Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

Но главную роль в жизни островитян играл морской промысел: добыча тюленей, моржей, китов; ловля трески, морского окуня и палтуса. Ведь он почти не зависел от смены периодов похолодания-потепления, от которого так страдало сельское хозяйство. Потому вяленная и солёная рыба, а так же рыбий жир были главным островным товаром.

Вообще местный рынок на поверку оказался вполне себе бойким. Помимо шерсти и сельди, исландцы экспортировали такие товары, как сыры, жир, лён, сукно, железную руду, тальковый камень и местных соколов, которых высоко ценила европейская знать. В обмен же сюда везли древесину, металлы, инструменты, муку, смолу, пшеницу, мёд, вино, пряности, притирания, краску, оружие, украшения, шелк, парчу, янтарь и предметы гигиены.

Вот только бойкость рынка никак не отменяла того, что остров постепенно приходил в упадок. Высшие чиновники и служители церкви после унии с Данией теперь вербовались только из датчан, а они, прибыв на остров, тут же обложили население тяжелыми податями и повинностями. Лучшие земли были объявлены собственностью датского короля. Масса формально свободных крестьян разделилась на бесправных держателей и немногих богатых хуторян.

Экономическое положение тоже ухудшилось, потому как Дания не испытывала той потребности в рыбе и шерсти, как это было раньше. Правда, ту же рыбу покупали ещё ганзейские и английские купцы, рыболовы и пираты. Но датская корона давно рассматривала их как опасных конкурентов и чинила им всевозможные препятствия. Торговля страны постепенно переходила из рук ганзейцев к датским купцам, которые сразу же принялись добиваться для себя монопольных привилегий и диктовать цены местным рыбакам и скотоводам. Они разделили Исландию на торговые округа, не разрешая жителям продавать или покупать товары вне своего округа. За нарушение полагались тюремное заключение или крупный штраф. Но любое действие, как известно, рождает противодействие. Вот и исландцы в противовес действиям властей всё чаще стали заниматься контрабандой. И дешевые контрабандные товары помогали очень многим островитянам сводить концы с концами. А потому простые жители не бежали с доносами к властям, считая контрабандистов кем угодно, только не разбойниками и негодяями.

Порт Рейкьявика, как ни странно, вовсе не походил на захолустный. Кораблей в нём, конечно, было не так много, как в том же Бергене, но и пустым его назвать язык не поворачивался. Кого тут только не было: баски, англичане, голландцы и даже поляки. Датские власти ещё не дошли до запрета зимовки чужаков, а потому порт был полон в любое время года. Зато каперы, разглядев на нескольких коггах гданьский флаг, аж облизнулись от предвкушения скорой охоты. Ведь даже князь, отправляя экспедицию, прямо сказал о возвожных встречах и желаемых последствиях. Так что этим купцам вернуться в родной город придётся явно не так, как они думают.

Но для начала нужно было решить вопрос с местными властями, которые уже пожаловали на борт в виде таможенной стражи. Увы, увидав королевское разрешение на торговлю, таможенники скуксились и как-то быстро свернули свою проверку. Зато Чурило успел выжать из бедного чиновника кучу интересной для него информации. И сразу же приступил к выгрузке привезённого товара, начав, разумеется, с "Новика". А то мало ли, поляки завтра в море засобираются.

К вечеру офицерский состав и часть команды сошла на берег, отдохнуть после долгого перехода. Вместе с ними сошёл и неприметный парнишка из тех, кого сам князь звал "ребятами Лукяна". Формально он не входил в состав экипажа, и весь переход провёл в основном в своём чуланчике, хотя был вполне общительным и знал множество интересных историй, чем быстро подкупил всю кают-компанию. И только Гридя знал, кто он такой на самом деле и для чего вышел в этот поход. Впрочем, задача была не такой уж и сложной. Парень должен был найти местных не совсем законопослушных торговцев и свести их с Григорием. Потому как покупать на острове серу по ценам, установленным датскими купцами, было просто глупо.

