдварда, но хотя бы младшая будет с ним до конца.