Работу свою новорождённый разведчик знал и уже к концу недели свёл Гридю и Чурилу с местным дельцом Йоном Ингольвуром, который и пояснил новоприбывшим, что за товаром нужно будет прибыть на северную оконечность острова, в поселение Акюрейри. Плату согласовали по бартеру: исландцы русским серу, а те им товары и продовольствие.

После встречи Чурило принялся активно сворачивать свои мероприятия, тем более, что основные товары были уже распроданы, а взамен приобретены местные, включая и немного серы. Однако прежде чем направиться на север, "Новик" всё же вышел на охоту…

Гданьчане, зазимовавшие в Рейкьявике, вышли в обратный путь вместе с купцами из Англии и Штральзунда, везя в своих трюмах бочки солёной сельди, руду, сыры и, конечно же, серу. Пройти мимо такого богатства Гридя никак не мог. А потому спустя полдня, когда ушедшие суда уже с трудом различались даже в оптику, вышел в погоню, зная, что его шхуна намного быстрее кургузых коггов, а ночи в это время и в этих местах светлые и короткие.

Подгоняемый попутным ветром купеческий караван неспеша шёл через океан. Ветер дул ровно, так что не было нужды маневрировать парусами, и команды наслаждались выпавшим отдыхом. Даже дозорные в "вороньих гнездах" начинали потихоньку клевать носом. Исландия, где они провели зиму, уже давно превратилась в облачко на горизонте, а впереди их ждал родной берег, жалование и нехитрые радости.

Впереди всех спешили англичане и баски, благо их корабли были куда быстроходнее ганзейских и потому ждать они никого не собирались. Никто ведь не договаривался идти одним конвоем, тем более что им было не совсем по пути. Вот и тащилась пятёрка ганзейских хольков сама по себе, постепенно отставая от семерых более скороходных товарищей.

На замыкающем ганзейскую колонну хольке "Морской конь" беспокойно расхаживал по шканцам старый шкипер, до рези в глазах вглядываясь в линию горизонта – не покажется ли где чужой парус. Увидав заходящие в Рейкьявик корабли русских, он сразу сообразил, что без последствий это не обойдётся. Вряд ли те просто так отпустят гданьчан, а значит, быть бою. Правда там, на Балтике, русские давно приучили всех, что никого, кроме купцов из Гданьска они не трогают, а значит "Морской конь", идущий под флагом Штеттина был, вроде бы, в безопасности. Но и не помочь брату-ганзейцу было как-то не правильно. Ведь именно на взаимопомощи поднялась Ганза! Вот и мерил старик шагами палубу, моля бога, чтобы русские всё же не погнались за ними. Однако, надеясь на лучшее, шлюпку спустить он всё же приказал. И место на палубе освободил и средство спасения приготовил, на случай, если команде придется всё же покинуть судно.

Но часы шли за часами, а позади так никого и не было видно. И старый шкипер позволил себе чуть-чуть расслабиться, как вдруг, словно в насмешку, раздался крик матроса из "вороньего гнезда":

– Парус по корме!

Шкипер побежал на ют, но корабль был ещё слишком далеко, чтобы понять, кто это. Вот только недоброе предчувствие сжало сердце.

Следующие несколько часов он постоянно оглядывался на чужака, который оказался вполне приличным ходоком и потихоньку нагонял ганзейский караван. Надежды же на то, что ночная темь скроет их, у шкипера не было, ведь летом в этих водах ночи практически нет. А кто может так упорно гнаться за купцами, не стоило и гадать, если учесть, что из пяти ганзейцев трое принадлежали Гданьску.

С утра русский капер оказался настолько близок, что стали различимы даже мелкие детали его корпуса. И на нём явно готовились к бою.

Впрочем, появление преследователя ещё с вечера развеяло сонное оцепенение, царившее на палубах торговых кораблей. Там тоже, как и на "Морском коне", спустили шлюпки на воду. А с утра разожгли фитили и зарядили орудия, по крайней мере те, у кого они были. Теперь же команды спешно облачались в доспехи (впрочем, у большинства это были просто куртки из толстой кожи, иногда даже обшитые металлическими бляхами), а лучники натягивали тетиву, готовя оружие к бою. Вот только боя, как такового не случилось.